Джип из тыквы
Шрифт:
Я лежу на чем-то твердом, и мне холодно. Перед глазами подобие пестрого занавеса, он интригующе колышется, и несколько секунд я со слабым интересом жду продолжения. Потом определенно понимаю, что передо мной чья-то несвежая ситцевая юбка, и напрочь теряю желание увидеть закулисье.
– Наркоманка, что ли? – не отстает шерстяной голос.
Я поднимаю глаза и вижу засаленный древний тулуп с плеча крепостного Герасима, который вовсе не утопил свою Муму, а сделал из нее кокетливую шапочку.
Между растрепанным воротом тулупа и малость оплешивевшим
Мамзель Герасим, так сказать.
– Ох! – роняю я.
И вовремя прикусываю язычок, чтобы не вымолвить рвущийся с губ непечатный глагол полностью.
«Охренеть! – дипломатично выдает более приличный синоним мой внутренний голос. – Это кто?!»
– Вы кто? – спрашиваю я вслух.
– Чего это ты мне выкаешь? – обижается мамзель Герасим. – На соседних нарах паримся, так что не выпендривайся, цаца!
– На каких еще нарах?!
Я резко вскидываюсь и снова охаю и ахаю, натягивая до самой шеи несвежую простынку.
Вот это сюрприз! Под простыней я абсолютно голая!
С невольной завистью смотрю на чужой тулуп.
Мамзель Герасим злорадно хохочет:
– Что, в первый раз в обезьяннике, цаца? А надо меньше пить!
– Я не…
Осекаюсь, не договорив.
Часто дышу в ладошку, приставленную к носу вогнутым козырьком, и понимаю: я да. В смысле, да, я пила.
Но где? Когда?!
Я ничего не помню.
«Действие второе, те же и Чацкий, – расстроенно бурчит мой внутренний голос. – Опять амнезия?»
– Не может быть, – шепчу я, холодея от страха.
Кажется, история повторяется.
– Впрочем, в прошлый раз было хуже, – рассуждает внутренний голос, пытаясь меня подбодрить. – Тогда ты голая попала сначала в аварию, а потом на операционный стол и в реанимацию, а сейчас только в кутузку. Налицо прогресс!
– Мы в отделении полиции? – спрашиваю я соседку.
– Ага, в отдельном номере! – подмигивает мне она. – Кроватки тут, конечно, узковаты, но это не помешает. Готовься, подруга, тебя ждет бурная ночь!
– Какая ночь? Вы что, в своем уме? Вы за кого меня принимаете?!
Я кричу, и мой голос позорно срывается, что веселит мамзель Герасим пуще прежнего.
– Где мои вещи? Мне нужен телефон!
– Я должна позвонить своему адвокату! – издевательски пищит противная баба, с удовольствием меня передразнивая.
– Так. Все. С меня довольно!
Я встаю с лавки и, игнорируя хохочущую мамзель, решительно сооружаю из серой простынки вполне себе элегантный холщовый сарафан с завязками на шее.
Подхожу к решетке, заменяющей одну из стен, и богатырски сотрясаю ее, отчего замок мажорно громыхает.
Я надеюсь, что это будет правильно понято – как призыв.
– Вот дура-то, – удовлетворенно комментирует мамзель Герасим и отодвигается
в дальний угол.Она приготовилась наблюдать, и не напрасно: сценическое действие разворачивается.
Я слышу тяжкую поступь каменного гостя. Интригующе неспешно он приближается и принимает прозаический облик пузатого дядьки в форме, которая ему тесна.
– Проспалась? Че буянишь? – спрашивает он, зевая.
– Здравствуйте, – сухо и официально говорю я. – Скажите, пожалуйста, за что меня задержали?
Мамзель Герасим в своем углу весело фыркает.
– За нарушение общественного порядка – это раз, – невозмутимо перечисляет дядька, загибая пальцы. – За попытку угона чужого автомобиля – это два.
– Какого еще автомобиля?!
Я в шоке.
Опять двадцать пять!
Я ведь уже угоняла машину, с того-то все и началось!
– Автомобиль марки «Рено», госномер не помню, – сохраняет олимпийское спокойствие служивый.
– Не серебристого ли цвета? – я еще вижу шанс. – Если серебристого, то это мой собственный автомобиль!
– Разберемся, – обещает дядька и шевелением пальцев отгоняет меня в глубь камеры. – А будешь шуметь – засчитаем как сопротивление органам охраны правопорядка, и это будет три.
– Когда разберетесь? – не унимаюсь я. – Мне что, до утра тут голой сидеть?
– Она не хочет сидеть, она лежать хочет! – провокационно подсказывает мамзель Герасим и противно хихикает.
– Мне холодно! – перебиваю ее я. – Верните мою одежду!
– За простынку спасибо скажи! – хмыкает служивый и уходит.
– Ой, допросишься, – пророчит мамзель Герасим. – Согреют тебя менты так, что мало не покажется!
Я поворачиваюсь и молча смотрю на нее чудо-взором.
В цвете эта злобная тетка даже ничего, интересная. В кислотных дискотечных тонах. Радуется, гадина, моему бедственному положению и очень хочет, чтобы мне было больно и плохо.
– Чего уставилась, припадочная? – скалится она.
Я всматриваюсь в путаницу светящихся пятен и линий, разбираясь, откуда что берется.
Злоба фиолетовым ручейком вытекает из ядовито голубого страха. Он же – источник обиды и зависти. Светящаяся растопырочка похожа на хищную орхидею с разноцветными лепестками. Нет, с цепкими усиками, потому что они все вытягиваются.
Я закрываюсь невидимым экраном, и хищные щупальца недобрых чувств упираются в него и останавливаются.
А что, если…
Меня посещает вдохновение.
Я делаю то, чего никогда еще не делала: разворачиваю потоки чужих эмоций вспять, быстро переполняя голубое озеро.
Страх – источник прочих чувств моей соседки – моментально прибывает и захлестывает ее ледяной волной.
– Чего ты, чего?!
Мамзель Герасим поджимает ноги, втискивается в угол и вскоре в панике вопит:
– Начальник! Помогите! Спасите! А-а-а-а!
Сработало!
Я выдыхаю и устало опускаюсь на лавку.
«Вот это да! – ликует мой внутренний голос. – Ты просто маг и чародей! Гарри Поттер отдыхает!»