Единственный свидетель(Юмористические рассказы)

— Ай-ай-ай, как нехорошо обошлись с таким достойным человеком!

— Ты же знаешь, товарищ Сушкин, что работали мы неплохо, — жаловался Бляхин, — план выполняли и даже перевыполняли. И качество продукции в нашем промсоюзе тоже ничего, подходящее, потребитель не огорчается. И вот, как сейчас помню, сижу я у себя на работе, в своем кабинете, изучаю цифры по выпуску конской сбруи, вдруг — телефон зазвонил. Поднимаю трубку. «Алло! Бляхин у аппарата». А в трубке — голос: «Это Поруков с вами говорит!»

Железнодорожник сделал «большие глаза» и сказал:

— Ну? Неужели сам Поруков?

— Да, брат, — такие пироги. «Слушаю вас, товарищ Поруков». «Сейчас к вам придет некто Волошкин, необходимо его устроить. Понимаете?» — «Понимаю, товарищ Поруков». Отбой! Все!.. Приходит некто Волошкин, одет прилично, держится авторитетно, солидно. И лицо — симпатичное: нос такой… глаза, в общем, все на месте. «Вам звонил товарищ Поруков?» — «Звонил». — «Вот я весь тут, к вашим услугам». Разговорились. Оказывается, понимаешь, некто Волошкин работал в нашей системе на юге. Стаж порядочный. Подходящий человек. И тем более — от самого Порукова. Я, естественно, снимаю трубку, звоню на наше обувное предприятие — Филимонову Игнату Васильевичу. Хороший мужик, ты его знаешь, товарищ Сушкин. Тоже… пострадал.

— Все у вас хорошие, а получается нехорошо! — сказал старик колхозник.

— Так ведь мне же был звонок, — стал объяснять ему Бляхин. — Если бы мне Поруков не позвонил, я бы тоже не позвонил. А тут Поруков звонит. (Спохватившись, он обернулся к железнодорожнику.) Ты знаешь, товарищ Сушкин, что если уж Поруков позвонил — все. Верно?

— Верно! — согласился железнодорожник.

— Но я Филимонову сказал как надо. Я сказал: «Игнат Васильевич, к тебе приедет некто Волошкин, надо его устроить. Поруков звонил. Понимаешь? Но… посмотри там, как и что». А Игнат Васильевич уши развесил — и рад стараться!

— Как же ему не стараться, — усмехнулся железнодорожник, — когда ему сам Бляхин позвонил!

— Постой, постой! — рассердился Бляхин. — Я же сказал: «Посмотри!» А Игнат Васильевич, вот ведь олух царя небесного! — взял этого Волошкина на работу и сразу же… поближе к деньгам. Трех недель не прошло — только мы этого Волошкина и видели!..

— Что же ты тогда обижаешься на газету? — сказал железнодорожник. — Ведь ротозейство-то было?

— А разве я Филимонова оправдываю?! — с жаром ответил ему Бляхин. — Он хоть и хороший мужик, но в данном конкретном случае допустил ротозейство. Тем более, что он был мною предупрежден: «Посмотри!»

— А он — посмотрел на этого Волошкина и видит: нос, глаза — на месте, значит, человек подходящий! — сказал сержант-артиллерист.

— По-вашему, выходит, я — виноват? — желчно сказал сержанту Бляхин.

— Вы и Поруков!

— Что вы? Товарищ Поруков здесь абсолютно ни при чем! — испугался Бляхин. — Он этого мерзавца в глаза не видел, понятия о нем не имел. Ведь потом-то выяснилось, что ко мне не Поруков звонил, а сам этот… некто Волошкин.

— А почему вы сами не позвонили Порукову, не проверили? — после неловкой паузы спросил Бляхина сержант.

— Оснований не было! Голос у него был такой… Ну, абсолютно поруковский, авторитетный. А главное, я дня через три после звонка столкнулся в одном месте с товарищем Поруковым, как говорится, носом к носу. Обычно как бывает? Поздороваешься — и все! А тут он мне руку подал, спросил, как идет работа. И смотрел на меня так… благожелательно, ласково даже!

Женщина в темном платье вздохнула и сказала:

— А вы, значит, подумали, что он вам за Волошкина благодарен!

— Вполне можно было так подумать! В чем же я-то виноват?! Надо разбираться, когда человек виновник, а когда жертва обстоятельств… Вот еду в редакцию… Хоть выскажусь там, объясню им, понимаешь, что нельзя же ни за что ни про что на человека такой ярлык наклеивать: ротозей!..

Голос у Бляхина снова стал вибрировать, большая бледная лысина порозовела.

— Д-а-а! — протянул старик колхозник. — Плохо написала газета. Это вы — верно, гражданин!

Бляхин поднял голову и посмотрел на него с благодарностью.

— Плохо! — повторил тот убежденно. — Слабовато! Вас не только за ротозея надо было отстегать, а еще и за подхалима вам прибавить!

— Что такое?! — грозно нахмурил брови Бляхин. — Что вы хотите сказать?

— То, что сказал!.. Ведь почему у вас ротозейство получилось? Начальству хотели угодить!..

— Правильно! — поддержал колхозника сержант. — На почве подхалимажа вы оскандалились, уважаемый, — факт!..

— Верно, верно! — сказала женщина. — Вот и зять мой — который заседатель народный, — рассказывал…

— Никого ваш зять не интересует! — ледяным голосом перебил ее Бляхин и, обращаясь к железнодорожнику, сказал: — Пойдем ко мне в купе, товарищ Сушкин, а то тут у тебя… нездоровая обстановка!..

Люди, сидевшие в купе, переглянулись и засмеялись словно по команде. Железнодорожник положил руку на толстое колено Бляхина и примирительно сказал:

— Хочешь мой совет послушать, товарищ Бляхин? Из личного, как говорится, опыта?

— Давай!

— Возвращайся домой.

— Как… домой?

— Очень просто: обратным поездом. Со мной… то же недавно было. Только меня не в газете пропесочили, а на собрании. Правильно пропесочили. Ну, я обиделся и тоже поехал объясняться. И что же? Ехал объясняться с одной шишкой на лбу, а вернулся с двумя. Объяснился!..

Бляхин вскочил и, видимо, хотел сказать железнодорожнику что-то очень резкое, но взглянул на лица его попутчиков, осекся и молча вышел из купе.

…Утром, когда пассажиры проснулись, железнодорожник, ходивший умываться, вернулся с новостью: Бляхина в вагоне не оказалось.

— Наверное, в другой вагон перешел, — засмеялся сержант. — Чтобы даже и не видеть нас. Сердитый товарищ!

— Нет, он совсем с поезда сошел, — сказала женщина в темном платье. — Ночью мы где-то стояли, я проснулась, гляжу в окно, а он стоит на платформе. И лицо задумчивое такое!

— Это хорошо, что он задумался! — сказал старик колхозник, вкусно потягиваясь на своей верхней полке. — Может, додумается. Дотянет!

— Бывает! — согласился с ним железнодорожник и, открыв свой чемоданчик, достал хлеб и колбасу: пора было завтракать.

1952

Тройка за поведение

Иван Семенович Покатилов, бухгалтер большого универсального магазина, сидит у себя дома и пишет письмо учителю русского языка школы, в которой учится его сын Игорь.

Тонкие губы Ивана Семеновича поджаты, на лице многозначительная ирония. Игорь, стриженный ежиком смугло-бледный мальчик, сидит тут же в кресле, в углу, молча наблюдая за отцом.