Дыши в такт со мной
Шрифт:
Втянуть живот, сделать складку на мягком тёмно-зелёном свитере, что оттеняет каштановые волосы и отливает карие глаза.
Стряхнуть крошки хлопьев с бёдер, поправить рукава, никаких уродливых запястий с тонкой кожей и жуткими венами.
Распахнув дверь, Тринити морщится от обдавшего её, холодного воздуха.
Зима в этом году затянулась, уже март на носу.
– Добрый день, - улыбнувшись, Тринити проводит рукой по волосам, надеясь, что они обрамляют лицо правильной формой.
– Добрый день, - незнакомка сдержанно улыбается в ответ.
Тринити кажется, что
Она явно не отсюда.
Шикарное пальто, сапожки на каблуке, идеально уложенные волосы с невероятными переливами от светлого к тёмному.
Бесконечные зелёные глаза, совершенный макияж.
От неё пахнет Манхэттеном, никак не меньше.
– Чем могу вам помочь?
– Вы, Тринити Андерсон?
Тринити кивает, улыбка всё так же не сходит с её лица.
Может, это репортёрша? Неужели её всё-таки заметили?
Может, ей посветят хотя бы очерк в журнале? Или возьмут её книгу в лучшие издания месяца?
– Меня зовут Клео Макалистер.
Именно!
– Боже, прошу, проходите, - Тринити с трудом сдерживает нахлынувшие эмоции и поспешно впускает девушку в дом.
Это же дочь Эвелин Макалистер, владелицы журнала Trend.
Вот, откуда она знает это лицо, оно было на обложке журнала.
Клео стала главным редактором её филиала в Нью-Йорке.
Тринити едва не подпрыгивает от нетерпения.
И как можно не предупредить о такой встрече? Где-то здесь её дочь разгуливает в жутких шортах, дома жуткий бардак, а муж явится под вечер.
– Боже, я вас сразу узнала, - начинает тараторить Тринити, буквально срывая с девушки пальто. – Поверить не могу, что это действительно вы.
Она вежливо улыбается, снимая сапоги, и Тринити предлагает ей пройти на кухню.
Там, по крайней мере, свежие занавески, сладкие булочки в тарелке и натёртые полы.
– У вас очень светлая кухня.
Тринити едва ли не лопается от гордости, обводя кухню пристальным взглядом.
И правда, как она раньше не замечала, насколько же здесь выдержан кантри-стиль.
– Спасибо, садитесь, - Тринити отодвигает стул, замечая на спинке чёрный маркер, и мысленно проклинает Мию.
Клео опускается на стул, Тринити подхватывает губку и наскоро вытирает стол, подвигает цветы поближе к гостье, пусть её окружает сладкий запах.
Бросив губку обратно в раковину, Тринити ставит чайник на одну из горящих конфорок и слегка приоткрывает окно, позволяя тонкой струйке морозного воздуха освежить помещение.
– О таких гостях нужно предупреждать, - достав из верхнего шкафчика две идеальные стеклянные чашки, что доставались лишь по особым случаям, Тринити наполняет их горячим чаем.
Достаёт булочки, вчерашние конфеты, что Мия не доела и даже пачку мороженого, что давно превратилось в твёрдый кирпич.
Сев напротив гостьи, Тринити прижимает ладони к щекам.
– Вы такая молоденькая.
Улыбнувшись, гостья подвигает к себе чашку.
– Спасибо. Я…
– Никогда бы не подумала, что такой человек возьмёт у меня интервью, - Тринити всплескивает руками. – Я ведь просто скромный писатель
и художник детских книжек. В детстве вам наверняка читали что-нибудь из моего творчества.Кивнув, Клео задумчиво делает глоток чая.
– Честно говоря, я плохо помню, что мне читали в детстве.
– Ничего страшного, - Тринити нервно смеётся, отмахиваясь. – Главное, что вы здесь.
Кивнув, Клео с шумом сглатывает.
– Итак, - отодвинув чашку, она кладёт руки на стол. – Вы писательница.
– Да, я хотела быть ей с детства. У меня была большая семья, шесть младших братьев и сестёр, представляете? Сказки заканчивались с катастрофической силой, да и мне было скучно повторять одно и то же сотни раз, потому я начала импровизировать.
Кивнув, Клео слабо улыбается.
– У вас была большая семья.
– Да уж, что тут сказать, - Тринити пожимает плечами. – Мы все до сих пор дружны. Представьте себе, но каждый из них появляется в моей жизни каждый год по всем нашим семейным праздникам и помнит, сколько сказок я ему прочитала. К тому же их дети растут на моих книжках.
– Удивительно.
Тринити вновь отмахивается, краснея от стеснения.
– А вы не записываете? – вдруг спохватывается она, заметив, что в руках у гостьи нет ничего, что могло бы зафиксировать их разговор. – Или, у вас диктофон?
– У меня феноменальная память, - сухо улыбается девушка, подаваясь вперёд. – Вернёмся к вашим сказкам. Вы, должно быть, читали их не только своим братьям и сёстрам, но и собственным детям.
Тринити энергично кивает в ответ.
– Да, да, они их обожали. Моя дочка, мой самый строгий критик. Ей с младенчества всё время что-то в них не нравилось, - Тринити смеётся. – Помню, когда ей было девять, она взяла мою книжку и всё перечеркнула карандашом, переписав заново.
– А ваш сын любил ваши книги?
Тринити уже было открывает рот, чтобы вновь ответить в своей беззаботной манере, когда вдруг замирает и переводит взгляд на Клео.
На кухне воцаряется молчание.
Поставив кружку на стол, Тринити старательно прочищает горло.
– Откуда… вы знаете, что у меня есть сын?
– Я знаю его получше вашего, - откинувшись на спинку стула, Клео скрещивает руки на груди. – А теперь перейдём к самой интересной части нашего интервью. Вы хорошо спите по ночам, зная, что о вашем сыне нет вестей вот уже шесть лет? Что вы почувствовали Тринити, когда он ушёл? Выдохнули от облегчения, и вас совершенно не мучила совесть? Разве вам не стыдно сидеть здесь и так хохотать над собственной глупостью, пока он где-то там?
Тринити нервно проглатывает её слова.
Клео щурится, подаваясь вперёд и, Тринити шарахается в сторону, словно ожидает удара.
Клео с трудом сдерживает насмешку.
– Я… - Тринити безмолвно глотает воздух, словно рыба, выброшенная из воды.
Кажется, Клео выбила почву у неё из-под ног.
Схватившись за край стола, Тринити судорожно выдыхает.
– Кто вы? – с трудом выдавливает она из себя.
– Я Клео Макалистер, как я уже сказала. Я живу с вашим сыном.
– Господи… - шепчет Тринити, закрывая рот ладонью. – Он…