Ее город

Фэн Чунь смотрела широко открытыми глазами. Она получила ответы на многие мучившие ее вопросы. Девушка размышляла о Ляньбаоли и о лавке сестрицы Ми, и все теперь казалось ей не таким, каким виделось еще вчера. Сама сестрица Ми тоже совершенно изменилась.

— И что же во мне изменилось? — спросила у нее сестрица Ми.

— Ой, ты хороший человек, и у тебя сильный нравственный стержень.

— Ну вот только не надо льстить. Я просто в армии служила, а так обычная неотесанная баба.

Фэн Чунь разглядывала сестрицу Ми, положив руки на стол и подперев щеки; она не отводила от нее глаз, словно ученик начальной школы, впитывающий знания и старающийся не пропустить ни одного слова. Они допили вторую бутылку «Будвайзера». Обе по очереди сбегали по паре раз в туалет. Недоеденные блюда отправили на кухню подогревать. Как в тумане, они откупорили третью бутылку пива, зачастили с тостами, громко чокались бокалами и в голос смеялись. Какие-то мужчины подходили покурить к окошку, из которого открывался живописный вид, и смех сестрицы Ми и Фэн Чунь удивлял их; они наблюдали за женщинами, но те не обращали внимания и продолжали болтать без умолку.

Фэн Чунь настойчиво просила дорассказать ей историю любви. Сестрица Ми ответила:

— А я от тебя ничего не скрывала, уже все как на духу выложила.

— Ну, ты своего возлюбленного называешь просто «неким мужчиной».

— Так и есть. В истории он так и остался «неким мужчиной». Эти два слова я стереть не могу, а все остальное стерла.

Фэн Чунь засыпала ее вопросами: а как этот мужчина ухаживал? Как проявлял свою любовь? Как вы вообще сошлись? Он симпатичный? Чем занимается? Богатый? Со вкусом?

Сестрица Ми ответила одной фразой:

— Такая была любовь, такие чувства, которые, казалось, преодолеют тьму рек и тысячи гор, а в итоге выяснилось, что он надеялся взять в жены женщину, владеющую собственным жильем. Поэтому в конце концов все сошло на нет.

Сестрица Ми родилась в Ханькоу. Из поколения в поколение здесь по традиции женщина, выходя замуж, перебиралась в дом мужа. Если мужчина не мог дать ей дом, то, какими бы хорошими ни были отношения, свадьба не случалась. Фэн Чунь спросила:

— Тебе не кажется, что эти ваши традиции устарели?

Сестрица Ми твердо ответила:

— Они и правда устарели! Но чем сильнее они «устаревают», тем больше появляется доказательств того, что в них заключена истина! Любовь — это ведь не только воздушные замки.

Фэн Чунь снова озадаченно спросила:

— Разве любовь должна быть настолько материальной?

— А разве она может быть исключительно духовной? — парировала сестрица Ми.

— Ладно! Не будем о любви!

Сестрица Ми разом перевела стрелки на Фэн Чунь — теперь настала ее очередь рассказать о себе. Девушка хихикнула:

— Да я-то как вода кипяченая. У меня не было в жизни ничего эдакого. Ты и так все знаешь.

— Тогда скажи мне правду. Что у вас с Юанем все-таки случилось?

Фэн Чунь опешила. Она молчала, и подозрения сестрицы Ми о том, что в семье у них что-то нечисто, крепли и крепли. Наконец Фэн Чунь неуверенно спросила:

— Если я расскажу, не нанесу ли я тем самым ущерб его репутации?

— Да какой же ущерб? Мы просто секретничаем, как сестренки! Разумеется, об этом никто больше не узнает!

Фэн Чунь кивнула в знак согласия, немного подумала, затем ухмыльнулась и во хмелю решилась поделиться тем, что не осмеливалась никому открыть. Она быстро шепнула:

— Он гей.

Сестрица Ми выпрямилась. Такого она и предположить не могла. Но стоило Фэн Чунь произнести эти слова, как сестрица Ми мысленно согласилась: а ведь и правда, он всегда был манерным, вот только никто из соседей в эту сторону и не думал. Она уставилась на Фэн Чунь. От ее взгляда у той аж волосы дыбом встали, и ей пришлось добавить:

— Это правда. После рождения сына мы с ним больше не спали.

И девушка тут же смутилась и зарделась. Сестрица Ми опустила голову. Слезы закапали на стол. Несколько раз она с силой стукнула себя по лбу и пробормотала:

— Прости, Фэн Чунь! Я и подумать не могла. Я была к тебе так жестока! — И добавила: — Ох, ты такая молоденькая! Как ты столько времени терпела? Почему раньше с ним не поговорила начистоту?

Фэн Чунь придвинулась к сестрице Ми, смущенно погладила по руке, пытаясь утешить ее и заодно себя. Она заговорила, словно во сне, совсем тихо, почти беззвучно:

— Да пустяки. Со временем привыкла. Мы просто не хотели, чтобы узнал кто-то посторонний, а то каково будет сыну? Я не виню Чжоу Юаня. Он и сам, похоже, не сразу понял. Я злюсь на него только за то, что он не пытается толком работать и деньги зарабатывать. Мы договорились, что постараемся нормально воспитать ребенка. Он поклялся, что найдет стабильную работу и будет содержать семью. Но его обещания оказались ложью — вот на что я рассердилась…

Сестрица Ми перебила:

— Глупышка! Отношения между людьми — это всегда важно, а на отношениях между полами вообще все держится: и луна, и солнце, и небо с землей. Ты слишком наивна! Никакие это не пустяки!

На глаза Фэн Чунь навернулись слезы. Она опустила голову, потянулась и нежно накрыла руку сестрицы Ми своей ладонью. Сестрица Ми медленно перевернула руку, сцепив пальцы с пальцами девушки и накрыв сверху второй рукой. В ресторане зажгли свет, а на улице вспыхнули красные фонари. Сгущались сумерки, облака пропускали совсем мало солнца. Это теплое освещение лучше всего соответствовало сейчас настроению обеих женщин, которые чувствовали себя как сестры, воссоединившиеся после долгой разлуки. Они обратили внимание на то, что сидят, интимно переплетя пальцы, тут же смутились и расцепили их. Застеснявшись, обе молчали.

Фэн Чунь озвучила то, что так долго скрывала в своем сердце. Испытав облегчение, она схватила бутылку и с бульканьем выпила оставшееся пиво, словно это вода, а потом откинулась на диване, прижалась головой к окну и уснула, даже стала чуть слышно похрапывать. Сестрица Ми попросила дежурного принести что-нибудь, чтобы накрыть Фэн Чунь. Со стола прибрали и подали чайник горячего чая. Сестрица Ми выпила несколько чашек чая, потом накрасила губы помадой, смотрясь в телефон и попутно отправляя сообщения в ожидании, когда проснется Фэн Чунь. Их обед затянулся.