Дырка от бублика
Шрифт:
И вот я пошла выносить мусор. Ночью, знаете ли, выносить мусор гораздо комфортнее, чем днем. Ни с кем не столкнешься на лестничной площадке, и, если по дороге в голову придет рифма, никто тебя с толку не собьет. Выхожу я, значит, на площадку и слышу — из вашей квартиры доносятся крики и брань. Понятно, что кто-то ругается. Я прислушалась — невольно, конечно! — звучал голос вашего мужа. Он очень громко кричал и сердился. И голос был только его. Он кричал, потом делал перерыв и снова кричал. Из чего следует вывод, что он разговаривал по телефону.
— А что, что он кричал? — нетерпеливо
— Ну, это вам лучше знать, — пожала плечами Юлия. — Вы ведь как раз пришли домой.
— Я?! — громко воскликнула изумленная Элла. — Я пришла домой? С чего вы взяли?
— Я вас видела. Понимаете, я всегда поднимаюсь к тому мусоропроводу, который на полплощадки выше, а не к тому, который ниже. Люблю, знаете ли, послушать, как гремят в полете пустые банки. Поскольку основной моей пищей являются консервы, выносить мусор для меня — истинное развлечение.
— И что?! — раздраженно вскинулась Элла, которой хотелось задушить поэтессу за ее дурацкую уверенность. Видела она ее! Вот ведь дура какая!
— И ничего. Я стояла вон там, наверху, а вы подошли к двери, открыли ее своим ключом и скрылись внутри.
— Я с вами поздоровалась? — спросила Элла. — Вы видели мое лицо?
— Нет, — немного подумав, призналась Юлия. — Но на вас было ваше пальто.
— Какое мое пальто? — едва сдерживаясь, чтобы не завопить в полный голос, уточнила Элла.
— Длинное черное пальто с капюшоном. Вы как раз и были в капюшоне.
— Это была не я, — простонала Элла и для убедительности потрясла перед собой руками с растопыренными пальцами. — И пальто тоже было не мое. Мало ли таких пальто продается!
— Ну, может быть… — не слишком уверенно согласилась Юлия и, пожав плечами, добавила:
— Но милиции я сказала, что это были вы. Да и кто еще, кроме вас, может открыть дверь ключом и спокойненько войти в квартиру?
— Убийца, наверное! — рявкнула Элла. — Вы ее хорошо рассмотрели?
— Помилуйте, Эллочка, зачем мне вас рассматривать? Но если вы говорите, что это была убийца, то… Сдается мне, она выше ростом.
— Выше, чем я?
— Мне сейчас так кажется. Или это были вы, но на каблуках.
— Это была не я! — завопила Элла.
— И хорошо, и ладно, — успокаивающе сказала Юлия. — Не вы так не вы. В конце концов, компетентные органы разберутся.
Вот в этом Элла как раз очень сильно сомневалась. Улики против нее множились, словно микробы в питательной среде.
Распрощавшись с соседкой, она бросилась обратно в квартиру и залезла в шкаф — черное пальто было на месте, и ничто не говорило о том, что его кто-то недавно надевал. Тогда Элла принялась за поиски коричневого портфеля. Она-то хорошо знала, где можно спрятать вещь такого размера! Никакого портфеля в квартире не оказалось.
Выходит, что? Его забрали? Может быть, Астапова вообще убили из-за этого портфеля? Он сказал поэтессе, что портфель слишком ценный, чтобы ставить его на пол. И теперь этого ценного портфеля нет, а Астапов мертв. И в то время, когда он с кем-то ругался по телефону — если верить Юлии, даже произносил нецензурные слова! — в квартиру вошла женщина в длинном черном пальто с капюшоном на голове. Она открыла дверь своим ключом и, возможно, стукнула
Игоря сковородой по голове. Интересно, а это черное пальто она надела специально? Чтобы подумали, что она — Элла?— Какую кухню ты предпочитаешь? — спросил Овсянников, заводя мотор и медленно трогаясь с места.
— Мне все равно, — ответила Элла, нацеленная совершенно на другое. — Скажи, а ты можешь узнать у этого твоего клиента Михальченко про типа, которого убитый Астапов тем вечером сопровождал в театр?
— Да я уже давно все узнал, — отмахнулся Овсянников. — А тебе зачем?
— Ну… Вот скажи, что ты сегодня делал?
— Пытался напасть на след Астаповой. Разговаривал с людьми, наблюдал за квартирами, в которых она могла затаиться.
— И как успехи? — с любопытством спросила она.
— Пока никак. Не устаю надеяться, что она рано или поздно объявится сама. Допускаю даже, что Астапова невиновна и вообще ничего не знает о том, что произошло. Потом явится с широкой улыбкой к маме и скажет: «Меня тут на пару недель завербовали поработать на алмазных копях. У нас тут все в порядке?»
— Не думаю, что она такая безголовая дура, какой ты пытаешься ее представить. Возможно, она наивная и невезучая, но не более того!
— Ф-р-р! — выразил свое отношение к ее словам Овсянников, останавливаясь возле небольшого трактира. Однако тот оказался закрыт.
— Что за черт? — рассердился сыщик и даже стукнул носком ботинка в дверь. — Первый раз такая петрушка!
Элла втянула голову в плечи, потом облизала губы и легкомысленно сказала:
— Подумаешь! Поедем в другой трактир!
Овсянников молча вырулил на шоссе, сделал пару поворотов и, притормозив, с опаской выглянул наружу.
— Кажется, все в порядке, — пробормотал он, выбираясь из машины.
— Я правильно поняла: ты все-таки допускаешь, — спросила Элла, забегая вперед и оборачиваясь лицом к нему, — что Астапова невиновна, да?
— Конечно, допускаю, — пожал плечами Овсянников. — Есть у меня одна версия…
— Какая? — Она тотчас же сделала стойку.
— Вот подожди, закажем еду, и я тебе расскажу.
Овсянников по-хозяйски вошел в трактир и скинул пальто на руки гардеробщику. Элла, словно сиротка, прижала свою одежку к груди и покорно ждала, пока наступит ее очередь. Невольно ее взгляд упал в зеркало, и она испуганно пискнула. По дороге из пучка вывалились заколки, волосы растрепались, и Элла Астапова стала подозрительно похожа на свои фотографии, которые сыщик недавно так пристально рассматривал.
— Ты чего? — спросил тот, мельком глянув на нее.
— Мне надо в дамскую комнату.
— Так за чем дело стало?
— Я… Э-э-э…
Она хотела сказать, что ей нужен лак для волос или та жидкость для укладки, которой рекомендовала пользоваться жена Димы Шведова, и еще пара шпилек и расческа с мелкими зубчиками…
Овсянников покровительственно похлопал ее по плечу и бросил на ходу:
— Буду ждать тебя за столиком.
Он ушел, а Элла метнулась в туалет к умывальнику и, намочив руки водой, принялась приглаживать волосы. Потом заплела их в короткую жирную косичку. Косичка тотчас же расплелась.