Джин с чердака.Том III

У него должен оставаться козырь, ведь не известно, насколько обезумело его возрожденное "Я". Волан-де-Морт может как увидеть в нём союзника, так и врага, а что более вероятно — он попытается вернуть свои крестражи обратно. Том сжал кулаки; одна мысль о том, чтобы быть вновь запертым на страницах дневника в вечной темноте чернил, заставляла его холодеть. Об этом не знает даже Джинни, но после дневника Тома преследуют новые страхи: темнота, замкнутое пространство — всё это заставляет чувствовать удушье и отвратительное в теле, словно в нём ползает полчище насекомых.

Он встряхнул головой, отгоняя непрошеные образы в голове; сейчас он в Лабиринте, и нужно думать о нём — настойчиво убеждал себя он, шагая дальше к точке начала.

Он Том Реддл, известный в его времени как Лорд Волдеморт, стоял на краю Лабиринта; его сердце билось в некотором предвкушении, подогретом легким налётом тревоги, который, должно быть, передался ему от чересчур обеспокоенной Джинни. Иногда она слишком драматизировала и была слишком похожа на заботливо обхаживающую его миссис Уизли. Он вернул свой взгляд к тому, что было перед ним: кустистые тёмные стены не выглядели дружелюбно.

Он не имел сомнений, что над этим испытанием хорошенько потрудились, и оно будет не менее идиотским и опасным, чем два прошлых. Этот путь будет полон опасностей, но ничто не могло остановить его стремление к власти. А турнир был отличной поддержкой в его будущем, в отличие от обычного хорошего завершения полного курса Хогвартса, особенно с учётом, что он находится под опекой бедных, как церковная мышь, Уизли. Нет, он благодарен семье Джинни; с ними он впервые ощутил значение слова «Семья», и стоит признать, он даже в некоторой мере понимал чувства Поттера, для которого Уизли стали, как и для него, первой искренне настоящей семьёй, для которой он был просто Гарри, как и Том был для них просто Том, которому нужна забота и любовь. О последнем он даже и не подозревал, не знал, что способен это даже просто ощутить. Да вот только ничего из этого не сможет помочь ему пробиться в министерстве — разве что мистер Уизли мог бы порекомендовать на пост чьего-то помощника; эта мысль заставила его презрительно сморщить нос, напоминая о работе в пору малолетства в магловском приюте. Он повёл плечами, отгоняя мерзкое прошлое слабого урода.

Лабиринт, как живое существо, вёл его, меняя свои очертания: то преграждая, то открывая новые пути. Временами Дьявольские силки проявляли инициативу в желании обвиться вокруг его ног и вовсе шеи; любые лишние мысли покинули его голову, оставляя лишь голую сосредоточенность. Все чувства обострились, а палочка была уверенно сжата в руке; наготове в уме Тома уже, как в лучшем сборнике заклинаний, перебирались всевозможные связки проклятий, что могли быть к месту в той или иной ситуации. Сценарий испытания Лабиринтом был банальным: пройти его до финиша, при этом проявив свои знания и умения при обходе препятствий.

Не забывать также следует и о других чемпионах; и, словно дожидаясь своего часа, раздался хруст ветки и девичий крик. Делакур тут же сообразил, Том, а грубый, словно рубленый, голос Крама — он поджал губы и ускорил шаг. Их голоса, словно усиленные магией, манили вступить в схватку, но идти по направлению доносящихся звуков битвы Том не стал. Он не Гарри Поттер, и синдрома спасателя у него в помине не было и быть не может.

Лабиринт, не сумевший заманить его в испытание, словно живое создание, издало гулкий звук, напоминающий возмущённый вой, прежде чем темнота окутала его, и стены начали сжиматься, словно пытаясь запереть его внутри. Первым его противником стал акрамантул — огромный паук с множеством глаз, сверкающих в темноте. Том не испытывал страха.

Акрамантул был побеждён быстро; его упоминание даже и краткой строчки не заслуживает, как и соплохвосты Хагрида, что стали следующими после паука, но по иной причине. Не сочтите его излишне чувствительным и впечатлительным, но он находил соплохвостов до омерзения отвратительными, несуразными и ничтожно жалким результатом селекции, что, к слову, была близка к тёмному разделу химерологии. Один вид этих тварей заставлял его желудок неприятно сокращаться в желании вытолкнуть своё содержимое наружу. Поэтому он жестоко подверг их полному уничтожению, не оставив от них и крохотного следа.

Встреча с гаргулиями была одним из приятнейших событий за всё то время, что он блуждал среди стен Лабиринта.

Те были раз в пять больше тех, что обитали в замке; величественно возвышаясь, они задали ряд вопросов, проверяющих не только знания и ум, но и смекалку, с чем у него, разумеется, проблем никогда не наблюдалось.

Так он и очутился в последнем "коридоре", ведущем прямо к кубку; губы исказила победная улыбка.

Том сжёг очередные движущиеся отростки Спраутовской плотоядной зелени и не спеша прошествовал к постаменту с кубком; он протянул руку и, прежде чем коснуться его, услышал, как наяву, голос Джинни: «Не бери кубок без Гарри! Его участие в ритуале Волан-де-Морта неизбежно...»

— Мордред! — сжал руку в кулак Том, скрипнув зубами так, что это, казалось, мог услышать каждый в ближайших семи ярдах.

Он скрестил руки, оперевшись бедром о каменную глыбу, ожидая Поттера. Сейчас он жалел, что так быстро прошёл Лабиринт, и в его голову даже скреблась крамольная мысль вернуться обратно и посмотреть, что ещё для них подготовили.

От безделья Том принялся играть с палочкой, вертя её то в одной, то в другой руке; ему нравилось проворачивать такие фокусы (да и в целом фокусы) — это, должно быть, пошло ещё из детства. Он отлично помнил тот день.

Это был один из основополагающих дней в его жизни.

Миссис Коул и Марта разбудили их на час раньше; в окне ещё была абсолютно непроглядная темень, присущая лишь ночи, и зябкий холод, что будил не хуже хлесткого удара тонкой указки по спине. Они были слишком взволнованы и заставили их после молитвы очистить весь приют до блеска и даже подстричь кусты, которые не видели ножниц ещё, должно быть, с момента их посадки в эту проклятую землю приюта.

Особенно удивило то, насколько требовательно оценивали их собственную чистоплотность, а затем им и вовсе раздали абсолютно (как тогда им казалось) новые наряды. Они недоумевали!

К вечеру к ним заявились важного вида джентльмены; впереди всех шёл, как сейчас помнит, нелепо выкатив словно надутый белый шар пузо в хорошо сшитом смокинге и задвинутом на глаза цилиндре, должно быть, чтобы тот не упал от того, как высоко он задирал свой большой и длинный нос. Тот представился длинным и сложным именем, а затем представил и своих сопровождающих, что на его фоне выглядели как длинные тонкие жерди. Том, даже будучи ребёнком, не был глуп и быстро понял, что к чему: важные чиновники выбрали их жалкий приют для своей компании, желая повысить свою репутацию за счёт помощи сиротам. Их ослепляли яркие вспышки фотоаппаратов и мельтешащие люди, что бегали вокруг чиновников.

А потом, когда все эти расшаркивания закончились, к ним вышел мужчина в костюме с лиловой мантией и длинным цилиндром на голове; в начале его восприняли без интереса, но ровно до того момента, как он достал розу из неоткуда, а затем превратил её в платок. Даже миссис Коул, что впервые на его памяти была настолько трезвой, смотрела на него широко раскрыв глаза от восхищения. Тот же фокусник подарил Стаббсу кролика — белого и пушистого с длинными ушами — прямо из своей шляпы.

Тогда Том впервые загорелся желанием; он хотел стать таким, как эти чиновники — богатым и власть имущим, чтобы иметь своего фокусника, что показывал бы ему чудеса дни напролёт. Тем же вечером с ним произошёл первый магический выброс...