Единственная любовь королевы

— Вполне естественно, — сказал лорд Мельбурн, — и Ваше Высочество поступили мудро, настояв на ее отдыхе.

— Она будет весьма признательна, что вы посетили ее. Я сообщу ей об этом при первой же возможности.

Лорд Мельбурн пытливо смотрел на молодого человека. Хороший парень, думал он; разве что чересчур серьезен, а Виктории бы нужен спутник повеселее. Сомнительно, чтобы они так же много смеялись, оставаясь вместе, как он с королевой. Но, возможно, немного серьезности будет весьма кстати. Она в нем души не чает, это было очевидно. Но она заслужила это счастье, и премьер-министр надеялся, что оно ей не изменит. Она такая любящая, привязчивая, она так стремится быть добродетельной, хотя и любит удовольствия — а почему бы и нет? Возможно, она немного растормошит этого серьезного молодого джентельмена ему же на благо.

Но ее счастье прочно связано с принцем. В браке уже появились сложности, и это понятно, учитывая положение, довольно властную натуру и холерический темперамент Ее Величества.

Лорд Мельбурн любил ее. Тремя годами раньше, став королевой, она изменила его жизнь. Он в некоторой степени был причастен к тому, что она стала такой, какой теперь была, и ее свежая молодость, бьющая через край жизнерадостность ее добросердечной натуры казались ему просто очаровательными. Но теперь он вынужден уступить свое место: он больше не может рассчитывать на прежние отношения, ибо время, когда он был самым важным мужчиной в ее жизни, миновало. Будучи лордом Мельбурном, он достойно отступит в сторону и приложит усилия к тому, чтобы жизнь этой молодой четы ничем не омрачалась.

— Это ужасное происшествие нуждается в расследовании, — сказал он. — Вопрос довольно сложный, но, как бы это ни было неприятно ввиду положения Ее Величества, он должен быть решен.

Альберт кивнул. Он был согласен с тем, что говорит лорд Мельбурн.

— Королева могла сегодня лишиться жизни.

Альберт побледнел. А он действительно ее любит, подумал лорд Мельбурн: не таким, конечно, сильным чувством, какое питает она к нему, но он любит ее по-своему, спокойно, сдержанно, иначе он просто не может. И тут уже ничего не поделаешь.

— Страшно даже подумать о такой вероятности, — продолжал лорд Мельбурн. — Тут ведь есть еще и другая сторона, и ее следует учесть. В скором времени королева станет матерью. Ей предстоит тяжелое испытание, которое иногда заканчивается смертью. Вы уж меня простите, но подобную вероятность — спешу добавить, в данном случае чрезвычайно незначительную — надо обсудить.

— Согласен, — сказал Альберт.

— Должен быть назначен регент, и, как вы знаете, подобные дела всегда нужно готовить загодя.

— Кого бы вы предложили в регенты?

— Я считаю — уверен, что королева согласится со мной, — лучшей кандидатурой на этот пост был бы муж королевы.

— Хотелось бы верить, что небходимости в подобном обстоятельстве не возникнет.

— Аминь, — сказал Мельбурн.

Вскоре стали поступать письма от возмущенных покушением людей.

Лорд Мельбурн написал королеве, как его встревожило прoисшедшее с Ее Величествoм и как oн рад был узнать, что в настоящее время она уже чувствует себя гораздо лучше.

«Невозможно не содрогаться при мысли об этом событии», — писал он.

Виконт Пальмерстон в письме поздравил королеву с благополучным исходом покушения на нее и выразил уверенность, что Ее Величеством будет понятно все то негодование, которое охватило его, когда он узнал об этом дьявольском нападении.

В письме дяди Леопольда говорилось, что он не находит достаточно сильных слов, чтобы выразить свое величайшее возмущение случившимся, а также те счастье и восторг, которые он испытал, узнав, что ей удалось избежать столь близкой опасности.

Приходили многочисленные письма и от совсем незнакомых людей; их трогательные сочувствием слова приносили Виктории истинное утешение.

Когда лорд Мельбурн приехал, он целовал и целовал ей руки, и на глазах у него были слезы.

— Это было ужасно… ужасно… — повторял он.

— Ну, ну, теперь все хорошо.

— За что мне никогда не выразить всей благодарности Всевышнему.

— А что с человеком, который пытался меня убить?

— Его схватили. Это бармен по имени Эдуард Оксфорд. Он безумен и проведет остаток своих дней в сумасшедшем доме.

— Бедняга! Но я рада, что он был не в своем уме, когда пытался меня убить.

— Предпринять новые попытки у него уже не будет возможности.

— Милый лорд Мельбурн, — сказала королева. — Вас это происшествие потрясло, верно, больше, чем меня.

Лорд Мельбурн ответил, что скорее всего так оно и есть.

СТАРШАЯ ДОЧЬ КОРОЛЕВЫ

Баронесса Лецен была в тревоге. Становилось очевидным, что принц все больше утверждается при дворе, и чем ближе он станет королеве, тем скорее, как представлялось баронессе, постарается лишить ее всякого влияния на Ее Величество.

Виктория, как и прежде, безгранично ей доверяла: Луиза Лецен властвовала благодаря полной преданности, огромной привязанности и былому авторитету старой гувернантки, который она использовала весьма умело с тех самых пор, как Виктория была еще ребенком. Появление в жизни королевы лорда Мельбурна на положении Лецен нисколько не отразилось. Она по-прежнему заправляла двором. Но муж — это не премьер-министр, и антагонизм между нею и Альбертом с каждым днем возрастал.

Она смертельно боялась, что в один прекрасный день он попросит королеву удалить ее. Виктория очень привязана к ней, а Лецен лучше любого другого знала, какая сильная воля стоит за ее ласковостью и нежностью. Но ведь Альберт — ее муж, а у мужа есть свои возможности влиять на жену. А теперь еще и лорд Мельбурн стал его союзником.

Совсем другое дело, когда премьер-министр относился к принцу как к человеку, с которым можно особенно и не считаться, просто привезенному в страну, чтобы быть красивым мужем Ее Величества и, разумеется, для того, чтобы обеспечить появление наследника. Но если лорд Мельбурн начнет относиться к нему все более серьезно, а сам Альберт будет приобретать все больший вес в государственных делах — что не могло не иметь отношения к делам двора, — тогда баронессе несдобровать.

— Ибо, — сказала она себе, безутешно жуя тминное семя, — мы с самого начала были антагонистами.

Они слишком хорошо понимали один другого. Два немца, живущих в чужой стране: они, по-своему, были узнаваемыми типами. Дисциплина Альберта, его любовь к порядку, его серьезность и отсутствие чувства юмора были характерными чертами, которые баронесса столь часто встречала у соотечественников. Ее стремление удержать то, чем она обладала, ее неизменную преданность и нежелание делить с кем бы то ни было свое влияние на воспитанницу — все это Альберту было нетрудно понять.

Беда заключалась в другом: каждый из них чувствовал, что единственный способ преуспеть — это избавиться от соперника.