Джинкс

Эльфвина смолчала, а Джинкс закрыл глаза, изо всех сил стараясь думать, как дерево, видеть мир, как дерево, и говорить, как дерево. Он слышал, как ближайшие к нему корни шепчутся друг с другом. И вдруг глаза его изумленно распахнулись.

Тот страх, тот ужас, донимавший деревья – чем бы ни было то, чего боялся Урвальд, – оно больше не приближалось с запада. Оно пришло.

«Где оно? – лихорадочно думал, обращаясь к деревьям, Джинкс. – Что это?»

Он не знал, слышат ли его деревья, но ни о чем другом они не разговаривали. Страх, ужас, смерть. Жуткая тварь – она уже здесь.

– Ты можешь подойти к нам и поесть, хоть ты и грубиян, – окликнула его Эльфвина.

Есть Джинксу хотелось, и сильно. Он подошел к костру. Остановился, оглянулся на деревья. Без толку, ничего в темноте не видно.

«Пока мы остаемся на тропе, нам ничто не грозит», – думал он.

– Ну что, есть будешь? – спросил Ривен, протянув Джинксу ковригу хлеба.

– Буду, – сказал Джинкс. Он отломил от ковриги горбушку и принялся жевать, все еще озираясь по сторонам.

– Не хочешь ли тушеных яблок?

Эльфвина уже успела приготовить их в котелке, который достала из своего заплечного мешка. И теперь положила ложку варева на хлеб Джинкса.

– Спасибо, – сказал он, не желая, чтобы Эльфвина снова укорила его за грубость. Он-то как раз был вежлив. Зато она сама даже отдаленно не напоминала кроткую, хорошо воспитанную девочку, которую он себе навоображал.

– Деревья чего-то боятся, – сказал Джинкс. – Где-то рядом бродит чудовище, правда, непонятно какое.

– Откуда ты знаешь? – спросила Эльфвина.

Он рассказал ей, как деревья разговаривают корнями.

– Ты понимаешь язык деревьев? – удивилась девочка.

– Он что-то вроде волшебника, – пояснил Ривен.

– Чародей? – Ну хоть это произвело на нее какое-то впечатление.

– Я только учусь, – скромно ответил Джинкс. – Деревья вот уж неделю говорили о чем-то огромном и опасном, шедшем сюда с запада. Теперь оно пришло.

Эльфвина и Ривен тоже заозирались.

– На меня напал медвелак, – сказала Эльфвина. – Огромный и опасный. А потом прибежали волки.

– Думаешь, деревья стали бы их бояться? – прищурился Джинкс.

– Нет, – ответила Эльфвина.

– Я шел с запада на восток, – сказал Ривен. – И ничего такого не видел. Разве что пару волколаков. И, по-моему, один раз за деревьями эльф промелькнул.

– Нет, тут, видимо, что-то похуже, – сказал Джинкс. Передать на урвийском то, о чем говорили деревья, было трудно. Однако некоторые из них имели семь футов в поперечнике и около сотни в высоту [17] . Чтобы напугать их, требовалось что-то и вправду жуткое.

17

Деревья в Урвальде были поистине огромными: 2 м в поперечнике и 30 м в высоту.

И тут его поразила одна странность.

– Как получилось, что медвелак напал на тебя? Есть же Соглашение о Пути.

– Он сманил меня с тропы, – объяснила Эльфвина. – Посоветовал мне залезть на дерево – от волков. Сказал, что он дровосек, а зовут его Топтыган, что уже несколько дней идет за мной, что не оставит меня одну – и все уговаривал сойти с тропы.

Она опять огляделась:

– Интересно, что с ним случилось?

Эльфвина подобрала палку, подожгла ее от костра и направилась туда, где фурии недавно атаковали какую-то тварь.

– Не сходи с тропы! – рявкнул Джинкс.

Девочка обернулась:

– Ты всегда так с людьми разговариваешь?

И сошла с тропы. Джинкс пробормотал одно из любимых ругательств Симона – разве он не сказал ей, что опасность рядом? – и последовал за ней. Ривен тоже.

– Медвелак появился вот здесь, – указала Эльфвина. – Потом он, наверное, удрал.

Джинкс вглядывался в темноту, надеясь увидеть то, чего страшатся деревья. Он бросил короткий взгляд и на взрыхленную, политую кровью землю. И увидел большой топор. Джинкс поднял его. Едва он сжал ладонями топорище, как ему стало легче. Конечно, от напугавшего деревья чудовища топор не защитит, но он все-таки лучше, чем ничего.

– Вернемся на тропу, – сказал Джинкс.

– Может быть, нам стоит всю ночь нести дозор, – предложил Ривен. – Так поступают в сказаниях.

– Да, – согласился Джинкс. – Я буду первым.

Эльфвина и Ривен завернулись в одеяла и прилегли у костра. Джинкс сидел, держа перед собой топор. В костре потрескивали сучья. Запах дыма живо напоминал о доме, который он покинул лишь несколько часов назад, хоть ему и казалось уже, что случилось это давно. Если бы он был сейчас дома, то сидел бы, наверное, в мастерской Симона, забыв, как и чародей, о времени, о существовании дня и ночи… хотя нет, что это он? Симон же ранен. И все-таки дома он был бы в безопасности, а не сидел в темноте, выглядывая существо столь ужасное, что его боятся даже деревья.

«Сам-то я не боюсь», – сказал себе Джинкс.

Новые товарищи его, похожие в одеялах на коконы, судя по всему, спали. Голова Ривена покоилась на его мешке. Интересно, четыре четвертака, которые забрал у него Ривен, уже там? Джинкс осторожно и беззвучно поднес к мешку пальцы.

Ривен, не открывая глаз, выпростал из одеяльного кокона руку и стиснул запястье Джинкса. Потом отпустил. Намек понятен.

Джинкс подбросил в огонь еще несколько сучьев… а когда открыл, спохватившись, глаза, увидел, что они уже прогорели. Хорошего мало – он заснул на посту. Пора будить Эльфвину.

Как только она проснулась, бормоча что-то путаное, Джинкс завернулся в свое одеяло и лег. Земля была жесткой, холодной, в лесу шуршала устилавшая землю сухая листва (а может, кто-то куда-то бежал во всю прыть), и сон не шел к Джинксу. Даже почти уснув, он продолжал прислушиваться – не появилось ли то, чего боятся деревья.

Наконец, услышал далекое тумп, кланк, тумп, кланк. И резко сел:

– Это ведьма!

– Я знаю, – сказала Эльфвина. – Успокойся. Спи дальше.

– Так ведьма же приближается!

– Уверена, она нас не тронет.

– Да ты вообще хоть что-нибудь знаешь о ведьмах?

– Кое-что знаю. Мама училась на ведьму, но потом решила, что лучше замуж пойти.

– О… – произнес Джинкс. Он встал, стянул с себя одеяло. – Ну, я все-таки думаю, что нам лучше спрятаться.

– То есть сойти с тропы? – удивилась Эльфвина.

– Я умею творить укрывающее заклятье, – пояснил Джинкс.

Проснулся и Ривен:

– А я не прочь познакомиться со злой колдуньей.