Джоанна Аларика

— Кстати, по поводу оружия, — сказал хозяин, допив свой кофе. — Представители гражданской оппозиции в департаментах Эскинтла и Альта-Верапас жалуются на недостаточность парашютных забросок. Я не знаю, что у вас там происходит, но мы не можем тратить сотни тысяч долларов на посылки, которые не доходят по назначению. В газетах чуть ли не каждый день сообщается о находках оружия, которое крестьяне сдают властям. Вы уверены, что они сдают все найденное? Или в конечном итоге окажется, что все эти месяцы мы вооружали индейцев?

— Я не думаю, — сказал человек в очках. — Индейцы не любят иметь дело с оружием, едва ли они станут его прятать.

— Что значит «не думаю»? Что значит «едва ли»? Игра слишком серьезна, сеньор, чтобы мы могли позволять себе догадки и предположения! Вам уже тысячу раз указывалось на необходимость наладить безотказную службу наведения и сигнализации, были заброшены ультракоротковолновые рации для двусторонней связи с самолетами. Где эта служба наведения? В каком веке живут ваши плантаторы, черт бы их побрал? Или они ждут, что пеоны будут сами разыскивать сброшенное оружие и сносить его своим добрым господам? Так продолжаться не может. Вы забываете, что это оружие куплено на деньги наших налогоплательщиков!

— Я всегда говорил, что со штатскими лучше не связываться, — проворчал полковник, наливая себе новую порцию виски. — Напрасная трата сил и времени. Так или иначе, а все решает армия, и нечего всяким адвокатам путаться у нее под ногами.

— То-то она «все решила» в октябре сорок четвертого! — злобно огрызнулся человек в очках. — Как будто не офицеры вручили власть доктору Аревало!

Полковник побагровел.

— И вы еще обвиняете армию в октябрьских событиях! Какие это офицеры привели к власти Аревало? Такие, как Арбенс? Это шпаки в мундирах, а не офицеры! Ясно вам? Переворот сделали штатские, штатские, независимо от того, как они были в тот момент одеты!

— А что же Тогда делали настоящие офицеры? — взвизгнул человек в очках. — Где же была в тот момент гватемальская армия и ее доблестный офицерский корпус?

— Господа, господа, — вмешался хозяин, — сейчас не время для исторических споров. Прошу вас, успокойтесь…

Но его уже не слушали.

— Да как вы смеете! — ревел полковник. — Ян? потерплю, чтобы в моем присутствии…

— Вы уже десять лет терпите у себя в стране красную диктатуру! Вы, армия, у которой в руках оружие! Все вы становитесь героями за бутылкой виски…

— Господа! — хозяин повысил тон, стараясь перекричать спорящих. — Господа, вы не в своем уме!

— Он еще смеет обвинять армию в десятилетнем терпении! А кто, как не офицерский корпус, устраивал заговоры все эти годы? И кто их проваливал, как не шпаки? Мы бы уже год назад расстреляли Арбенса со всем его кабинетом, если бы не кретинизм этих сукиных сынов идиотов Бельтранена и Камачо Лаббэ, которые завалили связь с Гондурасом! Лиценциаты! Муниципальные советники! В заднице последнего из моих капралов больше сообразительности, чем в головах у этих тупиц с университетскими дипломами!

— Кабальерос, вы забываетесь! — крикнул хозяин, ударив по столу ладонью. — Прошу немедленно прекратить, мы собрались не для того, чтобы учиться казарменному остроумию! Полковник и вы, доктор, вы служите сейчас общему благородному делу свободы и хотя бы ради него забудьте свои разногласия. Если армия и общественность не сумеют найти общий язык сейчас, перед лицом общего врага, то как же вы предполагаете сотрудничать в дальнейшем, когда перед вами возникнут более сложные задачи?

Спорщики замолчали, угрюмо насупившись и не глядя друг на друга. Выдержав паузу, хозяин продолжал уже своим обычным, медленным и бесстрастным голосом:

— Итак, мы говорили относительно парашютных забросок оружия в районы сосредоточения гражданской оппозиции. К сожалению, об увеличении масштабов этих забросок думать сейчас не приходится, и по двум причинам. О первой я уже сказал — парашютированное оружие слишком часто попадает в руки властей и представляет собою напрасную трату средств. Средства у нас широки, но, господа, было бы ошибкой считать их неисчерпаемыми. Это я прошу вас учесть со всею серьезностью. Вторая причина — у нас уже нет времени. Сразу же с началом операции, очевидно, парашютирование прекратится вообще, так как забрасывать оружие в страну, охваченную гражданской войной, значило бы вооружать население, то есть делать именно то, от чего я с такой настойчивостью вас предостерегаю. Оружие будет сбрасываться лишь небольшими партиями на пути продвижения отрядов Армаса, но это будет оружие исключительно советского производства и практически негодное, без боеприпасов к нему. Что же касается господ «финкерос», могу сказать одно: если они до сих пор не сумели проглотить то, что само падало им в рот, пусть выходят из положения, как знают. Оружие, которое они прозевали, лежит в правительственных арсеналах. Пусть берут его оттуда, как только наступит «час Ч». [31] Ничего более легкого я посоветовать не могу. Есть вопросы?

31

«Ноur Н» — в англо-американской военной терминологии условный час начала атаки.

— Только один, — сказал человек в очках. — Если вторжение начнется не так успешно, как мы ожидаем, а гражданская оппозиция тем временем выступит и полностью себя обнаружит…

Хозяин не дал ему договорить и поднялся из кресла.

— Я вас понял! Не беспокойтесь на этот счет. Когда не срабатывает одно устройство, автоматически включается второе. Но говорить об этом пока рано, у нас нет никаких оснований для пессимизма. Не правда ли, полковник?

— Я уверен, что мы раздавим эту сволочь в одни сутки, — проворчал тот, тоже вставая. — Я знаю Карлоса, его можно назвать кем угодно, но только не слюнтяем. В случае необходимости он не остановится перед тем, чтобы послать самолеты выбомбить Арбенса из президентского кресла… хотя бы для этого пришлось раздолбать в щебень пол-столицы.

— Вот речь воина, — улыбнулся хозяин. — Но вы, доктор, не принимайте ее всерьез и не тревожьтесь за столицу и ее мирное население. Я уверен, что до такой крайности дело не дойдет… Я совершенно в этом уверен! Поверьте мне, что если только дон Хакобо Арбенс Гусман окажется перед дилеммой: сложить с себя президентские полномочия или обречь столицу на разрушение, он выберет первое. Несмотря на то, что он предает страну коммунистам и так далее и тому подобное… Поверьте мне.

— Это возможно, — кивнул полковник, одергивая пиджак, словно это был китель. — Я вам уже сказал, в глубине души этот мерзавец был и остается шпаком. Наложит в штаны при первом выстреле этот ваш дон Хакобо Арбенс Гусман. Итак, разрешите откланяться, если, как я понимаю, с делами покончено. Время позднее.

Улыбающийся хозяин проводил гостей до двери.

— Господа, надеюсь, разговор оказался одинаково полезен для всех нас. Мне было отрадно накануне решающего часа еще раз убедиться в нашем взаимопонимании и готовности к сотрудничеству… — Продолжая говорить, он позвонил. Неслышно появился тот же негр. — Gentlemen are leaving, — сказал хозяин, не оборачиваясь. — Call the car, please. [32]

— Yessi'r, [33] — негр поклонился и исчез так же бесшумно.

32

— Джентльмены уезжают… вызовите машину (англ.).

33

— Да, сэр (англ.).

— В следующий раз вы все же присылайте другую машину, — сказал полковник, — как хотите, а эта мне не по душе.

— «Следующий раз» будет уже после победы, — улыбнулся хозяин. — Никак не раньше. Но тогда мы можем проехать с вами в открытом «конвертибле» через всю столицу, и вы будете в мундире и при всех орденах. А, полковник? И прелестные черноглазые сеньориты будут улыбаться вам с балконов и бросать белые орхидеи.

— Да, девки победителей любят, — полковник подмигнул и выпятил грудь. — А знаете, это вы и в самом деле здорово придумали — насчет передислокации. Я немедленно доложу об этом министру, это действительно идея! И главное, я же окажусь в роли самого бдительного из его сотрудников, ха-ха-ха-ха!