Дыхание Осени

Деймут подумал с минуту... и кивнул.

***

Мунт задумался. Он едва успел стряхнуть сон, а теперь приходится вникать в эти новости, разбираться в тонкостях взаимоотношений Деймута с викарием. Разумней будет отложить разговор и поразмыслить в тишине.

– Что ж, дети мои, - по-прежнему медленно произнес архиепископ, - вы совершили трудную капанию и, ничуть не сомневаюсь, держались мужественно и кротко, как надлежит добрым детям Церкви. Однако час поздний, и доблестным воинам требуется отдых. Завтра в час утренней молитвы жду вас в крепостной часовне, помолимся вместе, затем обсудим положение... это трудное положение, в которое ввергнут ныне Мир и империя.

– Благодарю за приглашение, - развязности в тоне Деймута даже прибавилось. Он уже перешел опасную грань, за которой начиналось неуважение и прямое оскорбление главы Церкви, и сознание того, что оскорбление уже нанесено, придавало королю дерзости. Отступать хоть так, хоть этак уже поздно, - но с рассветом мои рыцари выступят на юг.

Мунт поморщился и, похоже, собирался что-то возразить, но Деймут не смолкал.

– Гномы топчут землю империи, землю моего королевства. Пришло время устремиться на нелюдей, как вы меня призывали. Помните собственные слова, сказанные моему посланцу - здесь, во Фраге? Я откликнулся на ваш призыв, теперь прошу о взаимной услуге. Позвольте братьям из Белого Круга сопровождать меня в новом походе, тем более что они сами этого хотят. Вот отец Брак и его сотник сами просились со мной. Верно?

Анноврец со значением поглядел на отца Брака, тот ответил таким же выразительным взглядом и чуть склонил голову. Пантомима не укрылась от взгляда Мунта, но тот не мог взять в толк, что означают эти кивки и взгляды.

– Но воины нуждаются в отдыхе, - заметил Мунт. Он уже не надеялся оттянуть принятие решения и возражал по инерции.

– Вера придаст нам сил!
– торжественно и фальшиво провозгласил король.
– Благословите, ваше высокопреосвященство.

– Присоединяюсь к этой благочестивой просьбе, - склонился перед главой Церкви викарий.
– Благословите. И мы выступим с рассветом.

Архиепископ переводил взгляд с одного на другого, за их спинами мялись и сопели рыцари Неллы, как будто безучастные ко всему. Этих беспокоило лишь одно - чтобы им позволили сейчас - поскорей завалиться спать, а завтра - поскорей отправиться в собственные земли. Ни в ком из присутствующих Мунт не находил поддержки, все желали поступать наперекор. Что оставалось делать архиепископу? Наказать людей, спешащих на бой с нелюдями? Отказать им в праве сражаться за империю? Нет, немыслимо.

И Мунт неохотно произнес:

– Благословляю, дети мои. Да пребудет с вами дух Гилфинга Воина, да укрепит вас вера в него. Я стану неустанно молиться за успех вашего благочестивого подвига.

Имя Велитиана так и не прозвучало - ко всеобщему удовлетворению.

***

Церковные солдаты по-прежнему оставались самой дисциплинированной частью войска, возвратившегося из Феллиоста. Если другие воины расположились кое-как и зачастую просто лежали вповалку, как придется, подле обозных повозок, то братья Белого Круга развели костры, которые образовали круг. В центре - обоз и ставка викария. Там одиноко сидел Вель. Его теперь все сторонились, даже Кенгер. Сослуживец и прежде отдалился от принца, когда тот сделался командиром, ну а теперь, узнав тайну Велитиана - и вовсе держался подальше.

– Твое имя вовсе не прозвучало, его высокопреосвященство о тебе ничего не знает, - объявил Брак, - пока что ничего.

Велитиан поднял голову, помолчал, потом снова уставился в чахлое пламя костра.

– Все прошло успешно, - продолжил Брак, присаживаясь.
– С рассветом выступаем. Этот король Деймут недостаточно благочестив и почтителен с его высокопреосвященством, зато он энергичный юноша и умеет добиваться своего.

– Да, - коротко ответил Вель.

Он не хотел быть невежливым, но сказать принцу было нечего. Он принял к сведению то, что поведал викарий.

– Тебя не беспокоит собственная судьба?
– вдруг спросил Брак.

– Почему же... Беспокоит, конечно - не больше, чем любого другого смертного, но и не меньше.

– По-моему, ты странно равнодушен. Ты же знаешь, что Деймут глядит на тебя, как на собственность, на разменную монету в собственном торге. Разумеется, я сделаю все, что от меня зависит, чтобы уберечь тебя, сын мой... но моих сил наверняка будет недостаточно.

– Я благодарен вам, отче. Гилфинг свидетель, я не стою такой заботы.

– Любой из нас стоит заботы, - возразил викарий. Ему отчаянно хотелось поддержать парня, сказать что-то ободряющее, но нужные слова не приходили. Тогда он просто повторил.
– Я сделаю все, что меня зависит. И наши братья, они все благодарны тебе. Если людская благодарность хоть что-то значит, они будут на твоей стороне.

– Все в руках Гилфинга Светлого. Не будем загадывать. В конце концов, что может со мной случиться? Я же готов отправиться в Ванетинию к брату. Ничего более скверного мне на ум не приходит, а к этой встрече я давно готов.

– Не будем говорить о далеких событиях. Ты верно сказал: все в руках Гилфинговых. Но сейчас, что ты ждешь сейчас? Нам предстоит поход, что ты об этом думаешь?

– Рано думать, пока нам ничего не известно. Где гномы? Сколько их, куда направляются? И чего хотят?

– А когда ты будешь все это знать, что тогда?

– Тогда буду биться с ними. Я буду, вы, отец Брак, и другие тоже. Я собираюсь сражаться и хоть отчасти искупить собственные грехи.

– М-да...
– теперь Браку было нечего сказать.
– Что ж, давай отдыхать? Завтра начинается новый поход.

– Это верно.

Велитиан поднял голову, огонь костерка осветил правильные черты, в глазах блестели отсветы пламени, эти глаза казались огромными из-за теней, которые прикрыли верхнюю часть лица. Браку показалось, что принц в точности походит на изображение с фрески, которую он мельком видел, проезжая через Ванетинию.

– Иногда, когда я гляжу на тебя, мне кажется, я вижу ангела, - пробормотал викарий.

– Нет, отец Брак, я вовсе не похож на ангела, - Велитиан попытался улыбнуться и не сумел.
– Наоборот, я самый большой грешник, какого знал этот Мир.

ГЛАВА 18 Вейвер в Сантлаке

После того, как прозвучало имя знаменитого мятежника, в комнате все замерло, люди словно обратились в статуи, жить продолжали лишь их тени, которые колебались и дрожали на стенах в такт с неровным мерцанием свечей. Да Аньг, которому все было нипочем, продолжал весело таращиться на стены, по которым ползали длинные тени - его забавляла игра света.

Алекиан поднял руку... и медленно провел ладонью по лицу. Похоже, он собирался сделать некий жест, но передумал. Императору было тяжело - нужно принять решение, потому что он больше не знает готовых ответов.