Эдгар По. Сумрачный гений

Интересная подробность: в начале 1840-х годов По совсем не писал и не публиковал новых стихотворений. Последнее он напечатал в «Журнале Бёртона» в январе 1840 года (сочинил, скорее всего, в 1839 году). Это сонет «Тишина» («Есть свойства — существа без воплощенья…»). И с тех пор поэт замолчал, всецело отдавшись прозе. И вот теперь, после трехлетнего поэтического молчания, вновь «сочетался» с музой. И сочинил одно из самых мрачных своих стихотворений — «Червь-победитель»:

Смотри! огни во мраке блещут (О, ночь последних лет!). В театре ангелы трепещут, Глядя из тьмы на свет, Следя в слезах за пантомимой Надежд и вечных бед. Как стон, звучит оркестр незримый: То — музыка планет. Актеров сонм, — подобье бога, — Бормочет, говорит, Туда, сюда летит с тревогой, — Мир кукольный, спешит. Безликий некто правит ими, Меняет сцены вид, И с кондоровых крыл, незримый, Проклятие струит. Нелепый фарс! — но невозможно Не помнить мимов тех, Что гонятся за Тенью, с ложной Надеждой на успех, Что, обегая круг напрасный, Идут назад, под смех! В нем ужас царствует, в нем властны Безумие и Грех. Но что за образ, весь кровавый, Меж мимами ползет? За сцену тянутся суставы, Он движется вперед, Все дальше, — дальше, — пожирая Играющих, и вот Театр рыдает, созерцая В крови ужасный рот. Но гаснет, гаснет свет упорный! Над трепетной толпой Вниз занавес спадает черный, Как буря роковой. И ангелы, бледны и прямы, Кричат, плащ скинув свой, Что «Человек» — названье драмы, Что «Червь» — ее герой. [260]

260

Перевод В. Брюсова. Автору книги известно по меньшей мере около десятка переводов этого стихотворения на русский язык. Перевод Брюсова по точности, возможно, уступает переводу В. Рогова, а по мелодичности — переводу К. Бальмонта, но «по духу», по настроению — он ближе всех к оригиналу. Впрочем, это всегда лишь приближение. Адекватных способов перевода поэзии, увы, не существует.

Но что это была за муза? Уж точно — не Эрато, частая гостья его прежних стихотворений. Быть может, Каллиопа? Или Мельпомена? Эвтерпа или даже Полигимния? [261] Судить о том трудно. Но ясно, что «сочеталась» она с «ужасом души» поэта: поэтический текст был продиктован глубоким разочарованием — тщетой усилий по созданию журнала, тщетой надежд на выздоровление Вирджинии и на «синекуру», тщетности известности и славы.

Развеялись ли питавшие его иллюзии? Вопрос, конечно, риторический. Но — едва ли. Они продолжали направлять и вести — и в жизни, и в творчестве.

261

Каллиопа — муза эпической трагедии и знаний; Мельпомена — муза трагедии; Эрато — муза любовной поэзии; Эвтерпа — муза лирической поэзии; Полигимния — муза торжественных песнопений в честь богов.

Без иллюзий — нет человека и тем более — художника.

Обстоятельства личного и литературного характера. 1843–1844

Последний год Эдгара По в Филадельфии оставляет двоякое впечатление: с одной стороны, это был один из самых тяжелых периодов в жизни писателя и его семьи, но с другой, в творческом плане, — один из самых плодотворных.

В январе 1843 года в «Журнале Грэма» был опубликован «Червь-победитель». В феврале в нью-йоркском журнале напечатана знаменитая «Линор» («Разбит, разбит золотой сосуд! Плыви, похоронный звон! / Угаснет день, и милая тень уйдет за Ахерон»). А в марте — целая подборка изрядно переработанных стихотворений прошлых лет в «Сэтеди мьюзеум». В июне 1844 года, вновь в «Журнале Грэма», появляется еще одно совершенно новое стихотворение Э. По «Страна сновидений» («Вот за демонами следом, / Тем путем, что им лишь ведом…»).

Несмотря на «возвращение» поэзии, проза — в частности новеллистика — продолжала оставаться основным вектором приложения сил художника. В 1843–1844 годах, в дополнение к тому, что опубликовал в предыдущие два года, он напечатал уже упоминавшиеся «Сердце-обличитель» и «Золотой жук» (первый — в январе, второй — в июне 1843 года) да плюс к тому: «Черный кот» (1843, август), «Очки» (1844, март), «Повесть Скалистых гор», «История с воздушным шаром» (оба — 1844, апрель), а в июле — октябре 1844 года сразу пять новелл: «Преждевременные похороны» (июль), «Месмерическое откровение» (август), «Длинный ларь» (сентябрь), «Литературная жизнь Каквас Тама, эсквайра» (сентябрь) и «Ангел необъяснимого» (октябрь). Большинство из них, как знает читатель, принадлежит к числу лучших в творческом наследии автора.

Говорит это, понятно, не только об одаренности прозаика — мы ее не обсуждаем, — но о его работоспособности. Ведь каждый из своих текстов (не только поэтических, но и прозаических) он тщательно «отшлифовывал», взвешивая каждое слово, обдумывая его значение. Важную роль имели не только смысл, тональность, но даже ритм фразы. Понятно, что такая тщательная работа над текстом требовала времени и усилий.

Майн Рид, будущий викторианский романист, а тогда начинающий журналист и поэт, тесно общавшийся с Эдгаром По в его последние филадельфийские месяцы, восхищался его трудоспособностью: «Бывало так, что он на целый месяц запирался в своей хижине, прислонившейся к особняку богатого квакера, и все свое время посвящал перу и бумаге — упорному труду, за который мало платили» [262] .

262

См.: Танасейчук А. Б. Майн Рид: Жил отважный капитан. М., 2012. С. 90.

При всей свойственной ему «расхлябанности» характера в работе над текстами он отличался поражавшей современников сосредоточенностью и аккуратностью, даже педантичностью. Вот, например, свидетельство Феликса Дэрли, несостоявшегося художника «Stylus» и иллюстратора «Золотого жука»:

«По произвел на меня впечатление человека изысканного, очень сдержанного и чрезвычайно аккуратного; всегда заинтересованный, что было следствием его пытливого, но печального ума. Говорил он тихо и сдержанно, редко улыбался. Я помню, как он читал свои рассказы „Золотой жук“ и „Черный кот“, еще до того как они были опубликованы. Рукопись имела своеобразную форму: он писал на разрезанных пополам нотных листах, склеивая их по короткому краю. Получался длинный рулон, который он плотно сворачивал. По мере чтения он разворачивал его, и длинный конец стелился по полу. Текст был записан четким аккуратным почерком, видимо, совсем без помарок» [263] .

263

Woodberry G. The Life of Edgar Allan Poe. Boston, 1885. P. 181.

Как жила семья По? Очень бедно. Если не сказать — в нищете.

Вот два красноречивых свидетельства людей, которые не были лично знакомы с поэтом и его семьей, но жили по соседству и наблюдали их повседневную жизнь.

Вспоминает девочка — она в школьном возрасте жила неподалеку и ежедневно ходила мимо дома поэта:

«Дважды в день, на пути в школу и из школы… я проходила мимо дома и летом часто видела их. По утрам миссис Клемм и ее дочь обычно поливали цветы, что стояли у них на окнах. Женщины всегда выглядели радостными и счастливыми; мне слышался смех миссис По до тех пор, пока я не сворачивала за угол. Миссис Клемм всегда была занята. Я видела, как по утрам она мыла окна и чистила крыльцо и даже красила забор. Нельзя было не заметить, как у них все чисто и прибрано. Главную комнату рядом с кухней они сдавали постояльцам… сами, должно быть, спали в комнате под крышей» [264] .

264

Цит. по: Thomas D., Jackson D. K. The Poe Log. 1809–1849. Boston, 1987. P. 445.

А вот свидетельство другой девочки — она жила по соседству, на той же Седьмой улице:

«Десятки раз я видела его [По], когда он проходил мимо наших окон, направляясь в город. Он носил испанский плащ: в то время многие надевали их вместо пальто. Меня всегда поражало печальное и задумчивое выражение его лица. Он выглядел значительно старше своего возраста, который мне был известен. Ему было чуть за тридцать, но его можно было принять за пожилого. Для соседей его имя мало что говорило. Только после того, как он уехал в Нью-Йорк и опубликовал „Ворона“, мы узнали, что он писатель. Он, его жена и миссис Клемм были привязаны друг к другу. У них была репутация людей очень бережливых — думаю, из-за их нищеты и большой надежды на успех. Мы знали, что они не платят за квартиру мистеру Элбургеру (владельцу дома. — А. Т.)…» [265]

265

Цит. по: Phillips M. Edgar Allan Poe the Man: In 2 vol. 1926. V. I. P. 827.

Томас Майн Рид свидетельствовал, что поэт и его жена не отличались практичностью. Они постоянно брали в долг и едва сводили концы с концами. Но, вслед за юными свидетельницами, указывает на особую роль в жизни семьи миссис Клемм: «У них был ангел-хранитель — мать жены поэта, без которой им едва ли удалось бы выжить». Рид восхищался этой женщиной:

«В хижине рядом с поэтом и его удивительной женой обитал еще один человек. То была грузная особа средних лет совершенно мужеподобной внешности, с лицом и фигурой, мало напоминавшими женскую. Незнакомец был бы поражен — как в свое время был потрясен я, будучи ей представлен: оказалось, она — мать того ангельского существа, что была назначена делить судьбу с Эдгаром По… Когда вы узнавали эту женщину ближе, внешняя ее мужеподобность совершенно растворялась в истинно женской сущности ее характера; перед вами представала одна из тех великих американских матерей, что жили в эпоху укрепленных поселений и домов, которые нужно было защищать; такие женщины выплавляли пули в своих раскаленных докрасна кастрюлях и перезаряжали ружья для своих сыновей и мужей, что вели из бойниц огонь. Такая женщина была тещей поэта По. И если ей не довелось оборонять свой дом от набегов дикарей-индейцев, то сражалась она с едва ли менее безжалостным и неумолимым врагом, победить которого было не легче, — с бедностью. Она была неусыпным стражем этого дома, борясь с безмолвной, но неумолимо подступавшей нуждой, что с каждым днем становилась настойчивее и ближе. Она была единственной служанкой в доме, но все содержала в чистоте; единственным посыльным, осуществлявшим связь между поэтом и его издателями, и часто приносила холодные ответы: „Статья не принята“ или „Чек будет выдан не раньше такого-то числа“, а ежедневные расходы требовали денег немедленно» [266] .

266

См.: Танасейчук А. Б. Майн Рид: Жил отважный капитан. М., 2012. С. 90, 91.

У нас нет оснований не доверять британскому романисту — те, кто жил в городе в это время и знал По и Рида, часто видели их вместе. Довольно часто они появлялись вместе на обедах и ужинах у Т. К. Кларка и обычно вместе же уходили.

Говард Пол, племянник несостоявшегося компаньона По, вспоминал:

«Капитан Майн Рид был одним из близких приятелей По, и когда они встречались за столом у моего дядюшки, а случалось это часто, между ними начинался обмен мнениями и суждениями в совершенно очаровательной, неподражаемой манере…»

Эдгар По считал, «что Майн Рид обладает бьющим через края и исключительно изобретательным воображением — особенно когда рассказывает о своем собственном опыте» [267] .

Впрочем, не стоит думать, что По-художник мог относиться к Риду-литератору как к равному. Было бы даже странно, если бы великий поэт, всегда судивший об искусстве «по гамбургскому счету» — невзирая на лица, относился как к равному к версификатору-дилетанту. Можно добавить, что в своих оценках, если дело касалось литературы, По не стеснялся и мог быть жестоким и пренебрежительным и к тем, кто его любил. Судя по всему, Рид помнил это и обижался на покойного даже двадцать лет спустя [268] . Хотя в статье в защиту памяти Эдгара По Томас Майн Рид очень высоко оценивал его как прозаика и говорил, что «его проза по классической чистоте и острой аналитической силе до сих пор не превзойдена в республике литературы», о поэзии великого американца высказал совершенно вздорное суждение: «Не хочу говорить о поэтическом таланте. Сам я никогда не считал его дар великим, тем более что знаю — стихотворение, ставшее краеугольным камнем славы, создано не Эдгаром Алланом По, но Элизабет Баррет Браунинг (английская поэтесса „второго ряда“, жена поэта Роберта Браунинга. — А. Т.). В „Ухаживании леди Джеральдины“ вы найдете оригинал „Ворона“».

267

Там же. С. 89.

268

Очерк Т. Майн Рида «В защиту умершего» («The Dead Man Defended») был опубликован в 1869 году, в канун двадцатилетия смерти Э. По.