Единокровные

– Возьмите хлеб, – крупным планом рука, протягивающая хлеб с куском мяса.

Рука героя бережно берет кусок хлеба с мясом.

– Спасибо.

– Вы плачете, – удивляется она, – а зря, в жизни всякое бывает. Вот родители мне говорят, не рожай, что ты одна будешь делать, а я все равно родила, – улыбается женщина, – хоть матерью себя чувствую, да и жизнь не зря проживу.

– Вы так думаете? – задумчивый голос героя.

– Я так говорю, – смеется женщина, – а думать мне теперь некогда.

– Может, так и надо жить, – неуверенно шепчет герой.

– Конечно, – радостно прижимает к себе ребенка женщина.

Дверь купе отворяется и в купе входит пожилой проводник с молодым милиционером.

– Вот этот псих и резанул себя, – указательным пальцем тычет в камеру (т. е. в глаза героя) проводник.

– Ну-ка, встать! – кричит милиционер.

Его лицо искажено какой-то неестественной злобой.

– Возьмите, пожалуйста, – рука героя протягивает милиционеру сто долларов.

– Ах ты, курва, купить меня захотел?!

Крупным планом ускоренная съемка – и кулак закрывает с налета всю камеру.

– Пожалуйста, прекратите, – плачет молодая мать.

Милиционер с удивлением оборачивается на нее.

Женщина кормит ребенка. Опять грудь и пухлые губы младенца – крупным планом.

– Простите, простите, – шепчет милиционер и осторожно взяв из ладони героя сто долларов, выходит с проводником из купе.

Сцена 5.

Крупным планом лицо героя. Из разбитой губы течет кровь.

– Спасибо вам, – шепчет он.

– Да, ну, глупости, – женщина улыбается сквозь слезы.

За окном мелькают грязные, выжженные с чахлыми деревцами бугры.

– Уже видна Россия, – говорит герой.

– Такая грязная убогая, – задумчиво говорит женщина.

– Все это временно, – улыбается герой, вытирая кровь с разбитой губы, – рано или поздно все воспрянет ото сна, как сказал поэт, просто мы попали с вами во времена перемен, исчезновения одних эпох и возникновения других и все мы были просто не готовы к этому.

– А хотите, я вам дам попробовать своего молока, – женщина расстегивает платье, раскрывая правый сосок. Младенец рядом спит и блаженно улыбается во сне.

Молчание. Широко раскрытые глаза героя и женщины. Скрип сиденья от поднимающегося тела героя и приближающийся к камере набухший сосок.

Темнота на экране и только тихие, прерывающиеся молитвенным шепотом голоса.

Женский голос: Будь добрым и умей всех за все прощать,

Мужской голос: Какая ты живая и добрая, почти как моя собственная мать.

Женский голос: А я и есть мать, мать всех живых на земле!

Скрип двери купе. Настороженное и хмурое лицо заглянувшего к ним старого проводника.

Лицо героя и женщины обращено в окно. Он сидит рядом с женщиной, одной рукой обнимая ее, а другой поддерживая спящего ребенка.

– Эй, жмурик, водки не хочешь? – неожиданно смеется проводник.

Герой оборачивается. По его резко выделяющимся на лице скулам видно, как он обозлен и хочет грубо ответить проводнику, но отвечает он удивительно спокойно и тихо:

– Спасибо, не хочу!

Проводник подозрительно смотрит то на героя, то на женщину и быстро выходит из купе.

Сцена 6.

Вокзал. На перроне среди убегающих пассажиров герой и женщина с ребенком.

– Алексей, – говорит она, – вот телефон моей тетки. Я буду с нетерпением ждать вашего звонка!

– Хорошо, – отвечает Алексей и целует ее в губы.

Женщина уходит с ребенком и чемоданом, который катит с ней на тележке грузчик.

Алексей остается стоять на перроне, он курит, глядя, как силуэт женщины быстро исчезает в толпе. Потом рассматривает в своей руке клочок бумаги с телефоном и тут же разрывает его на куски.

Маленькая девочка проходит рядом за руку с мамой и глядя на Алексея говорит матери:

– Мам, погляди, там дяденька плачет!

Алексей слышит ее звонкий голос и улыбается ей сквозь слезы.

Сцена 7.

Офис фирмы Алексея. Алексей сидит за столом в кабинете и перебирает на светящемся экране компьютера финансовые операции своей фирмы.

Напротив него сидит пожилой, худощавый мужчина в черных очках.

– Ну, как отдохнули, шеф?! – улыбается мужчина.

– Просто поразительно! – с заметной иронией кисло улыбается Алексей.

– А женщины были?!

– Видимо-невидимо!

– И воспоминания остались?!

– Среди волн морских и в сумерках осенних я буду ждать тебя, – грустно вздыхает Алексей.

– Что, стали уже стишки пописывать, – усмехнулся мужчина.

– Это Хакимада, Сэм, тебе не понять. Ты вот вечный охранник. Ты служишь мне, как верный пес, и поэтому всегда обижаешься, когда я уезжаю куда-нибудь отдохнуть один, но ведь это так просто понять, что у меня всегда есть необходимость побыть одному.

– И даже без Наташи, – вздыхает Сэм.

– И даже без Наташи, – отвечает Алексей, смущенно и виновато улыбаясь.

– Эх, Алекс, Алекс, – хлопает Сэм по плечу Алексея, – а она так тосковала без тебя. Ты ведь знаешь, как она тебя любит и как ты нужен ней! И ладно бы у тебя кто-то был, какая-то любовница!

– Иногда мне кажется, что я старше тебя на сотни лет, – Алексей грустно смотрит на Сэма.

– Наверно, так оно и есть, – смеется Сэм.

– И еще, Семен, давай оставим эти американизмы, а то эти клички мне действуют на нервы!

– Как угодно, шеф, – развел руками удивленный немного Сэм, – хотя, – (улыбнулся не без злорадства), – если не трудно, зовите меня все-таки Сэмом, ведь собакам клички все же не меняют!

Алексей вытащил из стола глиняную бутылку армянского коньяка и аккуратно разлил по золотым стопкам.

Они выпили с Сэмом по две, закусывая конфетами.

– Кстати, как ваше здоровье?! – подозрительно сощурился на него Сэм.

– Спасибо, все в порядке, – спокойно ответил Алексей, но тут же неожиданно изменился в лице, и резко встал, подойдя вплотную к Сэму, и неожиданно схватил его за галстук: