Джунгли под кроватью

– Чего застрял? Мишку там монстры жрут, а ты стену разглядываешь?! – брат стоит возле двери, натянув пару бесшумных шерстяных носков.

Морщусь. Хватаю из шкафа первый попавшийся колючий комок, пытаюсь запихнуть в носки ноги и чуть не падаю. Вот же колготки обрезанные! Победив в неравной битве, я поднимаю глаза на Пашку, который ладонями запихивает смех обратно в себя. Подумаешь. Ещё посмотрим, кто хихикнет последним! И не надо на меня смотреть этим своим взглядом «мы торопимся». Умеет же Пашка смотреть как мама или папа. Вот зыркнет – и раз – тебе стало стыдно, виновато и неуютно. А ведь он младше меня на целых десять минут!

– Я готов, пошли.

Мы с братом бесшумны и незаметны, как ниндзя из рекламы «Сникерс». Паша приоткрывает дверь ровно настолько, чтобы мы могли протиснуться. Стоит сдвинуть её на миллиметр дальше, и скрип, похожий на хруст дедушкиных коленок, сообщит всему дому, что мы покинули своё логово. Я закрываю дверь осторожно, медленно и абсолютно беззвучно. Паша в это время скользит спиной по стене, пробираясь к кладовке. Я стараюсь не отставать.

Обои едва слышно шуршат, пока пальцы нервно обводят узор. Мы как туристы, крадущиеся мимо стаи спящих гиен: один неверный шаг – и ты пропал. К счастью, у нас уже имеется кое-какой опыт. Нет, я никогда не бывал с гиенами один на один, да и кто бы ребёнка туда пустил? Просто мы с братьями часто играем в шпионов и любим следить за соседями или одноклассниками, оставаясь незамеченными.

Паша идёт едва дыша. Заветная дверь всё ближе, а «гиены» мирно посапывают. Огромная тень заслоняет собой свет. Рука Паши шарит по стене в поисках дверной ручки. Я вижу, как его пальцы трижды проходят в миллиметре от неё. Быстрее же! Тень становится всё меньше и меньше, и я почти вижу светлую макушку отца. Ну, скорее!

Я не выдерживаю и первым хватаюсь за ручку. Тихий щелчок металлического язычка заставляет замереть всех нас. Ещё один бесшумный шаг отца и спасительный окрик мамы. Кажется, папа опять не загрузил посудомойку. Паша хватает меня за плечо и затаскивает в кладовку, беззвучно закрывая дверь. После яркого света коридора я ничегошеньки не вижу, но ни в коем случае не сдаюсь! Кажется, где-то здесь были папины пыльные туристические рюкзаки. Сейчас найдём! Бах! Что-то с металлическим звоном летит на пол.

– Да прекрати шуметь! Нас и так почти обнаружили! – Пашка шипит, когда я отдёргиваю руку от полки и что-то издаёт очень противный «бум» о мой лоб. Старая поломанная швабра летит на пол, создавая ещё больше шума. Лоб чешется и покалывает, будто покусанный сотней комаров.

– Здесь где-нибудь есть фонарик?

– Есть, только ничего не трогай, я сам найду.

Я фыркаю, но замираю, представляя уничтожающий взгляд Пашки.

И как он умудряется быть таким противным занудой? Мы его поэтому во всех играх назначаем главой штаба. Пусть там думает, что самый главный, а на самом деле играть не мешает. Мишка же ничего не умеет, поэтому он вечная приманка, ну а я… Я храбрый рыцарь, который вытащит из любых неприятностей, спасёт из любой беды, и мне всегда достаётся девчонка. Правда, она никогда мне не доставалась, но так всегда в книгах пишут. Да и зачем? Мне мама вкусно готовит, а девчонкам цветы всякие дарить, подарки, подвиги совершать, на дуэлях за их честь драться. Вдруг умру? А у меня ведь вся жизнь впереди!

– Ну, сколько можно копаться?

Фонарик точно был где-то у входа, я бы давно его нашёл, если бы не дурацкие запреты! Я вновь тянусь к полкам.

– Ты машешь руками, как обезьяна! Сказал же, не мешай! – Новое «дзинь» заставляет Пашу кричать шёпотом. Понятия не имею, как ему это удаётся.

– Между прочим, человек и произошёл от обезьяны, – недовольно сообщаю я, когда яркий луч света бьёт мне прямо в глаз.

– По одной из теорий.

– А?

– Бэ. Теорий происхождения человека великое множество, и никто пока не доказал верность хоть одной.

– Кончай занудничать. Мишка там, наверное, один против ягуара сражается, пока мы тут треплемся!

– Леопарда, – поправляет меня Паша.

– Да какая разница?!

Ягуар, леопард, сервант или кто они там – разве важно, кто именно грызёт сейчас Мишку? Спасать его надо, а не разговоры разговаривать! Я осматриваюсь в поисках сабель, рюкзаков, еды, оружия – всего, что хоть как-то могло нам помочь выжить и спасти брата. И почему я никогда не ходил на курсы выживания? Вот выживу – обязательно пойду. А зачем? Я же уже всё знать буду. Тогда стану вести их сам!

Сабли наконец поблёскивают в луче фонаря, и я тут же указываю на них Паше. Он тянется за одной, но оружие не поддаётся.

– Не получается.

– Дай я, – ухмылка сама наползает на лицо, раздражая моего близнеца.

Не всё-то ты умеешь, да? Я присматриваюсь к рукоятке, махом хватаю её и дёргаю на себя. Сабля не двигается. Это ещё что такое? Будет очень глупо не вытянуть её, учитывая, с каким видом я вызвался. Дёргаю снова, но уже упираясь второй рукой в колючие шишки на еловом бублике. Сабля скрипит, медленно тянется, и я лечу на пол со скоростью летних каникул. Копчик болит, в руках обломок сабли.

– Ну ты даёшь! – полушёпотом восклицает Паша. – Сабли-то фальшивые! И что теперь?

– Вот же собака пушистая! – выругиваюсь я, недовольно оглядываясь.

Огурчики! Мои любимые! Хватаю банку маринованных огурцов и запихиваю в валяющийся рядом старый рюкзак. Туда же закидываю и потрёпанные кроссовки. Паша недовольно закатывает глаза, хватает какие-то свёртки с полки за спиной и пихает следом.

– Всё, пошли.

Мы крадёмся тише мышей, штурмующих склад ресторана, когда снизу вновь шаркают шаги и слышатся голоса родителей. До двери мы уже почти бежим, мягко ступая носками по ковру. Быстрее и тише! Тише и быстрее! Дверь нашей комнаты едва заметно скрипит. Темнота детской снова ослепляет, после того как я успеваю увидеть мамин высокий хвост.

Мы замираем среди комнаты и тяжело дышим. Успели? Нас услышали? Скрипит предпоследняя ступенька лестницы, пока мы бесшумно отходим к кроватям. Ручка двери поворачивается. Луч света крадётся в комнату как шериф, становится свидетелем нашего преступления. Чёрт, чёрт, чёрт!

– Дорогая, ты же знаешь этих сорванцов – только зайдёшь, и они проснутся. Ещё полчаса будешь их укладывать.

– Я хотела только убедиться, что всё в порядке, – мамин голос тревожно дрожит, будто она тоже чувствует, что мы куда-то вляпались. – Только взгляну на их спящие лица и…

– Что может приключиться дома в их собственной комнате? Монстры вылезут из-под кровати? – папа смеётся, закрывая дверь. Шаги растворяются вместе с папиным хохотом.

Действительно, что может приключиться? Мишку, например, леопард мог съесть. А мы к нему на поздний ужин идём.

– Готов?

– А у нас есть чем защищаться от леопарда?

– Я взял ножик.

Сильно он нам поможет. Но лучше, чем вообще ничего. Я тяжело вздыхаю и сажусь на кровать Паши. Достаю кроссовки из рюкзака и чувствую себя сестрой Золушки: натянуть прошлогоднюю обувь – тот ещё подвиг.

– Что, если Мишкина кровать ведёт не туда, куда наша? – брат садится рядом, болтая ногами в резиновых тапочках.

– Что за глупости? Мы же в одной комнате! – Тоже мне умник нашёлся. Туда, не туда, а идти всё равно придётся.

– У него не было листьев.

– Может, и леопардов не было? И вообще нам всё приснилось? Пашка, кончай ерундой страдать. Леопард, джунгли, Ужасный Огх или что там нас поджидает – всё равно. Мы спустимся под кровать и вернём брата.

– И откуда в тебе всегда столько безрассудства?