Дыхание проклятого

Может, если бы меня окутал страх смерти, я бы нашла в себе больше сил, но... Но его не было. Вместо этого я подумала , что кроме меня уничтожить дневник не сможет никто и тогда мир безнадежно погрузится в хаос, и все города постигнет такая же участь, как Олонд. Эти мысли заставили взять себя в руки и собраться с духом.

Мы бежали среди незнакомых улиц,изрeдка сворачивая то влево, то вправо. Впереди замаячила большая площадь, где уже толпились тысячи людей.

– Их сгоняют в одно место, – пробормотала я, – как животных на скотобойне...

Витор дернул меня в темный проулок и приложил палец к губам, призывая молчать .

Тело содрогнулось от новой волны непонятных болезненных импульсов. Я сомкнула зубы, не позволяя звукам вырываться наружу. Могла бы закрыть ладонями рот,так бы и сделала, но они сейчас годятся разве что на перекус в голодный год. Хорошо прожаренные с хрустящей корочкой.

Мимо проулка пронеслись затянутые в черную форму маги,и лишь один задержался напротив. Он всматривался в темноту и мне казалось, что он видит нас. Но нет. Он обвел взглядом стены вокруг, оглянулся назад и побежал вслед за остальными. Нам помогли сгустившиеся над городом сумерки.

лощадь была в паре сотен метрах от нас. Мы осторожно, не высовываясь из укрытия, наблюдали за происходящим.

В первых рядах толпы я разглядела старуху Нострейн. Она выглядела невозмутимой и непоколебимой. На ее морщинистом лице застыло смирение и превосходство.

Ее род помогал становлению современного королевского уклада, они тоже убивали людей, но не делали это вот так – ради того, чтобы убить. Они лишь защищали простой народ от восставших. Я могу представить, как тяжело ей наблюдать за творящимся бесчеловечием. Наверняка и ее родные погибли за тот мир, который до недавнего времени спокойно существовал. Больнее всего наблюдать как то, за что боролся ты или твои предки не жалея себя, безжалостнo рушат люди с раздутым самомнением, давшие себе право вершить судьбу тысяч людей.

Бандиты взяли людей в кольцо, лишь переглядываясь между собой.

Из толпы доосились мольбы о пощаде, просьбы отпустить хотя бы детей, но они лишь усмехались.

Витор сжал челюсть, костяшки пальцев на кулаках побелели от силы. Осознание, что ничего не можешь сделать, гораздо хуже, чем осознание скорой смерти. отом в памяти так или иначе будут всплывать лица всех этих людей, объятых ужасом,и укор внутри себя, что ничего не сделал, не спас, не помог...

На темном небе начали появляться первые звезды. До нас донесся тихий голос мальчика:

– Мама, давай вместе посмотрим на звезды... последний раз.

Слезы побежали у меня по лицу.

Свет от огромныx, размером с приличный снежный ком боевых шаров, разом вспыхнувших в руках бандитов, озарил лица горожан. Старуха Нострейн смотрела на нас... Она улыбнулась, словно прощаясь,и едва заметнo кивнула.

Витор рассудил этот жест по–своему и прежде, чем шары пустили в действие, втолкнул меня в стену позади нас.

Портал вывел нас на холм, где одиноко стоял один единственный дом.

– Где мы? – задала я вопрос, а Витор уже стоял у края обрыва.

Я пoдбежала к нему. Внизу, немного дальше от нас, распростерся Олонд. Пустые дома, в которых уже никогда не загорится свет, пустые улицы, по-прежнему освещаемые магическим светом...

Яркая вспышка в самом центре города заставила сердце сжаться.

– Олонда больше нет, - холодно произнес Витор.

Раньше я бы посчитала, что ему глубоко безразлична судьба всех тех людей, нo теперь я знала... Внутри его сердце также болезненно сжимается, как у меня.

Дома людей начали вспыхивать огнем. дин, другой... и вот уже весь город полыхает, алым пламенем озаряя звездное небо.

Старуха Нострейн была права. Эту ночь не пережил никто. Кроме нас.

ГЛАВА 4. Мое чужое тело

Мне не лучше и не хуже.

Мне – никак.

Э. М. Ремарк «Триумфальная арка»

Распростертый внизу город неумолимо превращался в одно лишь воспоминание. Слишком коротким выдалось мое знакомство с Олондом. Слишкoм коротким.

Я не могла больше смотреть на безжалостное уничтожение целого города,и села на деревянное крыльцо небольшого домика. Вокруг росла густая трава по пояс. Здесь давно никто не жил.

Витор стоял у края обрыва и изредка шевелился. Он – непостижимая загадка,тайна, покрытая мраком. Снаружи – холодный, расчетливый темный. Внутри... никому неизвестно, что у него внутри. Кажется, даже ему самому.

Внутри колыхнулось желание подойти, обнять его и попытаться убедить, что он не виноват, что спасение всех тех людей было нам не по силам... Но от этих мыслей стало тошно. Не от навязываемого Хранителем Рода желания обнять, а от мыслей, что мы ничего не могли сделать.

Может, мы могли, но ничего не сделали. Кто знает? Останься мы там, получилось бы нам спасти хоть кого–то? Остались бы мы живы? Терзаться сомнениями о сделанном выборе тяжело, корить себя за несделанное бессмысленная трата моральных сил.

Как бы там ни было, лица горожан долго будут преследовать меня в кошмарных снах. В этом я уверена.

– Ничего не проходит бесследно, - тихо произнесла я.
– Гром сполна получит все, что заслужил.

Витор поднялся на крыльцо.

– Меня тешит мысль о его мучительной смерти.

Он отворил скрипучую дверь и скрылся в темноте дома.

Прозвучало жутковато, но , если быть откровенной, меня эта мысль тоже радует. Пускай неправильно вершить самосуд, навешивать ярлыки «виновен» и «невиновен», я не изменю свое мнение. Гром должен на собственной шкуре ощутить всю боль, все страдания, которые он принес людям. Он надолго запомнит тот день, когда решил стать наравне с Богами и возвел себя в ранг неприкасаемого.

Тусклый блеклый свет прорывался из темноты дверного проема.

Дом состоял из одной единственной комнаты, где теперь горел старый, но хорошо сложенный, камин. Витор в обшарпанном кресле сидел напротив и крутил в руках карманные часы с длинной цепочкой.

Я впeрвые видела Витора таким... живым. Я видела, как он борется со своим гневом, направленным на Грома, на его людей. Не будь меня с ним, он бы уже наверняка пытался открутить Грому голову.

Я поставила рядом с креслом стул, спинку которого составляла одна кем–то погрызенная перекладина.