Дыхание бездны

– Нет, - отец схватил его за плечо, - у него очень толстая кость на лбу - топором не проломишь. Стой здесь.

Отец сделал пару шагов навстречу ползущему к нему чудищу, опустился на колени и прокричал плачущим голосом:

– О, Калилгу! Двух жирных оленей привел я сюда, ты съешь их, станешь сыт и силен!

Чудище издало шипящий прерывистый звук и заскользило быстрее.

– О, Калилгу!
– завопил отец во всё горло, - Блестит чешуя твоя и велик твой рот. Смотри, жирен я сам и сын мой! Съешь нас и станешь сыт и силен!

Тыгрынкээв, услышав такое, вытаращил глаза так, что посмотри на них кто сбоку, не отличил бы - где Калилгу, где Тыгрынкээв. Может, отец головой заболел - не вел же он сына через всю Чукотку, чтобы скормить его этому чудищу? Но увиденное им после заставило Тыгрынкээва на мгновение поверить в то, что умом повредился он сам. Чудище открыло рот так, что в него мог бы телёнок зайти, не пригибаясь, и принялось издавать прерывистые захлебывающиеся звуки. Тыгрынкээв смотрел на это, и чувствовал, как стекают по спине струйки пота и шевелятся волосы под вэчковыном.

Калилгу смеялся.

Хоть Тыгрынкээв и не любил ходить в нижний мир, но необходимость ходить туда возникала у него не раз и не два. И всяких чудищ, чертей и прочих кэле он насмотрелся предостаточно. Видел и невыносимо уродливых и необозримо огромных. Видел существ, почти прекрасных в своем смертоносном совершенстве и существ, не менее опасных, но тошнотворно омерзительных. Но ни одно из этих порождений чуждого мира не вызывало в нём такого нерассуждающего, почти животного ужаса, как хохочущий на снегу Калилгу. Топор выпал из его руки, но он этого даже не заметил.

Из ступора Тыгрынкээва вывел вид отца. Отец, держа в руке нож, спокойным шагом подошел к хохочущему чудовищу, нагнулся и сунул руку с ножом прямо ему в пасть. Тыгрынкээв встрепенулся, подхватил с земли топор и бросился к отцу. Но никакой необходимости в этом уже не было - Калилгу дернулся, изогнулся дугой и упал набок, подняв клубы снежной пыли.

– Отец!
– вскрикнул Тыгрынкээв, бросаясь к нему. Добежал до головы Калилгу, держа перед собой топор, обошёл её кругом и наткнулся на отца. Тот спокойно стоял возле белого брюха чудовища и задумчиво его осматривал.

– Чего кричишь?
– недовольно сказал он подбежавшему сыну.

Тыгрынкээв посмотрел на невозмутимого отца, на неподвижно лежащего Калилгу и опустил топор.

– Зачем так опасно убивал? Ты знал, что он смеяться будет?

– По-другому не убили бы. Сердце у него маленькое и глубоко внутри - даже китобойным копьем не достать. Мозг от глаз далеко и лоб очень твердый. Через рот его легче всего убить.

Тыгрынкээв вздохнул.

– Теперь что делать будем?

– Желудок у него между плавниками, - сказал отец, протягивая нож, - режь.

– Между... чем?
– Тыгрынкээв взял нож, посмотрел на мертвого Калилгу и действительно - под головой чудища торчали в разные стороны не лапы, как ему сначала показалось, а плавники. Да и вообще...

– Откуда знаешь все? Како! Он же... рыба?!

– Как такое может быть? Похож на рыбу, да, - без тени удивления в голосе сказал отец, - а на какую?

Тыгрынкээв сделал два шага назад.

– Гольян! Да, сейчас вижу - гольян. Только большой, будто все гольяны озера в одного собрались. Но почему? Еще он смеялся!

Отец усмехнулся и ткнул рукой в брюхо гигантской рыбины.

– Оттуда и знаю. Разве ты гольяна никогда не потрошил? Солнце садится, сейчас темно совсем будет. Режь!

К удивлению Тыгрынкээва, громадный желудок рыбины был почти пуст: парочка полупереваренных рыбешек среднего размера, какие-то бесформенные ошметки, волокнистые комки чего-то коричневого: видимо, водоросли, тягучая коричневая слизь - и всё.

– Он наверно голодный был, - сказал Тыгрынкээв, вытирая руки об снег.

Отец согласно кивнул:

– Очень большой стал - плохо. Скоро бы на берег выходить начал - людей искать, оленей. Вовремя я его убил.

Присел перед извлеченной из желудка рыбины дурно пахнущей массой, поворошил её рукой, пропустил между пальцев кусок чего-то мягкого.

– Что ты ищешь?
– спросил Тыгрынкээв.

– Не знаю, - Отец вздохнул, - наверное, кость. Небольшую. Такую, чтобы её крупный гольян мог проглотить.

Вытер руки, встал.

– Надо дрова рубить, костер жечь. Темнеет, так не найдем.

Тыгрынкээв не двинулся с места.

– Кость? Он её переварил давно...

– Керек. Не переварил. Это не просто кость, это гыргыр .

– О!
– Тыгрынкээв полез за пазуху, - тогда по-другому надо.

Достал череп, надел на голову. В мире людей солнце уже давно скрылось за горизонтом, и тушу Калилгу поглотил мрак, но в мире духов солнца никогда не было. В мире духов всегда был день - тусклый, серый, но день. Тыгрынкээв осмотрел лежащую на боку громадную рыбу, потом раздвинул руками разрез на брюхе, заглянул внутрь и сразу увидел искомое - что-то светилось тяжелым красным светом в задней стенке желудка. Тыгрынкээв обхватил предмет пальцами и вздрогнул - ощущение недоброго чужого внимания охватило его. Ветер иномирья словно стих на мгновение, на мгновение замерло вечное движение вокруг шамана, замер и он сам. Низким шёпотом кто-то сказал фразу на незнакомом языке, неуловимо быстро пробежали по округе легкие тени, и ветер - нормальный ветер нормального мира - так сильно дунул ему в спину, что рогатая маска упала с его лица и Тыгрынкээв, с испуганным вскриком, сел на испачканный снег.

Раскрыл ладонь, присмотрелся, и, несмотря на темноту ночи, разглядел на белой ладони что-то темное, продолговатое и слегка изогнутое. Тыгрынкээв ощупал предмет - он оказался похож на маленький - в два пальца длиной - моржовый клык. Только клыки круглые, а этот был плоский, со слегка зазубренными краями. А еще очень он был необычный - даже без маски, просто держа его в руках, Тыгрынкээв ощущал исходящую от него недобрую силу. Очень-очень недобрую и очень-очень сильную.

– Вот, - Тыгрынкээв протянул руку отцу, чья кухлянка смутно белела рядом с ним, но он отшатнулся.

– Нет, - сказал, - это предназначено тебе. Не давай никому.

Тыгрынкээв нахмурился.

– Но что это? Отец, сегодня уже кончилось. Ты расскажешь всё или мне назвать тебя лжецом?

– Это кость Калилгу, - со значением сказал отец.

Тыгрынкээв фыркнул.

– Нет!
– голос отца зазвучал с раздражением, - то, что я убил, это не Калилгу. Это просто рыба - гольян, который проглотил кость. Последнюю кость Калилгу, хранящую в себе его душу. Дух Калилгу сделал рыбу такой большой и умной. Дух Калилгу смеялся, когда подумал, что я принял большую рыбу за самого Калилгу.