Джоконда улыбается ворам

– Сделайте милость, любезный Лука, – Леонардо постарался сдержать иронию.

– Если хотите чего-нибудь достигнуть при миланском дворе, так попробуйте сначала расположить к себе Цецилию. Она может сделать вам любую протекцию.

– Возможно, я последую вашему совету.

Прозвучал громкий заливистый смех. Запрокинув голову, Цецилия, выставив вперед круглый подбородок, весело смеялась над остротами герцога. Леонардо лишь хмыкнул: во время их недолго разговора герцог не произвел на него впечатление остроумного собеседника; возможно, что в общении с дамами он умеет раскрывать лучшие стороны своей натуры.

Потянув за руку Цецилию, герцог спрятался в каменном гроте, искусно сооруженном между кустов самшита.

– Ну что я вам говорил? – удовлетворенно произнес музыкант. – Предполагаю, что они уединятся здесь часа на два. Давайте с вами свернем на другую аллею, чтобы не поставить в неловкость блистательного герцога.

Стража, шедшая за Лодовико Сфорца, предусмотрительно обступила грот с двух сторон, давая герцогу с его спутницей возможность остаться наедине.

– Я слышал, что вы предлагали герцогу какое-то интересное вооружение, какого еще никогда не существовало? Это правда?

Дотопав до конца аллеи, они оказались на небольшой площадке, усыпанной красным песком, а с нее, разбиваясь на три ровных луча, по обе стороны которого росли кусты, постриженные по краям, шли ровные узкие дорожки, посыпанные красным гравием, желтым песком и черным везувианом. Миланцы называли подобное новшество «гусиными лапками».

Чуть помедлив, музыкант увлек Леонардо по красной дорожке.

– Совершенно верно. Я предложил изготовление закрытых колесниц, безопасных и неприступных в бою. Эта колесница, прикрытая панцирем, должна быть укомплектована пушкой, – с азартом принялся рассказывать Леонардо. – Изнутри она будет управляться восемью воинами при помощи рычагов и приводов. Уверен, что с таким вооружением воинство герцога будет непобедимо!

– Я разделяю ваше неудовольствие, бедный мой Леонардо, – покачав головой, сочувственно проговорил Лука. – Только уверяю вас, не вы один такой несчастный. Если бы вы знали, какие проекты предлагали герцогу архитекторы из Венеции! Однако он предпочел от всего этого отказаться. Хочу вам сказать откровенно, – музыкант перешел на шепот, – наш герцог с подозрением относится ко всему свежему, особенно если это новое исходит от немиланцев. А уж если дело касается войны, так тут он и вовсе младенец! Военной кампании он предпочитает хитроумную интригу. Лодовико предпочитает проявлять доблесть не на поле брани, а в постели. Ха-ха! – добродушно рассмеялся музыкант. – По дворцам герцога бегают толпы его незаконнорожденных отпрысков!

Леонардо лишь сдержанно улыбнулся, понимая, что столь откровенное суждение его нового друга может когда-нибудь закончиться для него заключением в крепость.

– Вы очень неосторожны, Лука, – даже парк может иметь уши, – обвел Леонардо рукой обезлюдившие аллеи.

– Ха-ха! Это еще не самые крамольные мои мысли, дорогой мой Леонардо. Самые скверные из них я высказывал, оставаясь наедине с собой. Представляю, как расстроился бы римский папа, вдруг однажды их услышав.

– А хотите, я нарисую ваш портрет? – спросил Леонардо, поддавшись неожиданному сильному порыву.

Этот молодой музыкант невероятно занимал его. Прекрасно сложенный, с огромными карими глазами и вьющимися каштановыми волосами, широкой волной спадающими на широкие плечи, он выглядел, как древнегреческий Давид, сразивший Голиафа. Такому юноше, имевшему широкие ладони и сильные длинные пальцы, подобало держать в руке алебарду, а не капризную лютню. Родившись воином, он по прихоти судьбы сделался придворным музыкантом.

Несмотря на веселость, лучившуюся из озорных глаз Луки, на его лице ощущалась печать безысходности и близкого конца. Именно таким стоит рисовать Христа, знавшего о своей неминуемой кончине, но продолжавшего следовать предначертанной судьбе.

– Портрет? – удивленно протянул музыкант. – Но у меня нет денег на потрет. Я не сумею с вами расплатиться, дорогой вы мой Леонардо.

– Я напишу ваш портрет совершенно бесплатно, на мой взгляд, у вас очень выразительное лицо.

– Если это ничего не будет мне стоить, тогда я не против. – И, сверкнув широкой белозубой улыбкой, добавил: – А все-таки вы презабавный человек, Леонардо. И как в таком случае вы назовете этот портрет?

– К примеру, «Портрет музыканта». Ну как вам?

– Возможно, и неплохо. Если вы станете когда-нибудь великим, любезный мой Леонардо, так ваши биографы будут ломать головы, кого это вы запечатлели на своей картине, – рассмеялся Лука.

Тонкие губы Леонардо дрогнули в улыбке.

– Возможно, что когда-нибудь так оно и будет.

– Однако мы уже не одни, – негромко проговорил Лука, посмотрев на везувиановую аллею, по которой шагал герцог, взяв под руку свою фаворитку.

Приземистый, с выступающим животом (признак того, что он не чужд многим радостям жизни), короткой шеей и короткими кривыми ногами, спрятанными в черные панталоны, он смотрелся на редкость карикатурно в сравнении с утонченной Цецилией Галлерани. При разговоре с ней герцог смехотворно задирал голову, что лишь подчеркивало его физическую убогость. И у всякого, кто наблюдал за этой странной парой, невольно возникало ощущение, что Цецилия посматривала на герцога свысока.

До музыкантов доносился легкий девичий смех. Леонардо да Винчи увидел, как фаворитка, приостановившись, поцеловала Лодовико в щеку. Со стороны они выглядели вполне счастливой парой, вышедшей прогуляться по аллеям парка. А следом, отставая на пару десятков шагов, давая возможность влюбленным для приватной беседы, шествовали два рыцаря, вооруженных мечами.

На лице Луки застыла прелюбезнейшая улыбка. Теперь в нем не было ничего от того едкого юноши, каким тот был всего-то несколько минут назад. Несмотря на молодость, музыкант прекрасно усвоил правила двора. Согнувшись в почтительном и грациозном поклоне, – наверняка не одну сотню раз отрепетированном перед зеркалом, – он представлял собой превосходный образчик подобострастия, но стоило ему лишь разлепить губы, как Леонардо услышал:

– А я-то полагал, что свидание в гроте займет куда больше времени. Или любовный порыв нашего герцога сегодня невероятно короткий, или что-то у них там не заладилось.

Леонардо невольно усмехнулся: все-таки этот музыкант немыслимо дерзок. Герцог Лодовико Сфорца отправлял злопыхателей в тюрьму за куда менее злобные речи.

Склонившись, Леонардо невольно остановил взгляд на фиолетовых чулках герцога, на коленях которых отчетливо обозначились темные пятна грязи. Брови Леонардо недоуменно взмыли: «Неужели Сфорца стоял на коленях перед своей фавориткой? Весьма любопытная пара!»

– Как зовут сына Цецилии?

– Чезаре, – ответил Лука, продолжая премило улыбаться.

– Такая женщина может родить только ангела.

Герцог приблизился.

– Леонардо, почему же вы молчали, что вы столь несравненный музыкант? – с восхищением спросил герцог. – Вы просто околдовали всех моих гостей и весь мой двор своим искусством!

Лицо Сфорца светилось радостью от столь выгодного приобретения.

Леонардо перевел взгляд на Цецилию. Во дворце говорили, что Лодовико просто без ума от своей молодой фаворитки. И сейчас, когда Цецилия была вблизи, художник невольно согласился с тем, что от такой женщины легко потерять голову. Кроткое, с легкой улыбкой лицо так и просилось на холст. Ничто не свидетельствовало о том, что каких-то несколько минут назад она придавалась любовной страсти с мужчиной. Женщины с такими лицами всегда выглядят безгрешно и видятся воплощением добродетели.