Дженнет

Дженнет кивнула, проглотив комок в горле.

— Это потому, что не все феи могут рожать. За свое могущество, бессмертие, молодость, красоту они платят дорогой ценой… Немногие отказываются. Когда-то и мне был предложен выбор. Я была молода, в чем-то глупа, в чем-то наивна. Я выбрала власть, ибо считала, что уж это у меня не отнять, — Айфе отвернулась к крошечному окошку, уставилась вдаль. — «Не я, так мои дети!» — думала я. Я не знала, как я лишусь власти. И не знала, что вместе с властью у меня заберут и детей. Но я все равно была спокойна — я знала, что мои дети живы и здоровы. В конце концов, это мой собственный выбор… А Мэбилон…Она завидовала мне. И все, что она делала, это от зависти.

Дженнет выпрямилась:

— Значит, королеве нужен король… чтобы стать матерью?

— Нет. Мэбилон уже рожала. Но материнство ей не нужно. Ей нужна только власть. И ради того, чтобы упрочить эту власть, она убивает своих мужей. Их жизнью, их кровью она покупает могущество и любовь своих подданных.

Дженнет онемела от ужаса. Она неоднократно слышала, что все вокруг обожают королевы Мэбилон, но никто не задумывался, какой черной магией вызвана к жизни эта любовь. Убить одного, безмерно влюбленного — чтобы его смертью вызвать любовь своих подданных? Надо же до такого додуматься? А дети? Айфе говорила, что у Мэбилон были дети от других королей. Неужели она и младенцев тоже? Какой ужас!

Девушка невольно прижала руку к груди. Девушка-омела и ее крошечное семечко. Она так боялась его потерять… Леди Росмерту, которая с пониманием относилась к любому проявлению жизни и к плодородию, подарила ей крошечную ладанку для семечка, чтобы девушка носила его на шее. Семечко в ней должно было сохранять всхожесть сколь угодно долго, даже сто лет. Но вдруг за то время, что девушка провела в Англии, ладанка растеряла свои волшебные свойства? Конечно, в семье фермера с нее сняли этот «языческий амулет», но Дженнет зашила семечко в подол платья. Где же оно? Кажется, вот. Под тканью прощупывалось крошечное утолщение.

Нет, что бы ни случилось, как бы ни повернулась ее жизнь дальше, Дженнет не была готова к тому, чтобы расстаться с этим зернышком — новой жизнью, новым, пока еще не зачатым, младенцем, девочкой, наделенной волшебным даром! От кого бы ни родится это дитя, она не допустит его гибели! А Мэбилон, выходит, допускала…

— Неужели ничего нельзя сделать? — прошептала она, думая о своем.

Королева Айфе усмехнулась, не отводя глаз от клочка неба за окном:

— И ты считаешь, что если дать ей то, чего ей не хватает, Мэбилон сразу станет доброй и изменится? — вздохнула Айфе. — Всемилостивейшая Мать Дану знает, кто на что способен. Мэбилон сама просила у нее могущества. Она знала, что за власть и колдовские силы придется платить дорогой ценой. Знала, что это за цена, но была уверена, что со своими новыми силами сумеет разрушить чары, обойти все условия и получить все и сразу. Увы. Ей не дано всего заполучить. Росмерту не ставила никаких условий.

— Леди Росмерту?

— Да. А ты не знала? Это она следит за равновесием в этом мире. Это к ней мы обращались, когда настало время выбора. Ее устами говорит Мать Дану.

— Она говорила мне, что ни во что не вмешивается, — пробормотала Дженнет. — Но я не знала, что все настолько сложно.

— Да, в нашем мире все не такое, каким кажется.

— Это я уже поняла, — вздохнула девушка. — Что же мне делать?

В комнате повисло молчание. Только потрескивал огонь в камине, кричали вдалеке морские птицы, да раз или два снизу, со двора, послышался лязг оружия. Это разминались рыцари.

— Я дам тебе шанс, — нарушила молчание Айфе. — Помогу пробраться во дворец, помогу советом. Наделить тебя колдовской силой я не могу — мне самой остались такие жалкие крохи, что делиться просто нечем. Но все, что в моих силах, все я отдам тебе. Ты встретишься с королевой Мэбилон и, как знать, может быть, сумеешь забрать у нее своего жениха. Если ты оставишь ее и без этого человека и без младенца во чреве, ты поможешь мне отомстить.

— Отомстить?

— Да. Я долго терпела. Долго молчала. Долго ждала, — Айфе сжала кулаки. Глаза ее загорелись, черты лица исказились — из поблеклой, бывшей красавицы она превратилась в уродливую старуху. Дженнет даже отпрянула, вжимаясь спиной в край камина. — Я была готова смириться со своей участью, ибо потеряла власть, как и предсказывала Росмерту. Но Мэбилон переступила границы дозволенного! Она нарушила договор. Она убила моего сына…

Голос ее дрогнул. Сквозь гнев и ненависть проступила боль такой силы, что перепуганная Дженнет не решила спросить, как и почему это случилось.

— Мой мальчик, — помолчав, заговорила Айфе. — Мой малыш Конно… Наследный принц моей страны… Да, наследный, ибо с рождением детей мы лишаемся и бессмертия. Я пока живу и пока сохраняю молодость, но настанет день — к счастью, я могу выбирать! — когда мне придется расстаться с этим миром. Я могла лишь издалека наблюдать, как они взрослеют — мой сын и моя дочь. Бедный мальчик… Он осмелился полюбить Мэбилон — и поплатился за это. Она решила, что это именно он отвратил сердце короля от нее и убила его… Я готова была терпеть. Я поклялась не предпринимать ничего, не мстить и не строить козни против нее, захватившей мою страну и лишившей меня всего до тех пор, пока будут живы мои дети. Но Мэбилон нарушила договор, и я тоже нарушу его. А ты мне поможешь!

Глава 17.

Роланд открыл глаза. Взгляд их, пустой, как у младенца, уперся в потолок. Несколько минут он лежал неподвижно, постепенно приходя в себя. Но внутри все словно окаменело. Он силился вздохнуть и не мог понять, откуда эта тяжесть. И боль.

Рядом что-то шевельнулось. Мужчина скосил глаза. Рядом, вытянувшись и прижавшись щекой к его плечу, лежала женщина изумительной красоты. Длинные ресницы лежали на матово-бледных щеках. Маленький алый рот чуть приоткрыт, придавая лицу какое-то беспомощное, детское выражение. Между тонкими вразлет бровями залегла морщинка. Женщина была прекрасна. Совершенное тело, стройное и тоненькое, казалось прозрачным и таким нежным, что оставалось лишь дивиться, как она живет в этом мире. Красавица была полностью обнажена, и на нем самом одежды оставалось не так уж и много, да и та в беспорядке. Почему? Что произошло? Как они оказались в одной постели?

Женщина почувствовала его взгляд. Томно потянулась, изгибаясь всем телом, как кошечка. Затрепетали длинные ресницы, распахнулись большие глаза такого необыкновенного лилового оттенка, что опять родилось ощущение нереальности. У простых смертных не бывает таких глаз аметистового цвета лишенных белков — чтобы только радужка с вертикальной линией зрачка. И как он раньше не замечал, какие у нее глаза?

— Доброе утро, мой повелитель, — голосок у нее оказался нежным, но чуть хрипловатым спросонья. — И как тебе спалось в моих объятьях?

— Доброе, — он помедлил, прислушиваясь к звучанию собственного голоса, — утро. Я спал.

— Ты спал, мой повелитель, крепко спал, — она обхватила его руками, устраивая голову у него на груди. От рассыпавшихся по плечам снежно-белых волос пахло утренней свежестью и прохладой. — И видел только радужные сны.

— Сны, — он закрыл глаза. Боль в груди усилилась. — Мои сны…

Там, во сне, было хорошо. Там он был почти счастлив. Там с ним была… нет, не вспомнить.

Роланд закрыл глаза, силясь отрешиться от внешнего мира. Он каждой клеточкой тела чувствовал присутствие рядом этой женщины, но в душе ничего не ощущал. Там была только пустота, холод и — боль. И хотелось как можно глубже окунуться в эту боль, чтобы перестать чувствовать.

А Мэбилон не находила себе места. Она обнимала мужчину, но его не было с нею рядом. И от этого ей тоже было больно.

Вдруг она почувствовала чей-то взгляд. Сумрак сгустился в комнате. Запахло камнем, пылью, сырым деревом, старой ветошью. Королева невольно поморщилась, задерживая дыхание. Она знала этот запах. Но что ей здесь надо?

— Бин Сидха? Ты что здесь делаешь?

В ответ раздалось хихиканье:

— Вот пришла посмотреть на счастливых супругов…

— Счастливых! Скажешь тоже! Он околдован! Эти чары… Что с ним? Я не понимаю!