Джин с чердака.Том IV

— Ну так ты либо с Теодором, либо с Забини, или сразу с обоими! — её палец, испачканный в зелёном хлорофилле, тыкал в график роста слизеринского кактуса на доске. — Мэри весь мозг выела, что ты её на слизеринцев променял. Они что мёдом вымазаны?

Где-то за спиной хрустнула ветка. Том Реддл, поливая из серебряной лейки куст молчальника-душителя, медленно провёл пальцем по горлышку растения. Его тень легла ровной полосой между друзьями.

— Да не всё время! — Лоуренс отступил, задев локтем банку с китайскими гусеницами. Живые «удобрения» зашипели, выпуская фиолетовый дым. — Просто... темы общие. Вчера, например, Забини показал, как вывести уравнение фотосинтеза для тенелюбов... — он замолчал, заметив, как Джинни с силой сжимает секатор.

Лоуренс поджал губы и преисполнившись решимости рванул Джинни за шарф, стаскивая её к бочке с драконьим навозом:

— И вообще ты-то чего! — шепот стал громче шипения пара из котла. — Ты вон... — его глаза метнули искру в сторону Тома, который теперь аккуратно срезал шип с плотоядной розы, — с этим как тень ходишь! Будто мотылёк вокруг...

Взгляд Тома вместе с резким "щёлк" секатора кинжалами впился в Лоуренса. Он сглотнул. Пышная клыкастая пасть, как в замедленной съемке, упала на пол и, как отрубленная голова, подкатилась к его ноге. Лоуренс дернулся от Джинни как от жалящего, отступая на шаг назад.

Грохот опрокинутого ведра с червями-землекопами оглушил теплицу. Лоуренс, пытаясь вырваться, наступил на скользкий мох и рухнул спиной прямо в куст жгучей крапивы-мутанта. Тридцать семь колючек моментально впились в кожу.

— Мистер Харпер! — голос профессора Спраут потонул в хохоте слизеринцев. Она шла через заросли, раздвигая ветви посохом с светящимся наконечником. — Минус пять очков Слизерину! Вы что, решили стать живым удобрением?

Вокруг раздался смех других учеников на половину с шутками.

Красный от смущения Лори, выдираясь из куста, выплюнул лист подорожника, который сам сунулся ему в рот. Его мантия теперь напоминала решето, а в волосах пульсировал странный фиолетовый цветок.

— Мисс Эмберлейн! — профессор резко развернулась, когда Мэрибелл случайно подожгла свой пергамент заклинанием Ignis Flora. — Вы сейчас мистеру Криви выбьете глаз, если... О, господи, это же редчайший гриб-фейерверк! Быстрее воды из фонтана!

Пока все бросились тушить искрящийся гриб, Том аккуратно поднял выпавшую из кармана Лори схему. Его губы шевельнулись, повторяя: \[v_{max} = \sqrt{\frac{2E}{m}}\].

Чёрные глаза сузились, когда он разорвал пергамент, бросив обрывки в пасть хищному мухолову.

Примечание к части

Формулы в тексте - чистый рандом для сюжета.

Почему-то я шиперю Медальон с Джинни...

Медальон-крестраж: Мерцает зловещим алым.

Джинни: Словно под гипнозом протянула руку к украдкой подползающему артефакту.

Медальон: Резко открывает застёжку, подставляя цепочку, как руку для танго.

Джинни: Надевает с довольным О-хо-хо! Начинает целовать его и вальсировать под неожиданно возникшую музыку.

Настоящий Том: Врывается в комнату через камин, весь в саже.

Том: Это МОЙ ПЛАН! Моя ЗЛОВЕЩАЯ СХЕМА! Тычет палочкой в свой крестраж.

Медальон: Дразняще подмигивает отблеском.

Джинни: Что здесь происходит?

Глава 8. Первый скол.

Даже узнав, что Том что-то скрывает, Джинни продолжила вести себя как обычно: она всё так же писала письма семье, всё так же шутила с Золотым Трио под мрачные взгляды слизеринца, который буравил её взглядом, сидя за столом Змеи.

Джинни продолжала жить как ни в чём не бывало, но что-то — словно червь-паразит — ползало под кожей; навязчивый шёпот преследовал её во сне и наяву. В зеркале без чар гламура на неё смотрели уставшие глаза, увитые лопнувшими капиллярами, образуя карту кровавых рек, а под ними синели тени, похожие на пальцы мертвеца, сжимающие череп... Результат недосыпа.

Они с Томом на Рождественских каникулах планировали улизнуть из Хогвартса — точнее, планировал Реддл. Но разве могла Джинни отпустить его одного прямо под нос Волан-де-Морта? Хотя по заверениям Реддла (в которые у неё не было причин сомневаться), Тёмный Лорд перебрался к Малфою и теперь терроризировал белобрысое семейство. И где-то в глубине души Джинни испытывала сладкое злорадство: если раньше, на первом курсе, этот павлин и казался ей вполне нормальным парнем, то со временем она поняла. Он полнейшее ч... Полнейшая задница.

Джинни встряхнула головой, словно мокрая собака, отряхивающаяся от воды. Было бы неплохо, если бы она смогла так же стряхнуть и свои идиотские мысли. Запах воска от пылающих свечей примешивался к металлическому привкусу страха на языке. Стены Выручай-комнаты сжимались в такт учащённому дыханию Джинни; сердце билось о рёбра запертой птицей, отдаваясь в голове звонким эхом.

Реддл перед ней сейчас был куда большей проблемой, как и чёртов паук, которого он увеличил для их «урока». Его рука наставляла её на замершее под чарами создание, и Джинни почти физически ощущала страх мерзкого паука. Реддл придвинулся ближе — его пальцы впились в её талию с хищной грацией паука, обвивающего жертву паутиной. Он сжал ладонь чуть сильнее. От пальцев на талии, что сжимались почти причиняя боль, шёл жар даже сквозь жилетку школьной формы, когда холодный безразличный голос выдавливал из себя соблазнительную сладость — словно змей-искуситель, заставляя её, Джинни, сделать шаг. Перешагнуть линию дозволенного. Нарушить и разрушить их, не оставляя камня на камне.

Что-то внутри бунтовало, сопротивлялось и яростно шептало, что это неправильно (почему-то голосом Грейнджер), чтобы она отдернула руку, прокляла Реддла и с гордо поднятой головой вышла из Выручайки. Но... Она всё так же старалась пересилить себя и найти хоть горстку ненависти и желания убить — хоть и отвратительное, мерзкое, но оттого не менее невинное, беззащитное существо.

Джинни закрыла глаза и вторила искушающему голосу змея; губы, словно чужие, складывались в буквы, когда связки горла сокращались, выдавая звуки смерти. Первый слог сорвался шёпотом, обжигая горло кислотой предательства:

— Авада Кедавра.

И вот зелёная вспышка озарила сквозь закрытые веки. Тело паука обмякло с тихим шуршанием, словно мешок с костями. Но настоящий ужас пришёл после — в тишине. Она не хотела открывать глаза, не хотела признавать, что убила. Но голос её персонального змея шептал, убеждая в том, что это правильно, что так нужно: пожиратели смерти Волан-де-Морт не станут её жалеть, а она должна действовать наверняка. И что, как не смерть, может быть большей гарантией её безопасности?

Абсолютная, незыблемая смерть от Авады.

Джинни прерывисто дышала — как тогда, после второго испытания, когда оказалась на суше. Её лицо, до смерти бледное, блестело бисеринками пота на лбу. Том без всякого отвращения целовал её во влажный висок, прижимаясь к мокрым от пота волосам, и что-то шептал — что-то успокаивающее. А Джинни слышала, чувствовала, как что-то ломалось, трескалось и разлеталось на осколки, вонзаясь в кожу изнутри.

Что-то иррациональное творилось в ней. Что-то новое рождалось — тёмное, грязное, совсем не подходящее ей, реддловское. Она встряхнула головой, рассыпаясь в нервном, истеричном смехе — звучавшем как треск разбитого стекла, — пока ей в глотку силой не влили успокоительное.