Джон и Дэйв и Храм Кс'аль'наа''тхутхутху
Шрифт:
– Заткнись. Заткнись и дай мне подумать.
Джон зажёг сигарету и сказал:
– Позволь мне рассказать всё, как есть, детектив. Когда я был маленьким, лет пятнадцать, папа привёл меня сюда. Именно вот в это место, на ферму «Фезерболл». Кажется, была середина лета. Папаша был пьян, потому что был четверг. И вот среди ночи мы приезжаем сюда: я, папаша и его дружбан.
Джон выпустил клуб дыма. Он почесал шею рукой, державшей сигарету.
– Мы припарковались вон там, не у этого здания, а у следующего. Мы пробрались внутрь, где нас встретили двадцать тысяч индеек. Ну, то есть, мы реально были как человеческий островок в индюшачьем океане. Когда скрипнула дверь, каждая голова в сарае повернулась в нашу сторону. Наверное, они подумали, что сейчас будет кормёжка. И
Я взглянул на Джона. Фальконер по-прежнему смотрел в пустоту перед собой.
Я спросил:
– К чему вся эта хрень?
– Я хотел сказать, что у моего папаши были нелады с головой. И что обычно самое вкусное мясо – это то, которое ты убил собственными руками. А ещё, что иногда в этом городе люди превращаются в монстров. С помощью магии.
– Нужно найти тело Фрэнки, – сказал я.
Фальконер не ответил. Машины с сиренами подъехали к зданию.
Джон выпустил очередную струю дыма и сказал:
– Ладно, вот что мы скажем копам…
3
Два часа спустя я стоял за прилавком видеопроката, пытаясь отковырять ногтями от DVD-диска противокражную магнитную этикетку. У меня распухла губа, на плече была повязка, под глазом – лейкопластырь, и каждый вдох отдавался болью в рёбрах. От меня воняло индюками.
Я бы отпросился, но я уже истратил все больничные в году и до января не мог брать отгулы. Я часто беру больничные: в основном это самопровозглашённые дни психического здоровья. То есть дни, когда я просыпаюсь в таком настроении, что готов наброситься на любого, кто спросит, когда нужно возвращать диски с двухдневным прокатом – в среду или четверг.
Я работал в «Уолли Види-О!» уже пять лет, из них два в качестве менеджера. Я пришёл к ним сразу после того, как меня вышвырнули из колледжа. Помню, кто-то рассказывал, что Квентина Тарантино открыли, когда тот работал в видеомагазине, и, кажется, я устроился сюда именно с такой мыслью: написать киносценарий. Я придумал историю про копа из будущего с огнемётом вместо руки. Тогда, в девятнадцать лет, это казалось рабочей идеей. У взросления без родителей есть минимум одна серьёзная проблема: если ты встаёшь на путь идиотизма, никто тебе об этом не скажет.
Мои опекуны – не стану называть их имён – сделали всё, что могли. Хорошие, очень религиозные люди. Они обращались со мной так, будто я был каким-нибудь усыновлённым африканским мальчиком. Они знали мою историю, знали, что я рос без отца. Когда в школе я попал в переплёт, и меня вышвырнули из-за того пацана, который в итоге умер, они всеми силами старались меня поддержать. Пока шло разбирательство, они всегда были на моей стороне, но спустя какое-то время они переехали во Флориду и намекнули, что, возможно, будет лучше, если я останусь.
Моя
родная мать живёт в Аризоне; кажется, она находится вместе с десятком других людей в учреждении, которое можно назвать «приютом». Что-то вроде общины, точно не знаю. Два года назад она прислала мне письмо – тридцать страниц мелким почерком на разлинованных тетрадных листах. Но я не смог прочитать больше одного абзаца.Я отковырял противокражную наклейку от DVD-диска, положил его обратно в коробку и взял из стопки следующий диск. Достал из коробки, принялся отдирать наклейку. Я глянул по сторонам: в магазине был только один покупатель. Чувак в ковбойской шляпе. Джинсы на нём выглядели так, будто их нарисовали прямо на ногах.
По телевизору в дальнем конце магазина показывали новости – я выключил звук и включил субтитры. Примерно каждые двадцать минут сообщали о «смерти» «подозреваемого», устроившего «больничную стрельбу». Мне трудно судить по разрозненным эпизодам, которые я выхватывал в перерывах между клиентами, но было похоже, что история, рассказанная Фальконером, не слишком отличалась от той, которую предложил Джон. У Фрэнки, по всей видимости, был сообщник – тот рабочий со стройки. Этот рабочий отпилил Фрэнки голову, после чего зачем-то принёс её ко мне домой. Мы вступили в борьбу, которая вылилась в погоню к птицефабрике, где сообщник был застрелен агентом из «федеральной оперативной группы». Тогда я не обратил внимания, что Фальконер так и не сказал, на кого он работает. Не сказали этого и в новостях. Хммм.
Фальконер опустил только один пункт из истории Джона: тот, где индейки съели тело Фрэнки. По новостям передали, что тело до сих пор не нашли, и что группа из нескольких человек в течение нескольких дней будет вести поиски, однако полицейскую облаву прекратили. Все могли вернуться к привычной жизни, поскольку отрезанная голова Фрэнки явно говорила, что он больше не представляет опасности. У меня мыслях возникла сцена, как разбухший труп Фрэнки лопается и извергает тучи маленьких ротовых жучков, и я подумал, что, пожалуй, не разделяю их оптимизма.
Ковбой принёс к прилавку два диска: Основной инстинкт 2 и Космическую одиссею 2001 года. Как он вообще ходит в этих джинсах? Они такие обтягивающие, что я отчетливо вижу форму его члена. Интересно, они вздуваются, когда он пердит?
Я взглянул на экран телевизора: показывали репортёра на фоне индюшиной фермы; там же эвакуатор вывозил мой «Бронко» с помятым передом и потрескавшимся лобовым стеклом. Тем не менее, я смог доехать на нём до дома – надо отдать должное работникам «Форда».
Ковбой протянул мне карточку клиента, и я отсканировал номер. В его учётной записи значилось следующее:
Работникам «Уолли» не раз рассылали инструкции, предостерегающие от ненадлежащего использования графы «Комментарии» в базе клиентов. Благодарить за это нужно Джона. Он устроился сюда несколько лет назад, после того как я уговорил менеджера принять его. Его уволили через пару месяцев, но случилось это уже после того, как он успел заполнить «Комментарии» к каждому клиенту, которого обслуживал.