Дзен в большом городе

И все это произошло между одним моим вздохом и выдохом, я даже не успела закричать.

А потом мертвые пальцы с силой сжали мое горло, потянулась и вторая рука помочь меня придушить, и я поняла — игры кончились.

Лицо его было близко-близко, от него несло студеной осенней землей да кладбищенскими елями, но я не колеблясь закрыла глаза, дернулась навстречу ему и коснулась серых пепельных губ.

«Я встала, чтобы отпереть возлюбленному моему, и с рук моих капала мирра, и с перстов моих мирра капала на ручки замка», — медленно читал в это время внутренний голос Песнь Песней, пытаясь разбудить в моей душе столь необходимую нежность…

Невыносимо обожгло холодом, мир качнулся, заскрипел пепел на зубах, но я лишь вскинула руки и сцепила за его спиной. Чтобы ничто не помешало мне его целовать.

«Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне».

Я согревала его губы своими, я капала на них крепкой настоянной нежностью, что хранила в сердце для любимого, я проливала на них мирру и елей.

«Чем возлюбленный твой лучше других возлюбленных, прекраснейшая из женщин? Чем возлюбленный твой лучше других, что ты так заклинаешь нас?»

Нечто разъяренной кошкой зашипело, забилось в его теле, и несдобровать бы мне, но губы его вдруг слабо подались под моими, ответно шевельнулись, а значит — душа возвращалась в тело.

«Уста его — сладость, и весь он — любезность. Вот кто возлюбленный мой, и вот кто друг мой, дщери Иерусалимские!»

«Метод мертвой царевны» — так называется это.

Если душа недавно покинула тело и оно невредимо, самый простой способ вернуть ее в тело — хорошенько поцеловать. Чтобы вскипели гормоны в крови тысячью пузырьков, чтобы душа затрепетала от неги — и вернулась.

Основной инстинкт, сэр.

«Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь», — мерно шептал внутренний голос, и нечто взбесилось.

Оно вскинулось на дыбы, зашипело, руки Алекса хлестали меня, выдирали волосы, кидали к стене. Я не сомневалась, что сам Алекс, японский воин, меня бы сломал, коль захотел. Но это дралось слишком обычно, яростью компенсируя силу и умение. К счастью для меня, оно не использовало шикарный потенциал Алексова тела.

Краем глаза я увидела, как распахнулась дверь, как вбежали медсестрички, закричали…

«Ты заплатишшшь», — бешено прошипел голос у меня в голове, Алекс на миг замер, перестав меня бить, а после — вздохнул и одним движением отстранил меня от себя.

— Алекс? — настороженно спросила я, вглядываясь в его глаза. Нормальные такие глаза, цвета расправленного шоколада. И никакого пепла.

— Да, теперь я, — слегка растерянно отозвался он.

— Вы что, места другого не могли найти? — напустилась на нас пожилая медсестра с усиками над верхней губой.

— Любовь нечаянно нагрянет, блин! — любезно объяснила я, потирая шею и глядя на Алекса. — Вы уж простите нас, не со зла.

— Выйдите, — коротко рявкнула она, указав на дверь.

Мы не преминули воспользоваться ее советом. Внизу, в больничном холле, села на подоконник и нервно спросила:

— Это что было?

Он посмотрел на меня и раздельно сказал:

— Без понятия.

— Опиши, что произошло в твоей медитации.

— А смысл? Ты же все равно в этом не разбираешься.

— Да перестань ты препираться! — закричала я. — Я вообще-то тебя спасла, если до тебя не дошло!

— Не ори на меня, — холодно сказал он и пошел к выходу.

Я мгновенно соскочила с подоконника, догнала его и просительно заныла:

— Алекс, ну как ты не поймешь, тут же вопрос жизни и смерти для Женьки.

— Дура, он уже умер.

Я остановилась, нахмурилась и внимательно посмотрела на него:

— Что ты сказал?

— Он умер, Магдалина. Ему не помочь.

— Не может быть, — покачала я головой. — Нет. Нет, Алекс, ты ошибаешься! Все же нормально — дух в отличной форме, тело тоже. Все работает. Надо только их соединить.

— Магдалина, нет около его тела духа, а значит — все кончено. Пойми это. Я искал его тщательно, но нашел только…, — он запнулся, не зная как это назвать.

— Это был мертвый, — с отсутствующим видом сказала я. — То, что выкинуло твою душу и заменило собой.

— Откуда знаешь?

— По ауре твоей увидела.

— А ты кто вообще такая?

— Ведьма, — я холодно посмотрела на него. — Профессиональная.

— Смеяться можно?

— Лучше скажи другое. Мертвый тот — это часом не Женька? Он же умер, как ты говоришь.

— Чушь, — скептически скривился он. — Если бы около тела в астрале был и родной дух — их бы как магнитом притянуло, и проблемы бы не было.

— Значит, какой-то другой мертвый?

— Тебе виднее. Ты же у нас ведьма.

— Слушай, смени свой издевательский тон, а?

— Магдалина, ты втянула меня в какую-то непонятную историю. Какая-то дрянь была в моем теле. И теперь ты хочешь, чтобы я был максимально серьезен? — насмешливо спросил он. — Я же тогда просто шизанусь. Стану таким же придурком как ты.

— Настоящие мужчины не бросают девушек в беде, — с обидой сказала я. — К тому же Женька еще и твой друг. Мог бы и помочь.

Он усмехнулся, достал листок бумаги, накарябал там цифры и подал мне:

— Мой телефон. Если что — звони.

— А ты куда сейчас? — как-то тоскливо спросила я.

— В кино.

— Так ведь поздно.

— Для ведьмы ты удивительно занудлива…

— Ты как со мной разговариваешь!

— … но целуешься классно, — закончил он фразу, наклонился и чмокнул в щечку. — Пока, Магдалина. Звони. Но не слишком часто.

А в ладонь мне лег крестик на старой вытертой веревке.

Я молча смотрела, как он развернулся, как со стуком закрылась за ним выкрашенная голубой краской больничная дверь и поняла одну вещь: я его ненавижу.