Дык

– Хм, а ведь это ты, Мирон, того...

Мурзик лениво задергал ногами и противно мяукнул.

– Мирон ты, или нет?
– спросил Фтородентов.
– Шибко толстый котяра. Свинья свиньей. Митьком хочешь быть? Будешь. Вот снесу тебя к Антонычу, окрестим Мироном, и будешь митьком. Дык...

Решив таким образом судьбу бедного Мурзика, Василий открыл сумку, выбросил оттуда штаны и свитер, засунул внутрь недовольно мяукающего кота и пошел вниз, прочь из дома, где его уже никто не любил.

Глава вторая,

Крещение Мирона

Вы ошиблись, прекрасная леди -

Можно жить на земле и без вас.

Саша Черный

Добравшись до котельной, где по митьковскому обыкновению работал Антоныч, Фтородентов постучал в закрытую дверь.

– Дык?
– спросил изнутри хриплый пропитый голос.

– Елы-палы, - ответил Василий ("Мяу," - проорал Мурзик. Не хотел, наверно, креститься. Тоже мне, атеист!) и дверь зашуршала замком.

– М-м-м...
– замычал бородатый мужик, открывший скрипучую дверь.
– Братишка! Василь Федорыч! Родненький ты мой! Василечичек!

– А-а-а!
– обрадовался Фтородентов.
– Сергунчик!

Братишки обнялись. Долго сжимая друг друга в объятиях, они орали на всю котельную "Дык! Елы-палы! Все мы под колпаком у Мюллера!", изощрялись в цитировании самых подходящих для момента фильмов.

– Однако, - наконец успокоившись немного, сказал Василий.
– Вот тут животинку принес, христианская душа, а не православный!

– Где?

Василий похлопал по сумке, Мурзик вытащил голову и мрачно глянул на братишку митька.

– Класс!
– восхитился Сергей.
– Прям тигра! Антоныч! Глянь глазом!

– Дык...
– из темноты, шаркая одетыми на босу ногу галошами, вышел Антоныч, как и все бородатый, в телогрейке на голое тело и синих в горошек трусах.

Посасывая короткую трубочку и выпуская время от времени изо рта дым, Антоныч молча взял кота за шкирман, поднял к свету, осмотрел. Во время его махинаций митьки стояли затаив дыхание, ожидая, что скажет самый крупный авторитет по котам.

– Ничо котяра, - удовлетворенный осмотром, заявил, наконец, Антоныч.
– Хоть в суп...

– Окрестить бы христианску душу, - сказал Фтородентов.

– Эт можно, - Антоныч прошел к котлу и сунул кота в воду.
– Как назовем?

– Мироном.

– А, ведь это ты, Мирон, Павла убил, - хором сказали Антоныч и Серега.
– Дык, елы-палы!

Кот барахтался в воде и истошно орал благим матом.

– Эк орет-то, - добродушный Антоныч сунул кота поглубже.
– Во имя отца, сына и святаго духа нарекаем тебя, однако, Мироном Васильевичем.

Вынув одуревшего от ужаса кота, Антоныч встряхнул его и посадил на горячую трубу.

– Почему Васильевичем?
– спросил Вася.

– Братишка он нам, - объяснил Антоныч, почесывая спину. Однако, недурно бы отметить... Елы-палы...

– Оппаньки!
– сказал Фтородентов.
– Дык, ведь меня, однако, жена ушла. Денег нет!

– Не в деньгах счастье, - мудро изрек Антоныч, - Серега, доставай.

Серега бросился вглубь котельной и вытащил оттуда рюкзак с портвейном.

– Слава труду!
– сказал Антоныч, откупоривая первую бутылку.

Пока братишки отмечали крещение новоявленного митька, Мирон пригрелся на батарее, облизал себя с ног до головы и задремал. Судя по всему, смирился со своей теперь уже нелегкой митьковской судьбой.

Глава третья,

Как Фтородентов попал под машину, и что из этого вышло

Я снова у вас в гостях,

Вы молоды также, ребята,

И снова портвейн на столе,

Как в семьдесят пятом...

"Урфин Джюс"

На следующее утро Фтородентов проснулся от сильного грохота. Громыхал голодный Мирон, гоняясь по котельной за огромной крысой. С голодухи в Мироне, видимо, проснулся боевой дух предков, он дико орал, прыгал, ронял лопаты, ящики, бутылки из-под портвейна.

– Скотина!
– заорал проснувшийся Антоныч.
– Всю посуду поколотишь, чтоб тебе сдохнуть на помойке!

– Замуровали демоны!
– немедленно отозвался Василий.

Мирон словил крысу, откусил ей голову и, жадно урча, начал пожирать.

– Однако, молодец, - похвалил Антоныч.
– Шибко до-фига крыс развелось, авось с голоду не умрет...

– Дык, - сказал Фтородентов, гордый за своего кота.

– Елы-палы, - завершил разговор Антоныч.
– Однако, Сергунчик-то спит, родимый... Бутылочки бы в магазинушку отнесть, еще ба купить чо выпить...

– Дык, - Фтородентов почесал лохматую голову.
– Это было бы в кайф.

Они растолкали ничего не понимающего сонного Серегу, вручили ему в руки васину спортивную сумку, набив ее предварительно бутылками. Серега долго не понимал, чего от него хотят, а когда понял, заахал:

– А-а-а... Они, значит, оттягиваться здесь будут, лежать на топчане (топчана, кстати, в котельной не было), плевать в потолок, а браток Сереженька по грязным улицам да в урловый магазин... Шибко несправедливо! Это этот, как его, волюнтаризм!

– Попрошу в моем доме не выражаться!
– воскликнул Антоныч, сидя на стуле с тремя ножками.

– А чо я сказал-то?
– по сценарию завопил Серега.
– Чо я сказал?

– Дык, это, так уж и быть, - сказал Фтородентов.
– Давай я схожу.

– От настоящий браток!
– возрадовались Антоныч и Серега, причем при этом Антоныч плюхнулся на раскладушку и начал бить себя по голому пузу, а Серега сплясал некое подобие лезгинки, вызвав изумление у оттягивающегося Мирона.

Василий, подхватив сумку, вышел на освещенную солнцем улицу, зажмурился и радостно зашагал в магазин.

Не успев пройти и двадцати шагов, он был самым непредвиденным образом остановлен. Визг тормозов, полет на грязную дорогу и чей-то злобный крик:

– Холера тебя забери! Куда ж ты, козел, под колеса лезешь?

Василий, лежа на асфальте, обнаружил перед собой старенький облезлый "Запорожец", из которого неторопливо вылезал весьма толстый чувак с трехнедельной щетиной на лоснящейся морде, в клетчатой кепке и залатанной тельняшке.

– А-а-а!!!
– заорал на всякий случай Фтородентов.
– Ведь это ты, Мирон, Павла убил!