Дьявол. Ставка на любовь

Не проронив ни слова, Высоцкий поднимается с кровати и, надев штаны, идёт открывать дверь. А я вскакиваю на ноги и в панике мечусь по комнате, стремясь побыстрее одеться.

Успеваю только натянуть бельё, когда тишину квартиры нарушают леденящие душу женские рыдания, заставляющие меня стремительно завернуться в покрывало и выглянуть в коридор.

Замираю в дверном проходе, видя, что к груди Максима припадает светловолосая женщина. Она что-то кричит ему в истерике. Слов разобрать невозможно — незнакомка буквально задыхается от эмоций.

— Что случилось, ма? — боец слегка встряхивает её за плечи, заглядывая в лицо. — Объясни нормально!

Ма?

Изучаю женщину с удвоенным интересом и сразу вижу сходство: светлые волосы, общие черты лица. Оказывается, Максим, как и его сестра, очень похож на маму.

— Что с твоим телефоном?! — взвизгивает женщина.

— Я отключил его на вечер.

— Правильно! У нас трагедия, а ты без связи!..

— Да что случилось-то?! — рявкает парень, теряя терпение.

— Твоя сестра попала в аварию! Машина загорелась!.. — кричит она и резко обмякает в руках парня.

Высоцкий бледнеет, я в ужасе ахаю и прикрываю рот ладонью.

— Неси её на диван, — тороплю бойца и, зафиксировав покрывало на груди, быстро иду в гостиную.

Хватаю аптечку, нахожу в ней нашатырный спирт и спустя несколько мгновений привожу женщину в сознание.

— Маша… — всхлипывает она в полубреду. — Я знала, что добром это не кончится. Этот бедовый мальчишка рано или поздно погубит мою дочь…

— Мне нужны подробности, — прерывает её сын, слегка хлопая по щекам. — Слышишь?

Увидев, что женщина находится в полуобморочном состоянии, он выругивается и уходит за телефоном. Кому-то звонит.

Стараюсь не задавать вопросов и не нервировать Максима ещё больше. Прислушиваюсь к обрывкам телефонного разговора, а у самой тревожно сжимается сердце.

— …Где это случилось? На какой трассе конкретно?.. — рявкает он нетерпеливо. — Таксиста этого пробей, скинь мне инфу. Давай, — сбрасывает вызов и снова набирает чей-то номер. — Да, я уже в курсе. Куда её увезли?.. Городской роддом? Ясно. Демон где?.. Понял, перезвоню.

Затаив дыхание, смотрю на парня влажными глазамии хочу поддержать его. Но не могу подобрать слов. Ситуация страшная, и я не знаю подробностей. Насколько всё серьёзно?

— Машка в роддоме, — спустя пару мгновений делится Высоцкий. — Экстренно прокесарили, с ребёнком нормально всё. Дём тяжелый. Пока неизвестно, что с ним будет…

— Ничего не будет, — неожиданно подаёт голос его мама. — Такие в огне не горят и в воде не тонут. Мерзавец! Он во всём виноват. — Женщина вытирает ладонью влажные щеки и только сейчас замечает меня, сидящую у её ног. — Это ещё что? — произносит, презрительно кривя губы. — Очередная твоя подстилка? Убери её от меня.

Её слова заставляют мои щёки гореть, будто от пощечин. В груди вспыхивает обида, на глаза резко набегают слёзы, горло словно сжимают железными тисками.

Унизить человека двумя фразами — это надо уметь. Меня словно змея укусила, и теперь её яд распространяется по всему организму.

— Ещё раз так её назовёшь — будешь извиняться, — звучит голос парня, пропитанный арктическим холодом. — Вика — моя…

Мать его не дослушивает — начинает рыдать громче прежнего и причитает о дочери. А я вдруг понимаю, что передо мной искусная манипуляторша, умеющая по щелчку пальцев менять роли. Больно ужалив, она стремительно занимает позицию жертвы. И это открытие поражает.

Но больше всего поражает, что Максим верит ей. Он смотрит на мать с тревогой и видно, что искренне переживает за её состояние.

— Нам надо срочно ехать к Маше! — требует женщина. — Я хочу убедиться, что с ней всё в порядке!..

— Мне нужно одеться, — кидает в ответ Высоцкий и подхватывает меня за талию, утягивая в спальню. — Она не в себе и не соображает, что несёт, — оправдывает он мать.

Никак это не комментирую. Сажусь на кровать и наблюдаю за сборами бойца. В груди полыхает возмущение и обида на несправедливость, но я держу их в себе.

Парень сейчас озабочен состоянием сестры и друга. Тем более между нами всё ещё висит напряжение после разговора о статусе наших отношений. Не хочется нагнетать обстановку ещё больше.

— Скоро вернусь. — Максим берёт моё лицо в ладони и коротко целует в губы.

Ему кто-то звонит, а из коридора поторапливает мать. Поэтому я не успеваю сказать, что собираюсь поехать домой. Молча провожаю Высоцкого взглядом и, услышав звук хлопнувшей двери, вызываю такси.

Пока такси несёт меня по улицам ночного города, я не могу избавиться от напряжения, которое железными тисками стягивает грудь, вызывая тоску.

То, что я не дождалась Максима, неправильно и эгоистично. Но меня тоже можно понять.

Я решилась на близость с ним, а его мать назвала меня подстилкой, заставив испытывать стыд за доверчивость. И это унизительно.

Вместо волшебного послевкусия, на языке горечь, будто я совершила ошибку. В голове путаница и сомнения, вызывающие желание убежать и спрятаться.

Что я и делаю.

Возвращаюсь домой в надежде укрыться от тяжелых мыслей. Но когда на пороге меня встречает мрачный отец, понимаю, что испытания сегодня ещё не закончились.

— Что с коленками? — цедит он, оглядывая меня с ног до головы.

— Упала.

— Издеваешься?

— Это правда.

— Такая же правда, как то, что ты была с подругой? — папа сводит брови на переносице. — Которая вернулась домой несколько часов назад. Без тебя.

— Ты…

— Позвонил её матери, потому что волновался, — кивает. — Не зря, как оказалось.

— Пап, я…

— Высоцкий, — выплёвывает он презрительно. — С ним была?

Тушуюсь под тяжёлым взглядом, мысленно придумывая отговорки. Но потом вспоминаю реакцию Максима на предложение скрывать наши отношения, и решаю расставить все точки над i.

— Да. С ним, — отвечаю ровным тоном. — И что?

Бросаю вызов отцу, глядя ему в глаза. А у самой поджилки трясутся. Ведь передо мной родной человек, которого я очень люблю и не хочу разочаровывать.

— Я его грохну, — выдаёт папа таким же ровным тоном.

И двигается к входной двери, по пути хватая с тумбочки ключи от машины.

— Папа, хватит! — встаю у него на пути. — У Максима сестра попала в аварию. Ему сейчас не до твоих разборок!

— Маша Старцева? — хмурится он. — Насколько всё серьёзно?