Джентльмены чужих писем не читают

– Авксентьич! – жизнерадостно сказал он, вытерев влажные губы широкой ладонью. – Хорош выёживаться! Мне нужен этот парень! Панимашь?

– Владимир Николаевич! – Петров скривился от этого “панимашь”. – Я тебе, во-первых, русским языком, во-вторых, в пятый раз говорю, что не знаю я, что это за парень, который тебе нужен, и чем лично я могу тебе в этом помочь.

Владимир Николаевич Бурлак был вторым на всю страну Маньяну человеком, с которым Петров был на “ты”. Первым был резидент ЦРУ Билл Крайтон. Не то, чтобы Петров равнял их положение со своим. Тут, скорее, была дань корпоративности, свойственной всем разведкам мира со времен Авраама.

– И что за это буду иметь, да, Авксентьич?!. – подковырнул Бурлак коллегу, заржав при этом грубо и неприятно, да ещё и подмигнув, что уже вообще ни в какие ворота не лезло.

– Не понял?.. – брови Петрова вопросительно изогнулись.

– Всё ты понял, – сказал Бурлак. – Ты зачем, контра, сейчас с резидентом ЦРУ встречался?..

– Что за ерунда! – возмутился Петров. – Чушь какая-то! Резидент какой-то… Ты, Владимир Николаевич, извини, конечно, но при всем уважении…

– Пошёл ты на хер со своим уважением! – заревел Бурлак. – “Эль Манзанито”, пятый столик от входа на террасе. Мне и копию счёта принесли. Умеешь ты повеселиться, особенно пожрать, гэбэшная морда!

– Владимир Николаевич, я просил бы тебя воздерживаться.

– Хер тебе в горсть вместо сдачи! – воскликнул Бурлак и вылил из бутылки в свой стакан остатки коньяка, коих нацедилось грамм семьдесят, то есть, считай, на все полсотни баксов. – Колись, чума!..

Петров лизнул свою рюмку, шевельнул бровями и задумался. Ситуация складывалась не в его пользу. Деваться было некуда. Придётся колоться. Проклятый ГРУшник знал больше чем нужно, а самого его прижать Петрову было абсолютно нечем.

Да-с, ситуация.

Впрочем, для хорошего разведчика нет такой ситуации, из которой он не смог бы извлечь себе какую-нибудь выгоду.

Петров нажал в столе неприметную кнопку. Немедленно на пороге появилась широкая морда гангстера Серебрякова.

– Отведите, пожалуйста, господина военного атташе в ту самую комнату и предъявите ему старшего лейтенанта Курочкина, – распорядился Петров и посмотрел на Бурлака. Тот с хитроватым выражением лица поигрывал кудлатыми бровями. – И оставьте их наедине, пусть побеседуют, – со вздохом добавил он.

– Слушаюсь, Эдуард Авксентьевич! – сказал Серебряков и подался назад.

Бурлак многозначительно ухмыльнулся и, ни слова не говоря, вышел из кабинета вслед за гангстером. Петров подождал, пока за ними закроется дверь, после чего схватил трубку телефона и заорал в нее:

– Голубева ко мне! Бегом!!!

Лейтенант Голубев, отирая вспотевший от волнения пробор, вбежал в кабинет резидента секунд через сорок. Для двух часов ночи это был неплохой результат.

– Мне срочно нужно слышать, о чем говорят в комнате… в комнате… дьявол!..

– В комнате, где сидит этот?.. – робко подсказал лейтенант.

– Ну да, чёрт возьми!

– Но там нет микрофона!.. – заламывая руки, пролепетал Голубев.

– Как нет?!.

– Это же специальное помещение, защищённое от прослушиваний.

Я сам велел посадить этого идиота в комнату без окон без дверей, вспомнил Петров. Она же одна у нас такая… Вот досада.

– Прикажете установить там микрофон?.. – спросил Голубев.

Боже, с какими кретинами приходится работать, сморщился Петров. Воистину, вырождающаяся нация, пропащая страна.

– Ступайте, – сказал он устало. – Не нужно ничего нигде устанавливать. Дежурного сюда позовите, как только он гостя проводит.

Ладно, Владимир Николаевич, злобно подумал он. Я тебе припомню пол-литра “Шато дю Понтарлье”. Каждая капля тебе горькой слезой отольется, хренов дуболом.

Я, значит, у тебя в разработке? Ну, я тебе устрою весёлую жизнь… коллега.

В комнате с одной дверью стояли стол и два стула. На одном из стульев, мечтательно улыбаясь, сидел в мокрых штанах старший лейтенант Курочкин.

– Меня зовут Владимир Николаевич, – сказал Бурлак, усаживаясь напротив блаженного. – Я военный атташе.

– А я художник, – сказал Курочкин, мягко улыбнувшись полковнику.

– Я знаю, – сказал Бурлак. – Что я – вся страна Маньяна знает. Ты во всей Маньяне сегодня – художник номер один.

– Правда?.. – застеснялся Курочкин.

– Истинный крест.

Курочкин немедленно перекрестился и сказал:

– Вот, обдумываю житьё.

– Правильно. Давай о деле поговорим, – сказал Бурлак.

– Давайте.

– Мне важно, чтобы никто о нашем разговоре не узнал. Особенно твоё начальство. Понимаешь?

– Эти звери?..

– Да, именно, эти звери. Не узнают?

– Не узнают.

– Ну, хорошо.

– А из художников лучше всего анималистом быть, – поделился Курочкин. – Животные врать не умеют, грешить не умеют. Они на тебя смотрют, а ты их рисуешь. Им любопытно, что ты там делаешь такое. И неправду говорят, что они ничего не понимают. Они всё понимают. И улыбаться тоже умеют.

– Ага, – сказал Бурлак, доставая из кармана фотографию. – Это точно, брат. Анималистом быть лучше всего. Тем более что все мы время от времени анималисты. Посмотри-ка сюда и скажи мне как анималист анималисту: видел ты эту бабу где-нибудь или нет?..

Курочкин посмотрел на фотографию, и глаза его стали квадратными, а нога сама собой начала отбивать какой-то ритм.

– Ну-ну, не волнуйся ты так, – ласково сказал Бурлак. – Спокойно посмотри, подумай. Она из фотографии не выпрыгнет, ничего тебе не сделает. Ну? Видел?..

Курочкин поднял на Бурлака взгляд, полный боли, и тихо кивнул. В глазах его стояли слезы. Бурлак, закряхтев, полез за носовым платком.

– Ну что? – спросил он, вытерев старшему лейтенанту слезы и сопли. – Это она стреляла сегодня на Панчо Вилья?

– Она, – сказал Курочкин еле слышно.

– Ты уверен? Посмотри ещё раз.

– Не хочу я на неё смотреть, – сказал Курочкин и отвернулся от стола. – Она людей убивает, а я на неё смотри.

– Вот мы с тобой, братишка, и должны сделать так, чтобы эта гадина больше никого не убивала. Поэтому глянь в последний раз на фотографию и скажи мне с полной уверенностью, она это или не она. Я знаю, что у тебя, как у великого художника, глаз на эти дела намётан и ты не ошибешься. Ну!