Единственный и неповторимый Кристальный друид

Ударов больше не было. Мысли путались, меня мутило. Во рту был вкус рвоты. Я медленно и с болью повернула голову.

Рут была в своем кресле, печатала в ноутбуке, ее волосы были гладко уложенными, а лицо — лишенным тревог.

Я поднялась на дрожащих руках, сплюнула желчь и кровь изо рта. Подавив скуление, я поползла к кухне.

— Твоя спальня в другой стороне, — напомнила Рут, не отводя взгляда от экрана.

Я все ползла к кухне.

— Убегаешь? — она фыркнула. — Иди. Отыщи своего парня. Выведи это из своего организма, а потом приползёшь.

На пороге кухни я поднялась на ноги. Каждый вдох пронзал ребра агонией. Я прошла на кухню.

— Моли о прощении, — крикнула мне вслед Рут, — и я передумаю продавать тебя Аконитовому.

Ее жестокий смех преследовал меня до двери на улицу.

Я не могла в таком виде сесть в автобус, и у меня не было с собой кошелька. И я шла. Что еще я мгла? У меня была только одежда на мне и… складной нож в кармане. Всегда в кармане. Мне нравилось с ним играть. Я крутила его, словно была крепкой.

Но я была трусливой, не могла использовать его. Не на Рут.

Я шла. Я остановилась. Я заплакала и пошла дальше. Минуты перешли в часы. Ночь подступала. Было ужасно больно. Каждый шаг вызывал боль, но я шла, потому что мы договорились.

Что-то в нашем плане пошло не так, что-то ужасное, но он будет ждать меня. Мы разберемся. Он мне поможет. Я не была одна.

Я не была одна.

Я не была одна.

Улицы были тихими, ночь окутала город. Я пришла к преступному логову, ненавистному зданию, где мы впервые встретились, а потом прошла в переулок напротив. Хромала по дороге. Попала в темный переулок.

Пусто.

Я добралась до конца, шатаясь. Опустилась на грязный асфальт, отклонилась осторожно к стене и смотрела на улицу. Ждала. Мы обещали друг другу.

Капля дождя упала мне на голову. Еще одна ударила по носу. Кап, кап. Дождь промочил меня за секунды, и я сжалась в комок. Без куртки, но зато холодная вода немного притупила боль, жжение, которые были всюду.

Я ждала.

Голова кружилась. Меня мутило.

Я ждала.

Уставшая. Замерзшая.

Я ждала.

Больно. Ужасно больно.

Я уткнулась лицом в руки, ноги подтянула к груди. Капли дождя стучали по моей голове, когда я ощутила изменение. Грязная энергия города кружилась, кто-то приближался, не совсем человек.

Я подняла голову.

Он стоял в десяти шагах от меня. Длинная куртка, поднятый капюшон. Лицо в тени. Он смотрел на меня, как в первую ночь, неподвижный, зловещий.

А потом он медленно пошел. Все ближе. В трех футах от меня он снова замер. Я не видела его лица из-за тени капюшона. Мое сердце ныло в груди, дождь стекал по моему лицу.

Его ладонь показалась из кармана. Цепочка свисала с пальцев в перчатке. Он бросил ее.

Стук на асфальте. Мой кулон из камешка лежал в грязной луже. Капли дождя стучали по руне, вырезанной на его поверхности.

Уродливая глубокая трещина пересекала руну.

Я не могла отвести взгляда от трещины. Не могла шевелиться. Не могла поверить в то, что видела.

Я посмотрела на его лицо, скрытое тенью.

Он повернулся и пошел прочь.

Тихий дождь стал оглушительным громом в моих ушах. Зрение разбилось. Его темный силуэт отступал. Он не остановился. Не замер. Не оглянулся. А потом пропал из виду.

Из моей жизни.

Из моего будущего.

Я дрожала под дождем. Всем телом. Сильно. Дрожала, пока все во мне разбивалось. Осколки вонзались, резали, наказывали меня за слабость, за наивность, за глупую надежду.

Я сидела там, пока меня терзали изнутри. Сидела, пока боль не стала чем-то еще. Пока осколки не стали скрежетать друг о друга в моей груди.

Не гнев. Не ярость. Не ненависть. Что-то холодное, глубокое и негасимое.

Я вскочила на ноги. Боль была далекой. Страх рассеялся.

Я перешагнула разбитый кулон, последний кусочек моего прошлого, и ушла. Я добралась до огромного дома с ухоженным газоном, дорогой мебелью, где ждала Рут в кресле.

Когда наступил рассвет, я сидела на полу в гостиной. Я сидела там часы спустя, когда входная дверь открылась, когда домработница закричала от ужаса, когда ее стошнило на пороге.

И я все еще сидела, пропитанная кровью Рут, мой складной нож был в руке, когда полиция прибыла арестовать меня.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Десять лет спустя я снова разбивалась изнутри.