Джинкс

Впрочем, странностей у Ривена хватало. Джинкс был бы только доволен, если бы Ривен снова взялся пересекать Урвальд с запада на восток, а их с Эльфвиной оставил в покое.

Они миновали немало боковых тропинок, а никаких указателей, говорящих, куда следует идти, в лесу, разумеется, не было.

– Ты уверен, что это правильный путь? – спросила Эльфвина после нескольких поворотов тропы.

– Да, – ответил Джинкс. – Мы идем на запад.

– Возвращаемся в мою страну, – подтвердил Ривен.

– А как зовется твоя страна? – поинтересовался Джинкс.

– Бахвалес. Она вон там.

– Стало быть, ты направлялся в Ключеземье? – спросила Эльфвина.

Джинкс вспомнил: Толливер Странник говорил ему, что Бахвалес лежит на западе, а Ключеземье на востоке.

Ривен на ее вопрос ничего не ответил, сказав лишь:

– Я должен покинуть Бахвалес, но все еще не покинул.

– Еще как покинул, – заверил его Джинкс. – Сам же говорил, что уже провел в Урвальде десять дней.

– Так ведь Урвальд принадлежит Бахвалесу, – сказал Ривен.

– Ничего подобного!

– Но король Руфус притязает на него.

– На Урвальд притязает и Синезуб, король Ключеземья, – сказала Эльфвина. – А до него от Калликомской прогалины десять дней пути на восток.

– Никаким королям Урвальд не принадлежит! – заявил Джинкс. – Он принадлежит… самому себе.

– Да, согласна, – сказала Эльфвина, – но это не мешает королю Синезубу называть его частью Ключеземья.

Она повернулась к Ривену:

– Почему ты покинул Бахвалес?

– Меня изгнали, – с гордостью сообщил Ривен.

– За что? – не отставала Эльфвина.

– Король Руфус сказал, что я анафема [18] .

– А ему эти, как их… нафемы не нравятся?

– Анафема, – поправил ее Джинкс. – Это что-то вроде проклятия. Видать, он и там людей грабил.

– Отнюдь нет, – возразил Ривен.

– Так за что же тебя изгнали? – снова спросила Эльфвина.

– За то, что я слишком уж подружился с дочерью короля.

Ривен сказал это, отведя взгляд в сторону, и Джинкс решил, что он соврал.

18

Анафема – отделение кого-либо от общины, изгнание, проклятие.

– Но я уверен, что твой король доволен тобой, прекрасная дева, – добавил тот.

– У меня нет короля, – возразила Эльфвина. – Я живу в Урвальде.

– Прошу простить, но ты сказала, что король Синезуб…

– Я просто знаю, кто он такой, только и всего. И он злой. Это всем известно. Он убил своего брата, настоящего короля, и жену брата, и их маленького сына.

– Ах, да. Я слышал об этом, – сказал Ривен.

– Конечно, и брат большой добротой не отличался. Его жена умерла сразу после рождения ребенка, и никто не знает, от чего, а король взял другую.

Джинкс уже слышал эту историю от Толливера Странника. Ничего интересного он в ней не усмотрел, просто отметил про себя, что личная жизнь королей мало чем отличается от жизни урвальдийцев – такая же запутанная. Он вскинул топор на плечо. Тропа разделилась на две. Одна уклонялась к югу, другая к северу. Джинкс выбрал южную.

– И вообще никакие короли меня не волнуют, – продолжала Эльфвина. – Я родом с Калликомской прогалины. Она лучше всех. Мы славимся нашим маслом, коровами и… правда, к нам только что варвары вторглись.

– Какой ужас! – воскликнул Ривен.

– Да нет, все не так уж и плохо. Некоторые варвары очень милы. Мама собирается за одного из них замуж.

– О… – Ривен не нашелся с ответом.

– Только она решила, что варвары могут невзлюбить меня из-за… ну, в общем, есть на то причина. Вот и отправила к бабушке, чтобы я пока там пожила. А ты уверен, Джинкс, что это правильная тропа?

– Конечно, уверен, – ответил Джинкс.

– Она много шире всех, какие я видел до сей поры, – сказал Ривен. – Ты не думаешь, что это Дорога троллей? Мне советовали сторониться ее.

– Это не Дорога троллей, – заявил Джинкс. – Дорога троллей ведет вверх, к Стеклянным горам. А на этой тропе никакого подъема нет.

– Может, она постепенно поднимается, – усомнилась Эльфвина.

– На ней много следов от когтей, – заметил Ривен.

– Да Урвальд весь в следах от когтей, – сказал Джинкс.

– Как по-твоему, увидим мы настоящих троллей? – с надеждой спросил Ривен.

– Это не Дорога троллей! – Джинкс уже разозлился на них – и в особенности потому, что, когда они с Симоном шли к дому Дамы Гламмер, он такой широкой тропы не видел.

Эльфвина положила руку ему на плечо:

– Джинкс, я и вправду думаю, что нам лучше вернуться и поискать другую дорогу.

– Ну, ладно!

Они уже прошли по этой тропе чуть ли не милю. Но если девчонке охота повернуть, потратив силы впустую, пусть будет так. Джинкс резко развернулся и пошел назад, Эльфвина и Ривен последовали за ним.

Теперь они шли намного быстрее, хоть и не сговаривались об этом.

– По-моему, кто-то приближается, – сказал Ривен.

Он опустился на четвереньки и приложил ухо к земле, что было, на взгляд Джинкса, глупо, поскольку они старались убраться отсюда как можно скорее.

– И даже бежит, – сообщил Ривен и вынул из ножен свой нож. Эльфвина поставила корзинку на землю и тоже извлекла оттуда нож – большой.

– Я сотворю укрывающее заклятье, – сказал Джинкс. – Подойдите ко мне.

Слегка смущаясь, он взял Ривена и Эльфвину за руки. И основательно сосредоточился на мысли, что его здесь нет. Он чувствовал, как по ногам поднимается из земли и наполняет его сила. «Нас здесь нет», – думал он.

Теперь все они слышали частый перестук когтей. Запахло гнилым мясом, из-за изгиба тропы выскочил тролль. Ноги Джинкса говорили ему: беги. Однако на этот раз он знал, что сотворил хорошее укрывающее заклятье. И тут все пошло наперекосяк.

Ривен вырвал руку из ладони Джинкса и преградил троллю путь.

– Не надо, Ривен! – воскликнул Джинкс. – Вернись!

Ривен занес нож. Тролль широко улыбнулся, показав сломанные зубы, и когтистой лапой ударил Ривена. Джинкс бросился к ним, размахивая топором. И через миг ему уже казалось, что тролль находится сразу везде – цапастые волосатые лапищи, когтистые пальцы, уродливое ревущее лицо, – а лиц Джинкс не забывал никогда. Он заставил себя не закрывать глаза, хоть ему и хотелось спрятать куда-нибудь голову, и махал, махал, махал топором. Он слышал завывания и визг, но времени подумать о том, кто визжит или что происходит, у него не было. Что-то острое проехалось по его лицу. Он ударил топором и во что-то попал. Выдернул топор и ударил снова, изо всех сил, словно стараясь расколоть крепкое дубовое полено.