Эдуард Стрельцов

Оттого та послепраздничная ноябрьская ночь не должна рассматриваться исключительно с точки зрения провокации нетрезвого Филиппа Спицына с перевязанным (кого-то уже успел «поздравить») глазом.

Нет. Того же надоедливого типа он не стал бы, безусловно, обнимать, разъясняя тонкости игры при Маслове. Однако и перетерпел бы бессмысленные вопросы с советами, каковыми огорошил в ночи Спицын: раньше-то и позже всё обходилось. А тут вот попросил товарища с повязкой отвязаться. Филипп, узнавший, естественно, кумира миллионов, решил бить в лицо.

Но вообще-то 8 ноября Эдуард провёл на редкость бестолково. Зачем-то выпил утром, потом приходил домой, уходил, вновь возвращался. Та же Галина Чупаленкова, соседка, встретила олимпийского чемпиона ближе к двенадцати часам ночи. Это затем появился злосчастный Спицын-младший. Галя же и отправилась в длинный непонятный путь по столице с Эдуардом, дабы удержать его от столкновений с кем бы то ни было и вернуть, по возможности, в дом на Автозаводской. Угомонить рассерженных друг на друга мужчин она, безусловно, не имела возможности. Потому и бежала до полуподвала на Крутицком Валу вместе с ними. Стрельцов, между прочим, из колонии много позже отправлял в письмах Софье Фроловне приветы для Гали (она во время заключения Стрельцова всё-таки вышла замуж). А если бы почаще та соседка рядом с ним оказывалась — хуже бы точно не стало. Да вот не случилось такого.

Вот как, например, 26 января 1958 года, когда Стрельцова не пускали в метро на станции «Динамо» ввиду нетрезвого состояния. Конфликт привёл к задержанию и даже к трём суткам ареста. Правда, наутро футболиста отпустили, однако Эдуард Анатольевич дал такой весомый козырь недоброжелателям, что и никакая Фурцева не смогла бы придумать.

Потому что на сей раз пришлось организовать собрание сборной команды Советского Союза по футболу. Официальное, с выступающими, председателем и протоколом. Это интересно вот чем: не секрет, что творческие люди — актёры, режиссёры, писатели, спортсмены (как бы кому ни захотелось доказывать обратное) — достаточно ревниво относятся к достижениям друг друга. Иногда имеет место чистое и светлое желание доказать, что ты лучше, мастеровитее, даровитее и вообще живой классик; иногда — обычная зависть. Грань между тем и другим весьма тонка. Стрельцов для многих старожилов сборной мог выглядеть зазнайкой, выскочкой, баловнем судьбы. Теперь этот юнец находился полностью в их руках. И что же скажут товарищи и старший тренер Г. Д. Качалин? Тем более что на собрании присутствовал первый заместитель министра спорта страны Н. Н. Романова — многоопытный Д. В. Постников. Который доступно довёл до уважаемого коллектива пожелание сверху: «Вопрос стоит вообще о дисквалификации и отстранении от футбола. Большое сомнение в его исправлении». Это перед голосованием Дмитрий Васильевич произнёс внятно и веско. Что было необходимо, так как до того выступила практически вся сборная. Послушаем кое-кого, благо протокол сохранился.

Итак, Г. Д. Качалин: «Виноваты мы все в том, что не пресекли твоего поведения. Хочется верить, что ты станешь человеком. Прошу принять предложение о снятии ЗМС (звания заслуженного мастера спорта. — В. Г.), просить о понижении зарплаты и дать время ему на исправление».

Лев Яшин: «Поддерживаю предложение о снятии ЗМС и снижении зарплаты».

Это сегодня подобный вердикт кажется чуть ли не убийственным. В тот момент — наоборот. Звания отнимали — и, бывало, несколько погодя возвращали (правда, Стрельцов будет вновь удостоен «заслуженного» только через десять лет). А деньги платили большей частью клубы. За работу в сборной полагалась некая премия, улучшавшая благосостояние футболиста. При этом твёрдый игрок основного состава команды высшего дивизиона и без «сборных добавок» достойно кормил семью.

Поэтому внешне «грозный» приговор тех уважаемых людей смотрелся очень либерально. И поддержавшие его Симонян, Крижевский, Огоньков, Борис Кузнецов на деле выступили «за» Стрельцова. Против, как повествует А. Т. Вартанян, были всего два члена сборной. Думаю, что вовсе не важно, кто именно. Значимее другое: команда не отвернулась от опального форварда. А слова тренера о том, что они «все виноваты», вернее всего свидетельствуют об атмосфере в команде.

В итоге «приговор» получился, если по документам, наиболее мягким из всех возможных.

Только центральная пресса, получается, народ обманула. Причём самым крупным лгуном выступил известнейший журналист С. Д. Нариньяни, опубликовавший печально известный фельетон «Звёздная болезнь» в «Комсомольской правде» 2 февраля 1958 года.

А. П. Нилин достаточно подробно рассказывает в своей книге о мастерстве и авторитете, о значимости слова популярнейшего сатирика. Ибо если выступил Семён Давидович Нариньяни, литератор, освещавший ход Нюрнбергского процесса над фашистскими главарями, ничуть не потерявший при смене отечественных вождей, а в каком-то смысле и приобретший новое качество, которое не терялось до завершения счастливой его жизни, — то это уже удар даже не тяжёлой артиллерии — новых, едва появившихся в ту пору ракетных войск. Причём удар по своим.

Не могу согласиться с тем, что фельетон мастерски исполнен. Или, по крайней мере, профессионально написан. В чём суть произведения маститого литератора? За основу взят тот самый случай с опозданием на поезд в ноябре 1957 года. Мы уже говорили об этой истории. При несомненной драматичности она получила достойное завершение. Нариньяни решил вернуться к прошлогоднему сюжету, насытив его — а по сути исказив — дополнительными вымышленными подробностями. Причём сделал это плохо. Потому что, на мой взгляд, когда приём выпирает, как пружина из старого дивана, то автор совершенно точно не сумел доказать собственную состоятельность. А в «Звёздной болезни» два нарушителя, два «прожигателя жизни» — Стрельцов и Иванов (да, «выстрел» последовал и в сторону Валентина Козьмича, о чём обычно забывают) — настолько демонстративно отделены от остальных «положительных» сборников, что вслед за К. С. Станиславским хочется воскликнуть: «Не верю!» Автор, несомненно, заказного материала явно перебрал с акцентами.

Подумайте: как же могли в образцовом, безупречном коллективе принципиальных «режимщиков» так долго «прощать» центрального нападающего и правого полусреднего, как Нариньяни для разнообразия именует двух выдающихся мастеров советского футбола? Куда же раньше смотрели руководители отечественного спорта — и в первую голову небезызвестный В. П. Антипенок, который при встрече должен был, по мнению Семёна Давидовича, «отлупить» (?!) обоих футболистов? А непосредственно команда, которая вместе с указанными разгильдяями выиграла, на секундочку, Олимпиаду, никогда не замечала, какие скрытые враги с чуждыми нашенскому спорту принципами притаились рядышком? То есть, когда в Мельбурне побеждали, Стрельцов с Ивановым успешнейшим образом маскировались? Ну а вот и приём, бездарно выпирающий: оба опоздавших, демонстрируя нечто пещерное в плане интеллекта, лепечут чушь про ресторан, где им налили «по одной», а затем «по другой», хотя ехали друзья, мы помним, из дома на такси. Однако упоминание ресторана должно соответственно настроить читателя: для большинства всякие там «заведения» были не по карману. Дальнейшее соответствие подлинным событиям (погоня за поездом и остановка в Можайске имели место) не должно вводить нас в заблуждение. Понаблюдаем, как показана встреча с командой:

«И вот машинист кладёт руку на тормоз, и два друга хватаются за поручни:

— Ребята, подсобите!

Ребята выскакивают из купе и втаскивают центра нападения и правого полусреднего внутрь вагона, ставят их на ноги и ждут объяснений. А тем и сказать нечего:

— Выпили. Опоздали.

Защитники и нападающие злы, как черти. Ещё бы: столько хлопот и волнений, и всё из-за водки.

— Проучить бы вас, прохвостов, намять бока! — предлагает вратарь.

Но дружеская учёба откладывается, впереди ответственный матч. И вместо прямого мужского разговора пьяных друзей берут под руки и ведут к мягким постелям.

— Спите! Протрезвляйтесь! Очищайте мозги и лёгкие от винного духа. А после игры поговорим.

Матч на этот раз кончается важной победой. А после победы, конечно, и разговор уже не тот. Злость прошла, скандал забыт».

Да, безусловно, восторга у сборной опоздание ведущих футболистов не вызвало. Однако чтобы Яшин (а это он — вратарь) мог предложить «намять бока» Иванову и Стрельцову — немыслимо. Выходит, Льву Ивановичу вновь приписывают то, чего он не говорил (и дальше, что удивительно, с этим столкнёмся). Похоже, у нашего легендарного голкипера был такой авторитет, такая заработанная беспорочной службой репутация, что всякий нечистоплотный деятель желал заручиться его якобы поддержкой. Между прочим, нехорошая тенденция не исчезла и после ухода из жизни обоих великих футболистов: так и подмывает отдельных литераторов противопоставить две грандиозные для нашей страны фигуры. Что ж, очень скоро мы убедимся: эти жалкие потуги абсолютно бесперспективны.

А «Звёздная болезнь» С. Д. Нариньяни продолжает неприятно удивлять. «Матч на этот раз кончается важной победой» — ханжеская фраза до сих пор бьёт наотмашь. Воистину: умолчание временами страшнее самой изощрённой лжи. Ведь кто обеспечил «важную победу», Семён Давидович знал лучше кого бы то ни было. Потому что известный газетчик получил информацию, естественно, раньше многих и из первых рук. И отлично знал, что за травма у Стрельцова, знал, как центр нападения уползал за боковую линию, знал, как доктор О. М. Белаковский стягивал бинтом ногу и замораживал её тогдашними средствами. Знал, как «прыгающим танком», который и до сих пор не изобрели, торпедовец доковылял до штрафной поляков и врезал оттуда под перекладину. Про голевой пас Федосову тоже было прекрасно известно.