Джулиан Ассанж. Неавторизованная автобиография

Журналист отдела расследований Guardian сказал, что должен обсудить проект с главным редактором газеты Аланом Расбриджером, а тот, в свою очередь, поговорит с главным редактором New York Times Биллом Келлером. После согласований со своим начальством журналист встретился со мной в баре, я написал на салфетке код и передал его. Так он мог получить доступ к зашифрованной версии материалов, которые я отправил ему по открытым каналам. Ключ был у него, и мы обменялись фальшивыми фразами вроде: «Было приятно побеседовать, но, к сожалению, ничего не получится». Так мы сбивали слежку со следа: пусть наши «хвосты» думают, будто ничего передается и вообще никаких материалов по Афганистану нет. Самого журналиста отсутствие эксклюзивности не тревожило, однако его боссов, как он понимал, это заставит задуматься. Мы договорились о следующем: команда WikiLeaks устанавливает дату, до которой выпускать ничего нельзя, и определяет тематическую последовательность публикаций; должны быть жесткие гарантии, что весь материал будет опубликован одновременно всеми газетами — как по юридическим, так и по коммерческим причинам, которые их, вероятно, заботили; каждая газета будет иметь право определять объем и редактирование отобранного для публикаций материала, а журналисты — решать, что именно и как писать; телевидение будет привлекаться в последний момент, но никак не раньше, поскольку сама природа телевизионного производства сделала бы невозможным сохранить подготовку грандиозного проекта в тайне. Таков был мой план, я изложил его, и все перечисленное выше не вызвало никаких возражений — журналист лишь кивнул, еле сдерживая возбуждение. Журналист-исследователь Guardian заслуживает уважения: он вел дело как настоящий профессионал — энергично и стратегически продуманно, понимая, что для обработки такого материала потребуется тщательный план действий.

Для организации работы WikiLeaks над этим масштабным проектом я выбрал Стокгольм. Это было непросто: после «Сопутствующего убийства» на нашу команду оказывалось большое давление, и мне как главному публичному представителю WikiLeaks приходилось все удары принимать на себя, поскольку мои сотрудники от этого все время увиливали. Но мы с журналистом Guardian все же в Стокгольме встретились и продолжили обсуждение общего плана. В этот момент в игру вступил еще один сотрудник Guardian — из отдела новостей. Мы уже встречались с ним в Осло, где я показал ему предварительную версию багдадской видеозаписи, и он захотел купить ее для своей газеты. Но тогда за мной велась слишком пристальная слежка, и ничего не вышло. Видимо, тот случай в Осло окончательно повлиял на мое решение, что, когда придет время, Guardian сможет стать для нас самым подходящим партнером. Внезапно этот репортер — парень из отдела новостей — взял на себя переговоры от имени Guardian, афганские материалы мы передали ему, и именно он отдал часть документов в газету New York Times, как мы ранее договорились с его коллегой.

Прежде всего нужно понять, какой конфиденциальный материал оказался у нас в руках. Примерно 90 тысяч отдельных записей, заносившихся в полевые журналы самими участниками афганской кампании прямо на месте, сразу после каждого столкновения, сражения, теракта или даже отдельного взрыва самодельной бомбы. В итоге мы смогли опубликовать около 75 тысяч этих материалов. В них было полно аббревиатур и военного жаргона. Вот первая строчка одной случайно выбранной записи: «(M) KAF PRT сообщает об обнаружении места размещения ракеты IVO KAP PRT». Журналисты New York Times, слишком торопливые и лишенные воображения, не могли сразу разобрать текста, и потребовалось время, чтобы понять, о чем шла речь, — это непосредственные участники военных действий; статистика потерь; указания места и времени инцидентов; служебные рапорты и многое, многое другое. Работники газеты почувствовали себя обманутыми: в материале нет никаких «историй». Репортер отдела новостей Guardian, человек опытный, пожилой, умевший ловко манипулировать ситуациями и людьми, заявил, что понял, как исправить положение: нужен «подсластитель» — иначе New York Times, как, собственно, и Guardian, выйдет из игры. Думаю, он не «понял», а прекрасно знал, в чем дело: ни американская, ни британская газеты не нашли материал достаточно захватывающим и захотели добавить в пресную овсянку немного сахара, то есть заполучить все тайные документы по Ираку. В ту же секунду следовало бы отказаться от проекта и заметить очевидное: передо мной люди, лишенные порядочности, не сумевшие оценить ни важности самого материала, ни значимости его социального аспекта. В мире полно СМИ, готовых горы свернуть, лишь бы работать вместе с нами над нашими материалами. А эти, выбранные мной, газеты уже на первом этапе, ведя себя крайне придирчиво, стремились использовать нас в своих интересах. Репортером из Guardian руководили не принципы, а желание угодить боссам и возможность нарыть еще одну сенсацию перед уходом на пенсию. Почему я не увидел корыстного блеска в его глазах и не ушел сразу?

Мы продолжили работу. Я с большой симпатией относился к Guardian, и хотелось верить, что все у нас получится правильно. В этой газете все-таки понимали, с чем имеют дело, и я решил подсластить им материал, хотя мне и не понравилось, как меня об этом попросили. Так или иначе, но я передал и им, и New York Times иракские материалы, убеждая себя, что все делается в интересах общего блага, а не ради признания моих заслуг. Мои партнеры-газетчики должны были бросить все силы на анализ и афганских, и иракских документов и довести до конца их публикацию, тогда была бы достигнута наша главная цель: борьба за открытость и свободу информации. Поэтому единственное, что мне оставалось, — работать вместе с ними, чтобы они могли извлечь максимум из нашего материала. Хотя нет, наверное, не единственное — приходилось следить, чтобы они вели себя добросовестно, и вскоре надзор за работой сотрудников газеты стал моим основным занятием. Поистине неприглядная история, и мне жаль, что приходится о ней рассказывать, но мои партнеры первыми пошли на это, причем выступив очень подробно, с довольно грубыми выпадами в мой адрес. Поэтому я продолжу. Могу лишь сказать, что в тот момент находился под самым серьезным в своей жизни давлением. За мной установили постоянную слежку, я жил на чемоданах, спал на каких-то случайных диванах, если вообще удавалось поспать; людей вокруг меня арестовывали. И в таких условиях мне приходилось еще отчаянно бороться, чтобы весь мой проект — этот огромный дредноут — держался на плаву. Я устал. Не всегда мог приспособиться к ситуации. Не всегда соответствовал принятым этическим правилам. Не всегда был любезен. Порой — вовсе отвратителен. Но я считал, что журналисты — люди дела, люди с принципами, а не мелочные слабовольные персонажи, и было тяжело наблюдать, как они опасливо кружат вокруг меня, с какой обидой иногда смотрят, будто я не уделял им достаточного внимания или проявлял себя не с лучшей стороны.

Думаю, моя лучшая сторона — мое дело. Я обеспечил им партнерство и, говоря откровенно, принес им на блюдечке самые громкие сенсационные разоблачения двух современных войн; и не надо забывать, что люди, собиравшие эти факты, вероятно, рисковали жизнью ради того, чтобы мир узнал правду. Когда я приезжал в Лондон, то проводил недели в офисе Guardian в районе Кингс-Кросс. Одно время все шло неплохо: мы сидели в каком-то помещении, напоминавшем бункер, и вроде бы дух сотрудничества брал верх, хотя рабочая атмосфера казалась стерильной по сравнению с той, в какой работали мы над багдадской записью. Некоторым журналистам, вероятно, мои методы казались странными, но мы разобрались с этим: я учил их вникать в материалы и разбирать тексты. Там трудились разные специалисты, собранные Guardian, постоянно присутствовали люди из New York Times и время от времени приезжали сотрудники Der Spiegel. Иногда я оставался на ночь у кого-нибудь из Guardian. Я все время находился в движении, и нервы были натянуты до предела. Мы все подолгу и до изнурения работали, и я не особенно задумывался об отношениях, поскольку считал, что материал и есть наши отношения. На какое-то время у нас воцарился дух взаимопонимания и радости открытий.

Все это время я настаивал, чтобы сотрудники трех газет — те, кто проводил анализ данных, — делились друг с другом результатами своих исследований. Надо сказать, они соблюдали это условие. Например, один из первых обнаруженных мной сюжетов касался Оперативной группы 373, в которую входили бойцы спецподразделения и военнослужащие спецназа ВМС США, — настоящий эскадрон смерти. Список подозреваемых лиц, ради которых сформировали эту группу, включал две тысячи человек. Такое могут признать оправданным разве что поклонники сериала «Поколение убийц» [46] , но в действительности список людей для «поимки или уничтожения» — абсолютно варварский кошмар, совершаемый во внесудебном порядке. Из документов было видно, что люди попадали в него самым произвольным образом, без каких-либо юридических проверок и судебных санкций. Какой-нибудь афганский губернатор мог предложить вашу кандидатуру «на уничтожение» просто потому, что вы ему не нравились, и вот уже вылетал беспилотник, чтобы разбомбить ваш дом. Если анализировать материал внимательно и терпеливо, запись за записью, то обнаруживались и другие свидетельства о деятельности отряда. Вот перед нами документ от 2 мая 2007 года — составлен он перед встречей с заместителем губернатора. Первый пункт повестки встречи — «обсуждение последствий последних операций Оперативной группы 373 и жалоб сельских жителей»; второй пункт — «предоставление помощи району и школе, подвергшимся бомбардировкам». До нашей публикации об Оперативной группе 373 никто ничего не знал. История засекреченной группы появилась на первой полосе Der Spiegel; материал о группе опубликовала и Guardian, но что интересно — это информация из надежных источников, — одним из соавторов статьи Guardian был Эрик Шмитт из New York Times. Вероятно, его собственная газета не набралась смелости, чтобы опубликовать материал своего журналиста.

46

«Поколение убийц» (Generation Kill) — американский телесериал (2008) о первых двух месяцах войны в Ираке, снятый по мотивам книги журналиста Ивэна Райта.

Мы все считали, что публикации архивов и статьи на эту тему следует выпускать синхронно, но по тактическим соображениям New York Times должна была сделать это немного ранее. Нам казалось, что такой ход обеспечит лучшую защиту источникам — вряд ли правительство США начнет нападать на уважаемую американскую газету. И, таким образом, New York Times от имени всех участвующих сторон использует свой престиж для достижения наших журналистских целей. Что характерно, я опять заметил какой-то таинственный блеск в глазах своих партнеров: New York Times предпочитала, чтобы первыми на арену вышли мы, опубликовав материалы в WikiLeaks. С их стороны это была лишь стратегическая трусость — характерная черта их работы; впрочем, они, скорее всего, даже не понимали, насколько стремление обезопасить себя укоренилось в их сознании. Журналисты New York Times объясняли свое предложение проявлением осторожности и ответственности. Странно, ведь они так стремились получить свои истории, они неделями работали над ними, но у них не хватило смелости опубликовать эти истории первыми. Убеждая меня пойти в бой первым, они подставляли WikiLeaks под удар, и это было, скорее всего, частью их стратегии: спрячемся за спинами этих придурков и сделаем вид, будто лишь «реагируем» на их странные публикации. Главный редактор Билл Келлер мог надувать щеки до бесконечности, однако это не прибавляло ему смелости, столь необходимой любому журналисту и особенно в такой ситуации. Келлер, испытывавший благоговейный страх перед Пентагоном, напоминал малолетку-зубрилу, привыкшего прятаться за спинами своих более тренированных однокашников и любившего тайком уплетать стянутые из буфета сласти. Хотя, думаю, даже этому юному очкарику стало бы стыдно, соверши он подобное. Сотрудники всех трех газет полностью подготовили материал, их издательские портфели, набитые статьями, уже ждали своего часа. А журналисты New York Times, отнюдь не готовые отвечать за свою роль в нашем партнерстве, метались по своим редакциям, вываливая все бумаги обратно. Так тягостно было наблюдать за всем этим. Петух пропел дважды, и Билл Келлер, чтобы выйти сухим из воды, бесстыдно отрекся от нас, прибавив к этому ряд личных оскорблений.

Отвратительно. Будь на моем месте человек более сведущий, он сумел бы просчитать наперед эти игры газетного мира. Во все времена вопрос «Кто первый?» всегда считался основополагающим в журналистике — главным было успеть выпустить новость раньше всех. Но вот перед нами крупнейшая газета мира, которая категорически требует для себя «второго места». Трусость Келлера может стать его единственным наследием, ведь эти дипломатические депеши повествовали об ужасных событиях в Афганистане, и более сильный журналист, более достойный редактор с жадностью ухватился бы за такую возможность: добавить веское слово своей газеты к этой страшной правде. Напротив, осторожный Келлер предпочел избежать риска, позволив нам весь удар принять на себя — собственно, как мы всегда поступали и без его участия и готовы поступать так далее. К тому времени я уже был представлен всей читающей публике как нищая старуха-побирушка и потрепанный воняющий придурок — и всё благодаря стараниям главного редактора Билла Келлера, за всю историю газеты самого слабого и более всего о себе пекущегося главного редактора. Бесчестие имеет множество масок, иногда оно облекается в элегантный спортивный пиджак и надевает «старый школьный галстук» [47] , прося нас простить его за то, что оно творит, ибо действует исключительно в интересах приличий. История знает других главных редакторов: Бен Брэдли, горой вставший за своих двух репортеровбунтарей во время уотергейтского скандала;

47

«Старый школьный галстук» (old school tie) — отличительный знак, который указывает на принадлежность человека к элите, на его крепкие и могущественные связи; такой галстук носят выпускники привилегированных школ или престижных университетов, образующие «сеть старых друзей».

Роберт Уэст и Гобин Стэйр из некоммерческого издательства Beacon Press, готовые отправиться в тюрьму, но не сдать Дэниела Эллсберга, предоставившего им «Бумаги Пентагона», — по сравнению с этими людьми Билл Келлер выглядит моральным пигмеем. Его трусливое поведение, чем бы он ни оправдывал его, по своему воздействию губительнее разлома Сан-Андреас [48] . И, как всегда, наша некоммерческая маленькая молодая веб-компания WikiLeaks осталась в одиночестве.

Случайно это или нет, но, когда пришло время, все утки, которых мы подготавливали к делу месяцами, принялись корыстолюбиво крякать. За тридцать шесть часов до публикации я согласился на то, что служба новостей канала Channel 4 пришлет в Guardian своего журналиста и в 21.30 он начнет прямую интернет-трансляцию с рассказом о нашем проекте, а в 22.30 сюжет попадет в поздний выпуск новостей. Но Guardian вдруг начала выводить собственную мелодию. И вместо торжественного хорала «Всё исключительно в интересах общества» зазвучало пошлое: «А как же наши исключительные права?! Наши заслуги?!» Сотрудники телевидения были не просто тележурналистами, ими руководил Стивен Грей, журналист с колоссальным опытом, автор весьма авторитетной книги об Афганистане; руководство Guardian очень хотело, чтобы он работал на газету. Мы никогда не собирались привлекать Грея к нашему проекту, однако потом Guardian стала утверждать, что мы пригласили его как их конкурента. Полная чушь, и непонятно, почему ситуация с тележурналистом так уязвила Guardian. Они встали в позу, что это, мол, их кусок пирога и их заслуга. На мой взгляд, совершенно недостойное поведение, которое и удивляло, и тревожило: ведь взаимоотношения с газетой и особенно с журналистом из отдела расследований строились на очень позитивной идее, все понимали, что публикация наших секретных материалов чрезвычайно важна для общества. И вот наступил момент, когда и Guardian начала всем сообщать, что со мной невыносимо трудно работать и как я ставил палки в колеса. Однако мы знаем и любим ведущую либеральную газету Британии, и я уверен, что ни жалкий обман, на который она иногда идет, ни гневное шипение, которое она иногда испускает, не испортят в глазах читателей ее репутации.

48

Разлом Сан-Андреас — самый протяженный (1300 км), глубокий (16 км) и самый активный в мире; образовался в результате столкновения тихоокеанской и североамериканской плит, пересекает весь штат Калифорния и уходит в океан под Сан-Франциско; с ним связаны разрушительные землетрясения и опасения будущих катастроф; «герой» множества фильмов, песен и видеоигр.

Несмотря ни на что, результаты общего труда впечатляли. Семнадцать полос в Der Spiegel, еще тринадцать — в Guardian и восемь — в New York Times. Реакция была мгновенной и масштабной: каждое из этих изданий впервые за долгое время оказалось в авангарде дискуссий о реальной природе современной войны. Я сразу стал необычайно модной персоной, и меня закрутил водоворот событий и встреч; я как-то старался справляться со своей популярностью, придерживался плана, все время говорил о наших документах и все это время привлекал внимание к более общим вопросам о свободе прессы. Однако всегда заметно, когда твои коллеги, партнеры, с которыми ты работаешь, жаждут большего, чем всего лишь отстаивать принципы свободы. Люди из Guardian не могли удержаться от болтовни на званых ужинах, особенно репортер из отдела новостей, все время пытавшийся рассказать окружающим, «как мы это делали». Я не думаю, чтобы он отдавал себе отчет, насколько это опасно, парень всего лишь пытался самоутвердиться в глазах коллег. Вероятно, поэтому он сболтнул New York Times о засекреченных депешах, которыми мы располагали. Но кто его тянул за язык, когда он рассказывал, в каких домах я могу останавливаться? Он хвастался, что я жил у него в доме и в доме еще одного репортера, не понимая, какая это опасная информация.

Как только мои партнеры получили все, за чем пришли, стало ясно, что солнце покидает нашу поляну. Сперва они сдерживали себя, поскольку осознавали, что депеши — в их интересах, и мне это было очевидно — как говорил Оруэлл, все проявляется в языке. И Guardian, и New York Times все активнее пытались представить меня как хакера, как нестабильный источник, но тем самым они лишь демонстрировали собственную тревогу. Нужно всегда с осторожностью судить о мотивах других людей, ведь этим ты выдаешь свои собственные. Тупое стремление распять меня и WikiLeaks было для этих руководителей газет лишь способом защитить себя от дальнейших преследований и приписать себе побольше заслуг. Даже дети ведут себя под давлением более достойно. Возможно, я довольно часто оказывался зарвавшимся тираном — сказывались и постоянная слежка, и издерганность, и груз контроля над всем проектом, и газетчики должны были понимать, почему так происходит. Вместо этого они вступили со мной в войну и совершенно забыли, с кем на самом деле борются.