Джульетта
Шрифт:
Когда Кокко, наконец, велел нам лезть в дыру, мы с Дженис спустились рука об руку с братом Лоренцо. Осторожно ступая по неровной груде кирпича и костей, мы чувствовали себя воздушными спасателями, спускающимися в подвал разбомбленного дома, и соображали, конец ли это всему или только начало.
Воздух в усыпальнице был гораздо холоднее, чем в пещере, и намного чище. Я ожидала увидеть длинную узкую комнату с рядами мрачных саркофагов и зловещими латинскими надписями на стенах. Однако, к моему удивлению, крипта оказалась красивым, даже величественным помещением со сводчатым потолком и высокими колоннами. Я увидела несколько каменных столешниц, видимо, изначально
– Боже мой, какая красота!
– шепотом восхищалась Дженис, водя лучом моего фонарика по стенам.
– Посмотри на эти фрески! Мы первые, кто видит их после…
– Чумы, - договорила я.
– Боюсь, для них это вредно… Ну, доступ воздуха и свет…
Дженис фыркнула:
– Больше тебе бояться нечего?
Проходя вдоль стены и рассматривая фрески, мы миновали кованую дверь с частой позолоченной решеткой. Посветив сквозь прутья, мы разглядели за ней маленькую часовню с саркофагами, напоминавшими склеп Толомеи на деревенском погосте, куда меня водил кузен Пеппо, кажется, целую вечность назад.
Боковые приделы интересовали не только нас с сестрой. Люди Кокко сновали по крипте, суя нос в каждую дверь в поисках могилы Ромео и Джульетты.
– А вдруг это не здесь?
– прошептала Дженис, опасливо косясь на Кокко, накалявшегося от безрезультатных поисков.
– Или могила здесь, а статуя в другом месте? А, Джулс?
Но я слушала ее вполуха. Наступив на несколько кусков обвалившегося гипса, раскрошившегося под моими ногами, я посветила вверх и обнаружила, что крипта находится в куда более ветхом состоянии, чем показалось вначале. Там и сям части свода обрушились, и две колонны опасно покосились, не выдерживая бремени современного мира.
– О Господи, - ахнула я, поняв, что Кокко с дружками не самая худшая опасность.
– Да здесь все может рухнуть в любую минуту!
Оглянувшись через плечо на дыру с острыми краями, я убедилась, что даже если нам каким-то чудом удалось бы незаметно покинуть крипту, нам нипочем не выбраться наверх через дыру, под которой бандиты подхватывали нас на руки. Собрав все силы, я могла бы как-то приподнять Дженис, но сама осталась бы внизу. А как быть с братом Лоренцо? Теоретически Умберто может подсадить нас всех троих, но как быть с ним? Неужели бросить его здесь?
Мои размышления прервал Кокко, который подозвал нас с сестрой резким свистом и велел Умберто спросить, не осталось ли у нас еще подсказок, где может торчать эта растреклятая статуя.
– О, она здесь!
– выпалила Дженис.
– Вопрос в том, где ее спрятали!
Увидев, что Кокко не понял, она попыталась рассмеяться.
– Неужели ты думал, - сказала она дрожащим голосом, - что такую ценность поставят открыто, для всеобщего обозрения?
– А что скажет брат Лоренцо?
– вступила я в разговор, в основном, чтобы отвлечь внимание от моей сестры, готовой расплакаться в любой момент.
– У него наверняка есть идеи.
Все посмотрели на монаха, бродившего как-то очень отдельно от всех, рассматривая золотые звезды на потолке.
– «И посадил он дракона охранять их глаза», - сказал Умберто.
– Больше монах ничего не говорил. Но здесь нет дракона. И ни единой статуи.
– Странно, - сказала я, глядя то на одну стену крипты, то на другую.
– Слева пять боковых приделов, а справа - только четыре. Смотрите, не хватает средней! Там стена!
Не успел Умберто перевести мои слова, как Кокко решительно повел нас к отсутствующей
арке в пятую часовню.– Не просто стена, - сказала Дженис, кивая на красочную фреску.
– Тут пейзаж с большим красным летающим… змеем.
– По мне, это похоже на дракона, - сказала я, отступив на шаг.
– Знаешь, что я думаю? Могила за этой стеной. Видишь?
– Я показала на длинную трещину в росписи там, где под слоем штукатурки находилась дверь.
– Там явно часовня, такая же, как остальные. Салимбени наверняка устал держать тут круглосуточную охрану и просто замуровал вход. А что, неглупо.
Кокко не потребовалось других доказательств, и через минуту снова заработали дрели и кувалды. От резкого скрежета металла, сверлящего камень, едва не зашатались стены древней усыпальницы. Бандиты вгрызались во фреску с драконом, добираясь до скрытого придела. На этот раз на нас летели не только пыль и мелкие камушки - сыпался древний свод. Несколько золотых звезд выпали из своих гнезд с жалобным, обреченным звоном, словно отваливались зубчатые колесики самого мироздания.
Когда дрели, наконец, замолчали, отверстие в кладке было достаточно большим, чтобы протиснуться внутрь. За стеной действительно оказалась пятая часовня. Все бандиты по одному исчезли в проломе, и, в конце концов, мы с Дженис не устояли от искушения последовать за ними, хотя нас никто не принуждал.
Кое- как пробравшись через дыру, мы оказались в маленьком, тускло освещенном боковом приделе и едва не наткнулись на неподвижно стоявших гангстеров. Вытянув шеи, чтобы посмотреть, на что они уставились, мы разглядели лишь приглушенные блики чего-то большого, но через секунду кто-то все же догадался посветить на массивный поблескивающий объект, словно парящий над нами в воздухе.
– Твою мать!
– очень чисто и от души сказал кто-то по-английски. От увиденного захватило дух даже у Дженис.
Двухфигурная золотая статуя оказалась гораздо больше и великолепнее, чем я себе представляла. Ее пропорции казались почти угрожающими, словно скульптор поставил себе целью добиться ошеломляющего эффекта - чтобы слабели ноги, чтобы люди падали ниц, умоляя о прощении. Я сама чуть не опустилась на колени.
Установленная на крышке большого мраморного саркофага, статуя, несмотря на слой шестисотлетней пыли, светилась теплым золотым блеском, над которым не властно время, и в тусклом свете наших фонарей почти сверхъестественно засверкали глаза золотых фигур - два нежных синих сапфира и два ярко-зеленых изумруда.
Тому, кто не знал истории двух злосчастных влюбленных, статуя говорила не о горестях, но об истинном чувстве. Коленопреклоненный Ромео с нежностью обнимал Джульетту, лежавшую на его руках, и они смотрели друг на друга так пристально, с такой любовью, что зрелище проняло меня до глубины души, до самой темной щелочки, в которую забилось мое сердце, и разбередило свежую рану. Наброски в мамином блокноте явно были плодом ее воображения; даже самые прочувствованные варианты не шли ни в какое сравнение с этим золотым шедевром.
Стоя у могилы Ромео и Джульетты, справляясь с душившими слезами и горьким сожалением, я не могла поверить, что приехала в Сиену чуть больше недели назад с целью найти полумифический клад и четыре драгоценных камня огромной стоимости. Все это было передо мной, но у меня не осталось ни малейшего желания вступать во владение глазастой золотой статуей. Даже будь она моей, я готова была тысячу раз расстаться с ней, чтобы оказаться наверху, в реальном мире, подальше от всяких Кокко, и в последний раз увидеться с Алессандро.