Дыхание дьявола

Я дважды выстрелил ему в затылок.

Я постоял с минуту, дыша медленно и осознанно.

На первой ступеньке, ведущей к дому и остальным, сидел Феликс и смотрел на меня сквозь дождь с демоническим блеском в черных глазах.

"Сделай это, - сказал он, медленно поднимаясь на ноги, вытянув руки по обе стороны от себя в издевательском распятии.

Однажды ты будешь молиться нам.

Мои грехи, моя вина, моя слабость и ужас - все это было со мной. И дьявол, он тоже был там, его хвост скользил между моих ног, его когти брали меня за руку, уверяя, что все будет хорошо.

"Сделай это!" крикнул святой ада над бурей.

Я посмотрел Феликсу прямо в глаза. Затем я выстрелил ему в лицо.

Он упал назад и скрылся во тьме, захлебываясь кровью и дождем, а я отшатнулся и выронил пистолет.

Из темноты появилась светловолосая женщина.

Безумные молитвы тех, кто наблюдал за ней, стали громче.

Ее лицо исказилось, жутко перекошенное дождем и безумием. То самое лицо, которое я видел раньше, вынырнуло из темноты, демоница - ведьма - дунула в ее раскрытую ладонь и рассеяла облако тумана, обдавшее мое лицо.

И вдруг мы вместе упали назад. Мы приземлились на мокрый песок, она лежала на мне, ее обнаженное тело блестело, когда она извивалась, а руки все еще сжимали мое лицо. Я тщетно пытался обхватить ее крошечную талию, но мои руки скользили вверх по ее спине и ягодицам.

Я хотел снять ее с себя. Я хотел встать. Я хотел убраться отсюда подальше. Но ничего из этого я не мог сделать. Вместо этого я лежал, быстро моргая и пытаясь разглядеть сквозь дождь фигуры в мантиях, наблюдавшие за мной сверху, но они пропали из виду. Все, что я мог видеть, - это лес неправдоподобно белых блестящих лиц, разбросанных по холмам, как в страшном сне, - отделенных и больше не человеческих, лиц без носов и ртов, только пустые, черные, безжизненные глаза.

Женщина прижималась ко мне, и мое тело отзывалось, твердея под ней, когда она снова и снова прижималась тазом к моему, а ее руки держали мое лицо с такой страстью, что казалось, будто ее пальцы в любой момент проломят мою плоть, чтобы она могла проникнуть внутрь меня этими нежными пальцами. Ее губы коснулись моих, и ее язык зашевелился, как змея, протискиваясь к моему рту, пока не оказался внутри.

Мы перевернулись, и я оказался на ней, прижимая к себе ее маленькую фигурку, и стал целовать ее еще крепче, встречая ее толчки своими, а она возилась с моими брюками, освобождая меня от них и стягивая их. Я знал, что они там, остальные, смотрят и произносят свои ужасные молитвы, но я не мог остановиться. Ее руки освободились от моего лица и обхватили мой член, направляя его ближе, а ее ноги обхватили мою поясницу.

Дождь не прекращался, и буря бушевала, пока я входил в нее.

Мои руки нашли ее нежное горло и сжали его, а я трахал ее все сильнее и сильнее, все глубже погружая ее маленькое тело в мокрый песок. Я слышал, как ее приглушенные крики переходят в рвотные позывы, когда я выжимал из нее жизнь, но я продолжал трахать ее дикими толчками, пока наконец не отпустил ее горло. Я приподнялся над ней и почувствовал, как моя рука сжалась в кулак. Я откинул ее назад, готовый ударить по ее прекрасному лицу, уничтожить его костяшками пальцев. И когда ее глаза расширились, а изо рта потекла струйка крови, она улыбнулась и уперлась в мою эрекцию, заставляя меня входить в нее еще глубже.

Но под дождем все расплывалось и превращалось в нечто иное, и все, что я мог видеть, - это жалкого старика и то, как я мечтал разбить ему лицо этими же кулаками. Сколько раз я фантазировал о том, как причиню ему боль так же, как он причинил боль моей матери, как он причинил боль мне. Скольких людей я избивал и пытал за деньги, каждый раз представляя, что это мой отец? Могу ли я вспомнить? Было ли какое-то число, которое могло бы придать всему этому смысл, как-то оправдать мое насилие и разврат, мою ярость против тех, кто ничего мне не сделал?

Молитвы звучали все громче, они кружились вокруг нас, как ветер и дождь, и от этого становилось только хуже. Темнее... чернее... ужаснее...

Женщина улыбнулась, показав свои яркие белые зубы, теперь измазанные кровью и слюной.

Я обрушил кулак на ее лицо и трахал ее до тех пор, пока дождь и влага между ее ног не хлынули на нас, забрызгав наши животы и груди. Я снова ударил ее, на этот раз сильнее, и продолжал трахать ее, несмотря на то что все, что брызгало между нами, превратилось в кровь. Ее кровь. Моя кровь.

А потом она исчезла. Лицо больше не ее, не моего отца, а кого-то другого, и моя ярость и бессмысленная жестокость сменились стыдом. Я закрыл глаза и рухнул на пляж, скатываясь и вжимаясь лицом в мокрый песок, надеясь, что он задушит меня и положит конец этому ужасу.

Папа?

"Нет! Черт возьми, нет!"

Не грусти, папа.

Маленькие пальчики потянулись в песок, нашли мои глаза, осторожно вытерли с них слезы, затем нашли глазницы и надавили, медленно, глубоко вонзаясь. Мучительная боль пронзила мой череп, когда ее пальцы пробили мои глазные яблоки с отвратительным чавкающим звуком.

"Остановись, пожалуйста, ты убиваешь меня!"

Из дыр, где были мои глаза, пузырилась сухая пена и текла кровь.

Что случилось с твоим лицом?

Я упал вперед и рухнул на женщину, ее лицо прижалось к моей шее, я прижался губами к ее лицу, пробуя ее кровь на вкус, когда она стекала в мой рот и в горло, покрывая его тошнотворным металлическим привкусом, который был одновременно тошнотворным и соблазнительным, таким первобытным, сырым и заразительным.

Приди и посмотри, папочка. Приди и посмотри.

Над звуками нашего сбивчивого дыхания и учащенного биения ее сердца я снова услышал молитвы остальных, теперь уже более отчетливо, над грохотом бури.

Приди и посмотри.

И я увидел.

* * *

Король наблюдает за происходящим со своего трона, стены вокруг него запятнаны кровью и запёкшейся кровью, а потолок покрыт пауками.

Моя голова кружится, кажется, будто она отделяется от остального тела и летит через всю комнату, летит над костями и кровью, сыростью и холодом. Но когда я пытаюсь встать и не могу, мое лицо ударяется о кафельный пол и напоминает мне, что я вовсе не свободен улететь, а привязан к этому ужасу, а он - ко мне.

Стало темно. Я вижу, как ночь вползает в дом через выбитое окно, как тьма поглощает туман, пожирая его так же, как безумие пожирает меня, пожирая изнутри, как прожорливый паразит.

Кто-то идет по длинному и темному коридору в сторону комнаты. Я не вижу, кто это, но вижу, как сквозь темноту приближаются черные ботинки, и вдруг этот кто-то хватает меня за лодыжку, крутит вокруг себя и без усилий тащит по полу, как тушу, - моя грудь, живот, лицо и руки скользят по окровавленному, усыпанному костями полу, а сверху пробуждаются пауки.