Эдуард Стрельцов

Так что парадокс получается. Несмотря на непридуманную народную любовь, Стрельцов двигался «по тонкому льду». Потому что осмыслить размеры, рамки приобретённой свободы он попросту не мог. Зато окружающие товарищи внимательно следили за каждым шагом великого футболиста. Хотя, с другой стороны, тех граждан Страны Советов и помнят-то до сих пор чаще всего в связи со Стрельцовым.

...Но пора уже и в камеру Бутырской тюрьмы возвращаться. Все и сегодня понимают, что статья, под которую подвели Эдуарда, — особая. И то, что с насильниками делают на зоне, тоже известно. Футболист оказался в тяжелейшем положении.

Дальнейшее кто-то вправе, видимо, отнести к жанру, который у «блатных» называется «роман» — с ударением на первом слоге. Указанные конструкции обещают неизбежно счастливый финал в невозможных обстоятельствах, созданных, естественно, по вине тех, кто властвует и охраняет.

Однако ведь действительно, верит кто или нет, — ничего страшного в Бутырке с Эдуардом не произошло. По дошедшей до нас версии — потому, что его узнал авторитетнейший в тамошнем мире вор в законе Николай Загорский. Бог знает, кстати, отчего один он, — ну, будем считать, что остальные обитатели камеры № 127 обладали суженным кругозором ввиду невозможности постоянно посещать матчи чемпионата Советского Союза. И вот, переговорив на всякий случай с форвардом и выяснив, что тот ни в чём по сути не виноват, авторитет высек вердикт: «Стрелец — правильный мужик». Затем в форме так называемой «малявы» (это такое письмо, которое и до сих пор доходит до адресата надёжнее, нежели послание по Интернету) разослал важнейшее, без преувеличения, сообщение всем будущим сокамерникам Эдуарда Анатольевича. Так что во время следствия Стрельцов чувствовал себя сносно. Из чего следует: Николай Загорский — пусть кому это и не по нраву — по-настоящему помог олимпийскому чемпиону. За что вора в законе надо поблагодарить, потому как официальные лица, «закрыв» нападающего сборной и при этом «открыв» зэкам статью, по которой он проходил, подводили молодого человека, справившего в тюрьме двадцать первый день рождения, к мучительной гибели.

Да, ведение следствия по делу Стрельцова не укладывается в любые рамки: юридические, нравственные, этические. Причём — здесь соглашусь с Э. Г. Максимовским — работали вовсе не неучи и бездари, а вполне квалифицированные специалисты.

Другое дело, что надо было спешить. Пришли указания из центра: чёткие, понятные, хотя пришли и не молниеносно (не «малява» всё-таки). Оттого следователи достаточно времени успели уделить фигуре Эдуарда Караханова.

Об этой личности разговор уже шёл. И подводить к тому, что перед нами агент КГБ (а в книге Э. Г. Максимовского данная версия возникает), я не буду. Для агента любого ведомства данный гражданин, мягко говоря, простоват. Согласимся: тёзка Стрельцова не должен был возвращаться с места службы на Дальнем Востоке именно в мае.

Однако, не исключено, он сделал это из желания лишний раз побывать на родине. При этом без семьи. А кто явился, следуя тем же материалам дела, формальным инициатором поездки на водохранилище — по большому счёту, неважно. Это грозно звучавшие вопросы следователей заставляли задумываться и лукавить. А по совести-то: какая разница, кто сказал «а»? Ведь остальные тут же произнесли следующую букву алфавита. И пошла затем общая для честной компании азбука...

Поэтому когда Караханов, найденный командой Э. Г. Максимовского в конце прошлого века, заявляет о своём неучастии в заговоре против Стрельцова, то, похоже, он прав. Безусловно, военный лётчик, старший лейтенант — не чертёжница Лебедева. У Караханова и образование получше, и жизненного опыта побольше, семья есть. Однако на роль засланного коварного врага, холодно и безжалостно просчитавшего зловещую комбинацию, он явно не тянет. И считать его агентом КГБ — значит совсем не уважать наши «органы». Что, безусловно, неправильно.

Если присмотреться к поведению Караханова, то мы вообще ничего продуманного в его действиях не отыщем. Марианну Лебедеву и Тамару Тимашук он ранее не знал и за ними не ездил. На даче его сопровождала Ирина Попова, на благосклонность которой лётчик, бесспорно, рассчитывал, но надежды его не оправдались: с Ириной они поругались. Кроме того, выпил Караханов весьма изрядно: концовка вечера выпала у него из памяти. Да и, наконец, стали бы следователи прокуратуры тратить столько времени (а в деле Караханов упоминается намного чаще, нежели Стрельцов) на кадрового чекиста?

И на очных ставках старший лейтенант был неубедителен. Ведь совершенно ясно, что он провёл ночь в той же комнате, что и Стрельцов с Марианной: ему постелили на полу. Тем не менее этот доказанный факт им неловко отрицается.

Почему? Видимо, как раз об этом персонаже вспомнит Эдуард Анатольевич десятилетия спустя в разговоре с А. П. Нилиным, когда произнесёт загадочное: «Не я должен был сидеть». А в книге Э. Г. Максимовского «Кто заказал Эдуарда Стрельцова?» первая глава прямо называется: «Стрельцов сидел в тюрьме за другого парня?».

Что же послужило причиной для столь ответственного высказывания?

Скажу сразу: безоговорочных доказательств вины Караханова нет. А вот косвенных улик — немало. Но с какой стати, коль уж до суда дошло, подсудимый должен доказывать собственную невиновность? Это суд обязан, внимательно разобрав все версии, заслушав свидетелей защиты и обвинения, вынести справедливый вердикт. Повторю: рассматривались не мелкое хулиганство и не карманная кража. Статья исключительно серьёзная. Потому если возникали хоть малейшие сомнения в невиновности Стрельцова, — их нужно было учесть. А в нашем случае можно говорить о гигантских сомнениях.

Для начала: участники событий плохо помнят завершение пикника. Алкоголь подействовал. Марианна сообщает, что царапалась, прокусила палец Эдуарду — дальнейшее скрыто в тумане. В показаниях Стрельцова тоже худо с чёткостью изображения. Зато Лебедева однозначно указала на присутствие в комнате Караханова, который, как несложно установить, после разрыва с Ириной Поповой лёг на полу.

Дальше — установленный факт: группа крови обоих Эдуардов идентична. Кроме того, Марианна припомнит, что одежда её была аккуратно сложена. Стрельцов и без прокушенного пальца на такое бы не сподобился. Плюс к тому сквозь пелену Лебедева ощущала прерывистое мужское дыхание — и точно не того, на кого указала во время следствия. Да и как «указала»: «Хотя в комнате и находился другой мужчина, мне всё же кажется, что насиловал меня один Стрельцов». Кажется? Один? И после этого выносится обвинительный приговор? А ведь кроме заявления Лебедевой, у следствия не имелось никаких прямых доказательств. И с косвенными, между прочим, тоже всё не ладно обстояло: например, женский крик из комнаты, где были Эдуард и Марианна, кто-то слышал, а кто-то (та же Ирина Попова и хозяин второй части дома Востоков) — нет.

Конечно, можно сослаться на признание самого футболиста. Да, оно имело место. На втором допросе, 27 мая, Стрельцов признал себя виновным. Нет, его не били и не пытали: другие времена. Его обманули, перехитрили. Следователь пообещал, что если футболист сознается, то тут же будет освобождён и поедет на долгожданный чемпионат мира.

Как можно в такой ситуации поверить устному обещанию? Ну, во-первых, Эдуард положился на честное слово. А в таких случаях правда, как мне кажется, всегда на стороне того, кто поверил, а не того, кто солгал, забыв об изначальных нравственных понятиях (и отлично представляя при этом судьбу футболиста в заключении). Во-вторых, чисто теоретически счастливое развитие событий было, как ни странно, возможно. Не забудем: первый для сборной СССР чемпионат мира начинался очень скоро. И гулянка в посёлке Правда потому и проходила с девушками и вином, что 25 мая являлось действительно последним днём отдыха. Дальше — все три футболиста знали это по Олимпиаде — пойдёт тяжелейшая работа без выходных. 1 июня команда улетала в Швецию. Она и улетела — без Стрельцова и остальных.

Однако Г. Д. Качалин, отдать ему должное, бился за футболистов до конца. Да и не один старший тренер понимал, что потеряет сборная без трёх заслуженных мастеров спорта, которых, недурно напомнить, наигрывали в разных тактических схемах. К тому же после переговоров, проведённых по инициативе Бориса Татушина, Эдуард был готов жениться на Марианне: ведь с Аллой он был связан лишь формально. А в жизни всякое бывает.

Но это, как указано выше, — рассуждения теоретические. История приобрела бы, коли не счастливый, то хоть бы пристойный финал, если бы не задействованный административный ресурс. О том «ресурсе», то есть о мнении Н. С. Хрущёва, понятно, знали. Оттого и решили, что футболист изначально виновен. И ежели так — зачем аккуратно, законно вести следствие? К чему докапываться до истины, сомневаться, задумываться? Исход ясен. Плетью обуха не перешибёшь.

Поэтому неплохие вроде бы профессионалы фактически махнули рукой на рабочий процесс. А. В. Сухомлинов в книге «Эдуард Стрельцов. Трагедия великого футболиста» свидетельствует, что дело летом 58-го никто не читал и не изучал, и при этом 7 июля оно было передано в Московский областной суд с нарушением всех правил. Обратимся к примерам, которые приводит Андрей Викторович:

«Протокол допроса Огонькова подшит в дело таким образом, что после четвёртого листа следует шестой, потом — пятый, а в протоколе допроса Стрельцова седьмой лист подшит не той стороной.