Дышать!

Я уставился в окно. Там было совсем темно. Будто бы кто-то выползал: черный, из черной земли в черную атмосферу. Подкатил перепой. Мрак играл в воображении. Что-то мерзкое, змееподобное, но с человеческим лицом. Я не услышал, как зашла Катюша. Она подкралась, снова легла подбородком на мое плечо.

– Что там? Что-то видишь?

Решал в голове стоит ли рассказывать пьяные причуды фантазии. Повернулся к ней, чтобы заговорить, и стукнулся носом об её нос. Понял, что губы наши почти вплотную друг к другу.

– У меня читалка сеть нашла.

– Да?
– голос её стал тихим, - Может и телефон найдет? А книжка моя не понравилась?

– Я прочитал один рассказик. Про иллюзию и щелчки пальцем.

– И как тебе?

– Я не умею щелкать пальцами.

Катюша отпрыгнула и вдруг стала бойко задорной.

– Ты что?! Я тебя сейчас научу.

– Нет, не надо. Лучше...давай..эм, - перепой начал плести язык, - Возвращайся на плечо, смотри в окно и слушай.

Катюша так и сделала, щекой я ощущал, как она улыбается. Взял читалку и прочитал всего один абзац.

"Уставился во тьму. И тишина и тихий рёв начали играть злую шутку. Стали мерещиться изгибы и движенья. Я стал и верить и предполагать, что прямо сейчас, раз шаги здесь не слышны, прямо сейчас из ниоткуда звериная лапа схватит мое лицо, сожмет и не отпустит. Что кончится мое дыханье в ней, и сказать я уже ничего не смогу. Уставился во тьму и пытался не бояться. Там не было ничего, и было слишком многое. Меня тошнило, но тошнить было нечем. Уставился во тьму, потому что смотреть больше было некуда."

Пауза. Мы оба смотрели в окно. Черный прямоугольник, прячущий целый мир. Прежде чем услышать голос, я почувствовал, как движутся её щеки:

– Нельзя смотреть в темноту. Если смотреть, и сам станешь темным внутри. Впустишь её в себя.

– А куда смотреть? На лампочку что ли?

– Уж лучше на нее. Темнота уродует. И не проходит. Не надо.

– Ты драматизируешь.

– Только попробуешь, и тут же начнешь что-то в ней находить, что-то в ней замечать.

– Может быть, замечаешь в ней что-то, потому что что-то в ней есть.

– В ней обязательно что-то есть. Что-то пугающее, что-то страшное. Но не смотри. Просто не смотри.

Катюша внезапно переменилась. Щекой я почувствовал улыбку. И, кажется, она повернула взгляд к лампе.

– А если бы была возможность, ты бы постоянно ехал по экватору планеты, чтобы не кончался день, или чтобы не кончалась ночь? Влево, или вправо?

– И часто ты о таком думаешь?

– Постоянно.

– Надо проверить телефон. Верно?

– Я бы ехала влево, куда и Солнце едет. Всегда был бы день. Всегда было бы светло.

Сперва я, следом и она, мы проверили телефоны. Сети не было.

– Что будем делать?

– Сейчас спать, а завтра пойдем пешком. Может, машину какую-нибудь поймаем, или сеть найдется. Всяко лучше, чем здесь ждать..хм..ждать неясного ничего.

– А спать? Вместе?

Лицо Катюши покраснело от робости. Взгляд теперь спрятался в угол палаты. Я по-отечески взял её руку, погладил. Пошатнулся, осознал уровень перепоя. Понял, что в ночи вполне может стошнить.

– Раздельно.

– Одной страшно.

– Не бойся, я ведь рядом. И утро совсем скоро будет.

После нескольких минут приготовлений, я упал на кушетку. Тут же вырубился и в сознание не приходил до утра. Но спал беспокойно. Снились грубые болезненные прикосновения. Звериные когти, скользящие по коже. И звуки. То хруст, то шарканье. Дыхание. Хриплое астматическое. Вскрики и всхлипы. И мерцания света. То рыжего, то белого.

***

– О, Господи! Такое утро..так мерзко. Вчера явно перепил. В такое утро следует пускать на фоне гармошечный ритм "Вальса Амели". ? Тебе, вообще, какие фильмы нравятся? Какая музыка? Я ныне трезв и готов постигать тебя, женщина.

Ответа не было. Я открыл глаза. Рвота подступала к горлу. Я приподнялся, в палате никого не было. Срочно отправился в уборную. Где, обняв унитаз, провел минут двадцать.

Умылся, вернулся. Никого. И теперь заметил, что и вещей Катюши тоже нет. Только её книжка на полу.

Прошел всю больницу и никого не нашел. Только на улице тётка-врачиха развешивала свежевыстиранную одежду. Я подошел, начал спрашивать о Катюше. Нет ответа. Я стал настойчивее, за что вновь был повален с ног.

– Что вы за люди такие?? Что с вами не так? Как так можно? И зачем и почему?

Я вопрошал, но тётка ушла, и продолжал вопрошать я не у кого-то конкретного, а у самого места. У домов, что виделись внизу склона. У лая собак. У Мальчишки, что поднимался ко мне.

– Вы девушку свою ищете?

– Да, чёрт возьми, да.

– Меня просили передать, что она ушла.

– Куда?

– По дороге пошла.

– Давно?

– Это не знаю. Вы тоже идите. Вас там встретят. Меня так просили передать.

– Кто просил? Катюша? Девушка?

– Не. Вы чего? Стал бы я её слушать?! Папка попросил.

– А Папка, это наш водитель?

– Не, Папка -- это мой папка.

– Ох, уходи, пожалуйста.

– Ещё увидимся.

Мальчик убежал обратно.
– Не дай Бог!
– бросил я ему вслед.

И похмелье, и очередной кульбит на землю, и вчерашняя разбитая голова -- все делало из меня так себе ходака. Но я собрал сумку, взял с собой катюшину книжку и почти бегом зашагал сперва вниз, затем вверх, потом по дороге.

Я шел долго. Весь день. Впереди ничего и никого. Позади тоже. Делал перерывы. Выяснил, что прошлым вечером мы с Катюшей выпили одну и чуть отпили от второй. Я решил закончить её в одиночку.

Небо все сильнее заливалось тучами и становилось все холоднее. Уже шел пар при дыхании. Уже тряслось тело и онемели руки. Я пил, чтобы не чувствовать мороза, но помогало слабо. Наконец, когда солнце ушло в закат, я без сил упал на бок. В полугнилую траву, в грязный снег. Я достал книжку, быстро пролистал все страницы и заметил маркером выделенное в овал название одного из рассказов. Я глотнул еще виски и приступил к чтению.