Единственный

Яна опускает в букет лицо и вдыхает. Когда снова смотрит на меня, понимаю, что ждать от нее первого шага бесполезно. Мы смотрим друг на друга до тех пор, пока не подаюсь вперед и не касаюсь ее щеки ладонью. Притянув к себе, вижу, что закрыла глаза и приоткрыла губы, и в данном случае это наивысшая степень доверия.

Кажется, даже дышать перестала.

Блядь, какая же она еще маленькая.

Выдохнув, целую ее по-взрослому. Примерно так же, как и вчера. По-другому я не умею, еще и ощущениями накрывает, поэтому выходит очень глубоко и первые секунды мне кажется, что целуюсь я сам с собой.

Впасть в отчаяние не успеваю.

Прохладная ладонь прыгает по моей груди, будто ищет себе место. Когда находит, Яна отвечает, и от эффекта у меня слегка выбивает пробки. Заглянув ей в лицо напоследок, вижу затуманенный взгляд и блестящие от поцелуя губы.

Что касается ее губ, то их я уже ни с какими другими не спутаю. Узнавание будет стопроцентное даже с завязанными глазами.

Пока переключаю передачу, она суетится и роется в сумке, продолжая обниматься с букетом.

— Можешь… кхм… — прочищает горло, — можешь вернуть это Рафаэлю? — спрашивает, вручая мне маленький пакет. — Это… его футболка. Передай ему спасибо…

— Обязательно, — бросаю пакет на заднее сидение, ни хрена не собираясь передавать. — Адрес пиццерии знаешь? — уточняю.

— Сейчас… — нырнув в телефон, копается.

Вбиваю названный адрес в навигатор и выезжаю с парковки. Я не устраиваю скоростной круиз по городу, не выжимаю газ, ведь никуда не спешу. Плюс ко всему сегодня не хочу проверять наши отношения с Яной Волгиной на прочность. Она не любит скорость, а я люблю, — кажется, это проблема.

Всю дорогу до места Яна перебирает пальцами лепестки цветов, посылая мне короткие взгляды.

— Как день провел? — спрашивает.

— Думал о тебе, — сообщаю.

— И что ты думал? — доносится тихое.

Посмотрев на нее, отвечаю:

— Может, когда-нибудь расскажу.

На мою провокацию она реагирует тем, что снова возвращается к гребаным цветам. Я знаю, что она умеет кусаться, если сильно прижмет. Именно это она и сделала в тот день на заправке, когда я на нее надавил, — укусила. Вышло отлично, так меня по яйцам даже Влада не пинала, и по-хорошему я должен перепрошиться и стать… мягким, но я так не умею.

Я не знаю, каким она хочет, чтобы я был. Просто хуйня какая-то. Из нее ведь слова не вытянешь!

Я не спрашиваю, зачем она забирает с собой цветы, когда из машины выходим. Видя мой взгляд, поясняет сама:

— Они здесь задохнутся. Лучше попросим вазу.

Это просто цветы, но я не спорю. Я терпелив.

Придерживаю для нее дверь и пропускаю вперед, в маленькую пиццерию с панорамным окном во всю стену и видом на парк.

Почти все столы заняты: место, судя по всему, популярное.

Букет у Яны в руках делает нас центром внимания. Это настолько тупое внимание, что я бы обошелся без него: понимающие улыбки от левых людей, будто им понятно хоть что-нибудь, кроме того, что у меня с этой девушкой свидание.

Я доверяю ее выбору, когда молча направляется к столику у окна в самом конце зала. Следую за ней, оставляя между нами не больше шага, и выдвигаю для нее плетеный стул.

Глава 34

— Спасибо…

Забрав у официанта вазу, Яна ставит в нее цветы. Расправляет оберточную бумагу и сдвигает букет в сторону — в противном случае он загораживал бы обзор, потому что сидим мы друг напротив друга.

Растянувшись на стуле, я вытягиваю вперед ноги. Руки складываю на груди, расслабляюсь. Вид передо мной отличный, и я смотрю, не таясь. Возможно, это раздражает, но, если ей что-либо не нравится, она всегда может сказать. Как с ней по-другому, я не знаю.

— Я люблю «Маргариту». А ты какую пиццу хочешь? — спрашивает, уткнувшись в меню.

— Никакую.

Вскидывает лицо и округляет глаза.

Мне нравится наблюдать. За ее мимикой. Да и за телом тоже. Как держит голову, как ее наклоняет. Она без лифчика. Опять.

— Здесь и салаты есть… — бормочет.

— Подойдет.

— Почему сразу не сказал про пиццу? — хмурится. — Пошли бы в другое место.

— Мне не принципиально.

— Но я запомню, — произносит. — Про пиццу.

— Если хочешь узнать обо мне больше, не стесняйся.

Скользит по мне глазами. По телу. Ерзает на стуле. У меня еще вагон терпения, поэтому остаюсь расслабленным.

— Почему ты не любишь пиццу? — спрашивает.

— Было время в детстве, я целый год только ее и ел. С тех пор больше не лезет.

— А я не ем персики… — пожимает плечом. — В детстве помогала бабушке их собирать, и… тоже объелась…

— Я это запомню.

Умолкнув, кусает губу. Покружив по меню глазами, спрашивает:

— Какой салат ты хочешь?

Вздохнув, поднимаю лежащее перед собой меню и быстро просматриваю.

— С креветками, — отвечаю.

— Я закажу, — встает. — Здесь самообслуживание.

— Я сам закажу, — останавливаю, выпрямляясь.

Зависнув надо мной, говорит:

— Нет… я тебя угощаю…

— Это твоя навязчивая идея? — спрашиваю с иронией.

— Я хочу тебя отблагодарить, — смотрит исподлобья. — Это мелочь, конечно, но если ты голодный, то очень… кстати.

Оттолкнувшись от стула, встаю на ноги.

Она поднимает голову вслед за мной. Мы достаточно близко, чтобы проехаться по ее телу своим, хоть и едва коснувшись. И чтобы на груди от ее сосков остались выжженные дорожки. Мне этого контакта хватает, чтобы завестись, а ей — понятия не имею, но вместо того, чтобы шарахнуться, смотрит на мой подбородок и… не дышит…

Обхватив пальцами хрупкий бицепс, склоняюсь к ее уху и хрипло сообщаю:

— Я голодный всегда. Если начнешь меня кормить — разоришься. Придумай что-нибудь другое в благодарность.

Обойдя ее, направляюсь к кассам и оборачиваюсь, только сделав заказ.

Яна сидит на стуле и смотрит на меня через зал. Время ожидания — десять минут. Прежде чем вернуться за стол, иду в туалет отлить. То, что полустояк позволяет это сделать, — радует.

Вымыв руки, достаю из кармана шорт телефон.