Эдуард Стрельцов
Шрифт:
То есть атака не ладилась. Потом это косвенно подтвердит и Г. Д. Качалин.
Что конкретно до Стрельцова, то с ним по позиции чаще всего действовал центральный защитник Манол Манолов. Кажется, на этот раз серьёзных претензий на предмет грубости не было. Однако игра не получалась не из-за инертности в атаке. Судя по всему, не хватало взаимопонимания в линиях. В нападение-то мяч ещё доставить нужно. А отменно подготовленные и настроенные болгары такие попытки неплохо срывали. В сборнике «Год олимпийский. 1956» применены, на мой взгляд, крайне жёсткие формулировки: «Наши футболисты уступали сопернику в технике владения мячом, и поэтому после двух-трёх передач комбинации срывались, тогда как у болгар удавалось четыре-шесть передач». Правда, зоркие наблюдатели подметили, что к перерыву противник стал уставать, а Б. Артемьев в книге «Золотой дождь» прямо сообщает о «борьбе равных».
Так и должно было произойти. Подготовка подготовкой, а класс обязан сказаться. Советские мастера переживали самый расцвет, обладали всеми
Так что второй тайм вызывал у знатоков оптимизм. И заготовки болгарские не являлись теперь новостью, и с «физикой» дела оказались не так плохи. Потому где-то во второй половине тайма стоило ожидать материального воплощения стойкого превосходства.
Но... футбол непредсказуем. На 7-й минуте второго тайма тяжелейшую травму получил правый защитник Николай Тищенко. Прервав острый прорыв по вверенному ему флангу, он неудачно упал на гаревую дорожку (шла как-никак Олимпиада, на стадионе соревновались и легкоатлеты) и сломал ключицу. Тот случай в советские времена был растиражирован до чрезмерности, а сейчас — другая крайность — почти забыт. Поэтому постараюсь восстановить картину событий, которая к тому же тесно связана с ролью Стрельцова в игре.
Напомню, что замены не разрешались. И. А. Нетто свидетельствовал: «Врач требовал покинуть поле». Сам же врач, знаменитый Олег Маркович Белаковский, вспоминал так: «Ну хорошо, допустим, кость я вправил. Но ведь ясно — здесь разрыв акромально-ключичного сочленения. Надо снимать Тищенко с игры. И немедленно. Надо отправить его в отведённый для олимпийцев госпиталь Святого Винцента и чем скорей, тем лучше. Но ведь в таком ответственнейшем матче для команды это будет невосполнимая потеря, брешь, заделать которую будет очень трудно. А что же делать? По упрямому взгляду, брошенному на меня исподлобья, по желвакам и насмерть стиснутым зубам, по этому стоическому терпению к боли вижу, что для Тищенко вопрос решён. Он с поля не уйдёт. И не ушёл... И ни черта я с ним сделать не смог».
Белаковский напомнил и о травме Иванова, обострившейся ещё в первом тайме. Жутко заболел повреждённый в 55-м году мениск. «Я не мог, — пояснял Валентин Козьмич годы спустя, — не то что бегать, но даже наступать на больную ногу». Выходит, девять полевых игроков против одиннадцати? Чисто арифметически — да. Однако футбол гораздо богаче примитивных подсчётов. Как и жизнь вообще.
Надо только было как-то поумнее перестроиться ввиду сложившихся обстоятельств. У того же В. К. Иванова в литературной записи Е. М. Рубина Тищенко по-прежнему вступает в единоборства, отбирает мячи и срывает атаки с притороченной к телу рукой. Это, конечно, вряд ли. О чём и сообщают другие источники. А. П. Кулешов и П. А. Соболев точно определили позиционные изменения: Парамонов оттянулся на место правого защитника, Сальников стал играть в полузащите. Единственное уточнение: Тищенко перешёл на левый, а не на правый край атаки. Потому что по правому флангу «трусил», по его собственному выражению, непосредственно Валентин Иванов, пытаясь отвлечь на себя внимание хоть кого-то из болгар. Таким образом, оставшаяся тройка нападающих — Татушин, Стрельцов и Ильин — вынуждена была отрабатывать за всю пятёрку форвардов.
Второй тайм закончился нулевой ничьей. Дополнительное время недвусмысленно обещало успех нашему упрямому противнику. И обещания стали весьма скоро выполняться: Колев забил свой гол. Здесь очень вовремя дать слово И. А. Нетто: «Но этот гол подействовал на нашу команду, как ушат холодной воды. Нет, не в том смысле, что мы успокоились. Темп остался по-прежнему очень высоким, но в игре нападения исчез сумбур, появились стройность и целеустремлённость, которые заставляют зрителей на трибунах говорить: “Что-то назревает”».
Без сомнения, состояние советских футболистов после мяча Колева вбирало в себя целую гамму чувств, и тот же Нетто в другой публикации напишет о «прескверном настроении». Однако сосредоточимся на безусловном: Стрельцов вот уже, считай, третий тайм испытывал терпение Манолова. Насколько это защитнику тяжко, могли бы поведать и Юпп Позипаль, и Руди Гофман, и многие другие. При этом советские, пусть и спонтанно образованные крайки при физической неполноценности отнюдь не утеряли игрового интеллекта и технической оснащённости. Уж принять мяч как следует и отдать пас на выход и Иванов, и Тищенко всегда могли. О чём напоминает и Стрельцов: «Наши травмированные так себя ведут, что никак не скажешь про них — присутствуют. Они действуют. Про мужество Тищенко потом много писали. И ничего не добавить — герой да и только. Бледный весь от боли, больную руку здоровой придерживает, но дело своё знает. Видит, что на него болгары перестали внимание обращать, и открывается. Сальников подумал-подумал и откатил ему мяч. Тищенко сразу в центр выдал». А с центра Эдуард и начал результативный забег. Б. Артемьев тоже считает автором голевого паса легендарного защитника: «Тищенко включается в игру. Конечно, на рывок он не способен. Не способен он и на бег. Ему доступно только передвижение шагом. Но Тищенко внимательно следит за защитниками, выманивает их на себя. И когда один из них, наконец, вынужден выйти вперёд, чтобы отобрать мяч у этой еле движущейся фигуры, Николай очень расчётливо пасует партнёру (Стрельцову. — В. Г.), и тот, быстро войдя в штрафную площадь, забивает мяч в сетку болгарских ворот».
Отдавая должное порядочности Стрельцова, искренне восхищенного подвигом Тищенко, следует всё же уточнить: голевой пас пошёл от Татушина (на что указывают и А. П. Кулешов с П. А. Соболевым и, позднее, Н. П. Симонян), который получил мяч от мужественного Николая Ивановича. Ну а дальше был гол, ставший знаменитым.
Отзывов о нём, естественно, немало. Возьмём ранний. «Команда стала играть энергичнее. И вот, наконец, Эдуард Стрельцов, быстро обработав мяч, сделал небольшой рывок и вместо ожидаемой передачи свободному игроку вдруг резко и сильно ударил по воротам примерно с 20 м. Это было на 20 мин. добавочного времени» (А. П. Кулешов и П. А. Соболев). Н. И. Любомиров с соавторами не идёт в полемику: «Советские футболисты ринулись в решительную атаку. Удар Стрельцова застал врасплох болгарского вратаря — 1:1».
Разберём эпизод подробнее. И вот что приходит на ум, когда читаешь не газетные корреспонденции — книги, посвящённые гигантскому событию в истории отечественного футбола: журналисты, желая того или нет, указали безукоризненную схему, которая будет тиражироваться много лет: центральный нападающий рванулся и неожиданно для голкипера здорово пробил. После чего в разных календарях, юбилейных публикациях, переизданиях, даже воспоминаниях можно от указанного не отступать, добавляя, по желанию и необходимости, подходящие эмоции. Потому что гол на 116-й минуте практически определил финалиста Мельбурна. Ибо вновь повести в счёте наши «друзья-соперники» уже не могли, утеряв физические и, что серьёзнее, моральные силы. А вполне реальная переигровка почти стопроцентно осталась бы за Советским Союзом: больных было кем заменить, и сценарий второго поединка с Индонезией никто, понятно, не забыл. Так что если бы творец того важнейшего мяча банально согласился с тем, как он лихо пробежал и образцово ударил, то приобрёл бы прочную дополнительную славу.
Ничего подобного. Наоборот, он целиком поддержит иную картину гола, нарисованную И. А. Нетто в книге Н. С. Киселёва и И. А. Мельникова: «И вот за семь минут до конца Эдуард Стрельцов устремляется вперёд. Навстречу ему выбегает вратарь Стоянов (существенная ошибка: болгарские ворота защищал Георгий Найдёнов. — В. Г.). По всему видно, что сейчас последует сильный удар в дальний угол. Стоянов бросается вправо на перехват мяча, однако удар не состоялся — носок бутсы зарылся в землю. И мяч, тихо ковыляя, закатился в сетку ворот Стоянова. Последний схватился за голову: какая верная победа упущена». В книге «Год олимпийский. 1956» добавлено ещё о столкновении вратаря болгар со Стрельцовым, случившемся незадолго до гола и вызвавшем замечание судьи в адрес центрфорварда. Потому вроде бы Стрельцов и ударил, не сближаясь вновь с голкипером. Однако важнее и полнее всего воспоминания Н. П. Симоняна, переживавшего полуфинал со скамейки запасных. Он уточнил, что мяч после татушинского (всё-таки!) паса «срезался, замысловатой дугой обошёл болгарского защитника Манола Манолова, великолепно игравшего против Стрельцова. Оба они рванули влево, но Эдик, резко затормозив на вираже, сумел изменить направление и ускользнул с мячом от Манолова». Дальше знакомое нам: как бутса зарылась и т. д. Разве что последняя, леденящая душу деталь: мяч «медленно катится дальше, такое ощущение, что катится мимо ворот. Около боковой стойки, видимо, споткнулся о кочку и медленно вполз в ворота».
Что до Стрельцова... И сегодня поражает его запредельная невозмутимость. Десятилетия спустя он хладнокровнейшим образом объяснил напористому болельщику (тот долгий день общения Эдуарда Анатольевича с родным городом и его людьми А. П. Нилин описал по крайней мере в двух книгах — и я, несомненно, к той хронике позже вернусь), возжелавшему узнать подробности: да, целил в одну сторону — попал в другую, бывает. А. П. Нилин называет приставшего к Стрельцову на затрапезном стадионе человека «эрудитом» — и правильно. Потому что к началу 80-х жар-пыл мельбурнского полуфинала любителей футбола интересовал слабо. Про Тищенко ещё кое-кто помнил, про Стрельцова — действительно, только «знатоки». Здесь же прелестную, как видим, возможность устного, «для легенды», общения Эдуард Анатольевич не использует. Это ж надо доказывать, убеждать. А в чём? Как от Манолова ушёл, в конце концов? Так не спросили. Он и промолчал.
Про победный гол тоже вопроса не прозвучало. А зря. Б. Артемьев в 1958 году очень толково всё изложил: «Наконец, родился третий и решающий мяч в этой надолго запомнившейся игре. Прервав болгарскую комбинацию на ближайших подступах к нашим воротам, Парамонов выкинул мяч партнёру (Стрельцову. — В. Г.). Тот перешёл в середину поля, вклинился в “чужую землю” и, создав замешательство, отпасовал мяч Рыжкину, который оказался тут как тут, на месте правого инсайда. Со всегдашней стремительностью Владимир проскочил почти к самой лицевой линии вблизи ворот, а понявший его замысел правый крайний (Борис Татушин, имя которого также было тогда запрещено к упоминанию. — В. Г.) крест-накрест поменялся с ним местами. Последовала передача справа. Вратарь устремился руками вперёд, пытаясь её прервать. Но правый край на сотую долю опередил его, и от подставленной бутсы мяч влетел в ворота».