Джоанна Аларика

— Послушай, чико, [42] — сказал подошедший Корвалан, — тебе здесь еще надолго?

— Могу и поторопиться, — с готовностью отозвался Педрито. — Нужна помощь?

Корвалан бросил на верстак несколько отрезков высоковольтного провода в лакированной изоляции и высыпал латунные наконечники.

— Напаяй мне эти штуки, как кончишь, — сказал он. — Идет? С одного конца прямой, а с другого вот этот загнутый…

— Знаю, — успокоил его Педрито. — В первый раз, что ли?

42

Chico — обычное в Южной Америке обращение к подростку (ж. р. — chica).

— Только аккуратно, чико. На митинг сегодня идешь?

— А какой?

— Да ведь сегодня семнадцатое июня, вторая годовщина подписания декрета номер девятьсот. Забыл?

— Чего там забыл, просто из головы выскочило, — солидно сказал Педрито. — Все эти декреты разве запомнишь? Пойду, ясно!

— Ну, тогда давай вместе, сразу после работы…

Педрито с восхищением проводил глазами Корвалана и принялся за дело уже всерьез, торопясь покончить с проклятой трубой. Работать с электриком всегда было приятно — работа чистая и интересная, — да и сам электрик был для Педрито предметом постоянного восхищения и подражания. И не только из-за роскошного комбинезона, хотя это тоже играло свою роль; Корвалан в совершенстве знал сложное электрическое хозяйство самых новейших американских машин, несмотря на это, никогда не задирал нос и был хорошим товарищем, а на танцах всегда появлялся с самой красивой девчонкой. Педро мечтал выучиться на электрика и во всем стать похожим на Эрнесто Корвалана.

На этот раз хозяин что-то запаздывал. Может быть, сегодня сеньорита Агиляр действительно пришла на собственных ножках? Педрито уже успел разобрать свой трубопровод, помыть в керосине руки и с важным видом сесть за верстак, когда дон Тачо Ривера появился, наконец, в мастерской. Уже по тому, как он поздоровался с Гальваном, буркнув остальным общее приветствие, Педрито сразу почуял: патрон не в духе. Аккуратно обжимая наконечник на зачищенном конце провода, он снова беззвучно рассмеялся. Можно держать пари, что Инесита ночевала дома!

С приходом хозяина в мастерской стихли посторонние разговоры. В одном углу Руис вместе с Петисо стрекотали лебедкой, извлекая мотор из поставленного на капитальный ремонт «джи-эм-си», в другом — деловито колотил своими молоточками Васкес, занятый выпрямлением смятого в аварии капота. Из моечного бокса, где орудовал сторож, прирабатывающий в свободные часы мытьем машин, слышались глухая ритмичная стукотня компрессора и гул бьющей о железо сильной струи. Сам дон Тачо, уже переодетый в комбинезон, забрался вместе с Гальваном в смотровую канаву и разглядывал вскрытый коленчатый вал шестицилиндрового «плимута», время от времени сердито покрикивая на беднягу Чакона, светившего им переносной лампой. Корвалан, насвистывая «Халиско Блюз» (у него-то и перенял Педро этот мотивчик), возился в отделении зарядки аккумуляторов. Инес Агиляр красила губы за своей стеклянной перегородкой. Все было мирно, и ничто не предвещало скандала.

Потом дон Тачо вылез из смотровой канавы, еще более не в духе, и сразу же запутался в кабеле переносной лампы, которую Чакон не успел убрать. Громко обозвав беднягу подмастерья ослом, хозяин прошел в конторку, и уже через минуту оттуда послышались крики: сеньорита получала нагоняй за какую-то утерянную или неотправленную фактуру.

— Какая это муха его сегодня укусила? — спросил Педрито у Чакона. — Кидается на всех как бешеный…

Чакон молча, с расстроенным видом, пожал плечами. Этот парень принимал слишком близко к сердцу всякую ерунду, даже хозяйский выговор; эта черта характера была просто удивительной в парне, который не пропускал ни одного ковбойского фильма и собирал комиксы про Хопалонга Кассиди и Дика Марвела.

— Плюнь, — сказал Педрито. — Подумаешь! Слышишь, Инесита тоже получает свое. Сегодня достанется всем, будь уверен. На митинг идешь?

. — Пойдем, — вздохнул Чакон, продолжая сматывать кабель.

Можно было подумать, что дон Тачо подслушал их разговор. Не успел Чакон ответить насчет митинга, как хозяин оставил в покое плачущую сеньориту Агиляр и вышел из конторки. Педрито как раз допаивал последний наконечник.

, — После работы поедешь со мной в одно место, — хмуро сказал дон Тачо, останавливаясь возле верстака и закуривая. — Нужно установить холодильник. Часа на три, оплачу как сверхурочные.

Педрито отложил паяльник и полюбовался аккуратно прилаженным блестящим наконечником.

— Сегодня не выйдет, дон Тачо, — сказал он с сожалением.

— Что значит «не выйдет»? — нахмурился тот еще больше. — Я тебя не в гости приглашаю! Сказано — нужно сделать сегодня…

— Но если человек не может? — резонно возразил Педрито. — Если у человека важный митинг сразу после работы, что тогда?

Дон Тачо, видимо, едва удержался, чтобы не вспылить.

— Послушай, парень, — сказал он угрожающе. — Ты брось на работе заниматься шуточками, иначе вылетишь на улицу! Меня твои дурацкие митинги не интересуют, ясно тебе?

Как раз в ту минуту Корвалан вышел из аккумуляторной и остановился с вольтметром в руках, глядя на Педро, как тому показалось, с любопытством. В другое время тот, может, и смолчал бы, но в присутствии Эрнесто счел отступление невозможным.

— Ну, а меня не интересуют ваши дурацкие холодильники, — сказал он, собирая с верстака готовые куски провода. — Я же вам сказал: митинг очень важный, по поводу аграрной реформы…

— А тебе что за дело до этой реформы? — уже не сдерживаясь, заорал дон Тачо.

Васкес сразу прекратил греметь своими выколотками, Руис и подмастерье Петисо тоже оставили работу, прислушиваясь к начавшейся ссоре. Корвалан из-за спины хозяина успокаивающе кивал головой.

— Много ты в ней понимаешь, щенок! — продолжал кричать взбешенный хозяин. — Я тебе говорю еще раз: или ты работаешь, или ступай на улицу и митингуй, сколько влезет, с такими же голозадыми! Реформа ему понадобилась, видали вы!

— Я не щенок, сеньор, — с достоинством ответил Педрито, — меня зовут Педро Родригес, если вы этого не знали. А что до реформы, так она нужна всем, кроме разве таких вот кангрехос, как вы. Эти-то и в самом деле бесятся, как только про нее услышат…

Корвалан, подошедший между тем совсем близко к спорящим, сделал еще шаг и стал рядом с Педрито, небрежно поигрывая тяжелым рогатым вольтметром. Впрочем, Педрито и сам отлично мог бы постоять за себя: худощавый и крепко сбитый, он не был ни коротышкой вроде Петисо, ни растяпой вроде Чакона. Так или иначе, патрон его не ударил. Он только бешено глянул и пошел к конторке, бросив через плечо:

— Убирайся к черту! Чтобы завтра тебя здесь не было!

Потом он содрал с себя комбинезон, сел в машину и уехал.

— Вот нужно было связываться! — укоризненно сказал Корвалан, предложив Педро сигарету. — Нашел с кем спорить, умник!

— А кто с ним спорил? — возразил Педрито с досадой. — Он же сам начал, верно?

Он и сам уже немного раскаивался, и поэтому особенно неприятно было слушать всякие замечания. Раскаивался он не в том, что ответил грубостью на грубость патрона, а что довел разговор до того градуса, когда оскорбления начинают сыпаться сами по себе. Можно было отказаться как-то иначе, а не сразу закусывать удила. Ну да черт с ним! Жаль только уходить из хорошей компании. Не говоря уже об Эрнесто, ребята здесь подобрались ничего, даже контрамаэстро не такой зануда, как бывают в других местах.