Э(П)РОН-8 Возвращение в водный мир
Шрифт:
— Коллеги? Вы слышите то же, что и я? То есть ничего?
— Да, Вань.
Хм… ожидаемо.
— Ответ отрицательный, Ван-сяньшэн.
А вот это уже нежданчик!
— Уровень фоновых шумов значительно снизился, специалист Елагин.
Ну, хоть какая-то ясность…
— То есть «коматозники» орать перестали?! — прислушался я повнимательнее.
— Стонать, по ходу, тоже, Вань, — не на шутку напрягся Влад. — Чёрт…
— М-может, ну их тогда? — мысленно содрогнулся я от самого очевидного предположения — того, что подразумевало кучу мешков для трупов.
— Теперь уже точно иди, проверяй, — страдальчески вздохнул Пахомов. — Если это то, о чём я думаю, придётся бригаду медиков с охраной засылать. А то и две…
Что ж, в логике ему не откажешь. Если у «коматозников» и впрямь дело труба, то оставить их тут просто подыхать… ну, лично я не смог бы. И Влад, даже пребывая в статусе главы Службы безопасности нехилой космической станции, а значит, будучи априори предельно циничным, тоже свою человеческую суть не пересилил. Три
С этой мыслью я и сунулся в «кокон», уже в следующее мгновение буркнув:
— Хм… Влад, ты смотришь?
— Внимательно! — отозвался тот. — Что с ней?
— Вроде дышит… — пригляделся я к пульсирующей на девичьей шее жилке. — Но это явно не просто отключка — вон, глаза открыты! И пульс учащённый, что с комой не очень вяжется. А пена на губах мне вообще не нравится…
— Ожог на лбу тоже мало приятного, — поддержал меня Пахомов. — Ладони глянь!
— Уже! — аккуратно, за запястье, приподнял я руку девушки. — Тоже ошпарена… но не так сильно, как лоб.
— Просто тут кожа грубее, специалист Елагин.
— Спасибо, Кумо, без тебя бы я не догадался!
— Вань, хорош ёрничать! Иди остальных осматривай… и не забывай мор… э-э-э… лица крупным планом брать! — велел Влад. — Попробуем, пока медики добираются, хоть кого-то опознать и пустить по следу спецов.
— А не слишком ли ты торопишься, Владик? Я, между прочим, ещё до безопасного места не добрался! — напомнил я о насущной проблеме.
— Забей, мужик! — отмахнулся Пахомов. — Мы активировали протокол «Экстра», тут уже через пять минут всё вымрет! Э-э-э… пардон! Я всего лишь хотел сказать, что ни один «трущобник» не горит желанием сначала огрести, а потом ещё и в «обезьяннике» торчать, до выяснения!
— А что, так можно было?! — поразился я. — В смысле, эту вашу «Экстру» раньше врубить? Вот вы!..
— Продолжай, Вань, продолжай, — благожелательно уставился на меня Влад с «виртуального» экрана. — И кто же мы?
— Долбаные интриганы! — припечатал я безопасника, но развивать мысль не стал.
Так, молча, и обходил «гамак» за «гамаком», фиксируя неестественные позы, покрасневшую и даже местами обугленную кожу (вот вам и причина очень быстрого перехода от яростных воплей к страдальческим стонам), и невидящие взгляды открытых глаз, устремлённые в трубу теплообменника. Очень «увлекательное» занятие, доложу я вам. Зато в какой-то мере даже медитативное. Настолько, что время пролетело незаметно, и очнулся я лишь от предостережения Лиу Цзяо, что кто-то приближается.
Но это, естественно, оказались медики в сопровождении силовиков — и штатных, и присоединившихся к ним членов «группы эвакуации». Последним я и сдался благополучно, справедливо решив, что хватит с меня на сегодня приключений. Пусть теперь у них голова болит, как меня в «Сломанный дроид» доставить.
Спрашиваете, почему с «коматозниками» не остался? Так они все вырубились. А двое самых старых ещё и богу души отдали. Так что смысла абсолютно никакого, лучше в нормальном месте с нормальными же удобствами результата дождаться. А ещё выпить очень хочется, и отнюдь не воды…
Глава 6-1
— До перехода на «струну» тридцать секунд… двадцать девять… двадцать восемь…
— Ли? — отвлёкся я на секунду от текстового файла, выведенного на «виртуальную читалку» в «дополненной реальности».
— Да, Ван-сяньшэн? Двадцать пять… двадцать четыре…
— Заткнись, пожалуйста! За пять секунд предупреди, и всё.
— Принято, Ван-сяньшэн.
Ну вот и славно, а то уж больно не хочется чтение прерывать — Евгений Викторович, чей дневник я изучал последние часов этак пять, обладал весьма бойким слогом. А уж какие метафоры использовал! Одно слово — гуманитарий. Собственно, я и сам такой же, но, как бы помягче… больше юрист, поскольку дипломат. А профессор Эйген в первую очередь этнограф, то бишь человек, по определению не чуждый искусству изящной словесности. Иногда такое загнёт, что хоть стой, хоть падай. А я теперь разбирайся, что он имел в виду. Как там Алекс в нашем финальном разговоре выразился? «Заготовка инженера», вот! Нахватался вершков, освоил несколько алгоритмов, а всё туда же — в физику подпространства!
Что? Где чтивом разжился? Так Лерка же подогнала! Она больше месяца на Исла де Пальма уже торчит, заняться ей абсолютно нечем, вот и проводит… инвентаризацию, хе-хе. А поскольку она от актуальной проблематики «нор», «струн» и прочих «пузырей» ещё дальше, чем я, то не придумала ничего лучше, как переправить дневник мне. Понятно, уже после того, как сама
окончательно запуталась в цветастой терминологии и иносказаниях профессора. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что и я бы из всего этого словоблудия понял в лучшем случае предлоги, не пройди предварительно обучение в Корпорации. Хотя даже теперь отдельные моменты ставили меня в тупик. Хорошо, хорошо, не отдельные! Почти все! Но я всё же, пусть и очень приблизительно, представлял, что хотел сказать Евгений Викторович. Проблему усугублял тот факт, что и сам проф слабо понимал, о чём вёл речь. По сути, он пытался описать нечто принципиально новое, до того отсутствовавшее в понятийном аппарате человека. Отсюда обилие сравнений, аналогий и «романтизированных» определений, призванных передать скорее дух, чем внешние признаки неких явлений. Что-то вроде названий шаолиньских боевых техник: «разъярённый лев трясёт гривой», «горный орел пронзает тучу», «пьяный архат изливает душу»… и так далее, и тому подобное. Хорошо, мне заняться нечем, причём уже третьи сутки, вот и маюсь фигней. Да-да, всё это время. Дневником же, как уже говорил, часов пять назад заинтересовался. Ну, как заинтересовался? Вспомнил, что мне его Лерка чуть ли ни неделю назад прислала. Ладно, ладно, угадали — от безысходности вспомнил. Потому что лучше валяться на лежаке и пялиться в заковыристый профессорский текст, чем просто валяться на лежаке и пялиться в потолок. И неожиданно для самого себя увлёкся до такой степени, что даже заключительный этап разгона прозевал. Впрочем, пофиг.Спрашиваете, почему такое наплевательское отношение к технике безопасности? Да есть к тому предпосылки… вернее, предпосылка: гнездилище флеботомина называется. С одной стороны, крайне неприятное — лично для меня — соседство. С другой — повышенный комфорт лоханки. Понятия не имею, сколько капитан Нестеров вбухал финансов в систему гравикомпенсации, но оно того стоило до последней копеечки: я не то что расстыковки, а даже выхода на разгонный курс не заметил. И всё потому, что «гнус» крайне чувствителен к ударам ускорения, равно как и замедления, а также изменениям вектора тяги. Слишком уж хлипок каждый отдельно взятый «насекомыш», а возобновление активной массы требует ресурсов. Сиречь ненужных трат, которых можно избежать. И не просто можно, а нужно. Наглядный пример способа мышления флеботомина. Раз уж связался со столь специфическим алиеном, изволь играть по его правилам. Но есть и бонус: гравикомпенсатор захватывал две трети корабля, за исключением двигательного отсека и собственно силовой установки. То есть и грузовые трюмы тоже. А это дополнительная гарантия для груза, даже самого хрупкого. Так что за свежезакупленные генераторы и прочую гексовскую машинерию можно не беспокоиться. Равно как и о собственной безопасности.
Что ещё интересного? Ну, от ксеношока, к примеру, я так и не избавился. Мало того, он ещё и усугубился за эти трое суток, несмотря на то, что я по возможности избегал прямых контактов и с самим «гнусом», и с его синхронным переводчиком, то бишь Колей Воскобойниковым. По той простой причине, что «биологический компьютер», коим с полным на то правом можно назвать флеботомина, присутствовал в локальной сетке «Ласточки», и спрятаться от него было решительно невозможно. Разве только заблокировать «нейр» и вариться в собственном соку, довольствуясь невеликими запасами изученного вдоль и поперёк медиаконтента. Собственно, по этой причине и пришлось углубиться в чтение профессорского дневника. Не будь в сетке флеботомина, я бы нашёл, чем себя развлечь. А так… стоило лишь подключиться к серверу, и получите, распишитесь: «зуд» в голове, перманентное «псевдосамадхи» и полный набор глюков — и слуховых, и зрительных. Осязание разве что не страдало. И да, это даже хуже, чем при нашей первой встрече, тогда, в «Кассийском наслаждении». Правда, тут не столько флеботомин виноват, сколько мой собственный «нейр»: после обнаружения «усилителя» из «трущобников» под теплообменником и «сеанса связи» с профессором внедрившийся в гаджет «мобильный модуль», он же «потусторонник», такое ощущение, заматерел и окреп. Я предположил, что за счёт поглощённых из дата-кабеля «душ», и Лиу Цзяо меня неожиданно поддержал. Мало того, он ещё и подозрительную логическую структуру обнаружил, «привязанную» к некоторому количеству кластеров запоминающего устройства, подвергшихся физической трансформации. Видимо, та самая «изменённая» энергия, про которую толковал проф Эйген, сыграла роль. И вот в этом «кристалле в кристалле» эволюционировавший «потусторонник» и обосновался. Причём засел так крепко, что доступа в привязанную с данным кластерам часть программной оболочки Ли попросту лишился. Хотя он сам напирал на то обстоятельство, что пока просто не взломал кодировку «цифрового пришельца». То есть, если его слушать, проблема вполне решаемая.
Пока же суть да дело, «нейр» стал ещё и приёмником-усилителем, который незамедлительно — при первом же подключении к сети — был засечён флеботомином. И столь же незамедлительно подвергся попытке, кхм, изучения. Доступным «гнусу» способом, конечно же. Ну а поскольку нервы у меня не железные, да и разума лишаться я не горел желанием, пришлось заблокировать доступ и уйти в добровольное отшельничество — а именно, круглые сутки торчать в персональной каюте, поплёвывая в потолок. Какие-то часы удавалось коротать в компании то Жана Дюсака, то Офигенного Ленни, но глобально мои помощники проблему не решали. Так что немудрено, что на третьи сутки я просто озверел от безделья. И от безысходности занялся дневником профессора. Впрочем, об этом я уже говорил…