Ее город

— Местные жители обычно, если есть возможность поехать на трамвае, не садятся на автобус, если есть возможность ехать на автобусе, не идут в метро, и если есть возможность поехать на метро, не выбирают такси.

В ее словах звучала похвала Гонконгу, наполненная любовью и гордостью. При этом состояние Чэнь Кэня ее особо не заботило. Чэнь Кэнь недоумевал: гость приехал издалека — почему Линь Шуфэнь не поинтересуется, не устал ли он, не проголодался ли? Обычно все задают такие вопросы. Если человека не спросить, то разве он сам скажет? Чэнь Кэнь не мог взять в толк, неужели она сама ничуть не проголодалась? На часах — час дня, время обеда. Похоже, Линь Шуфэнь вообще ничего не понимает в культуре питания материковых китайцев. Все — начиная с детей в детском саду до студентов университета — за многие годы привыкают обедать ровно в двенадцать. Если пропустить прием пищи, то можно и в обморок упасть от голода. Сегодня с утра в аэропорту он съел тарелку «Каншифу»^[32], а в полете им дали малюсенькую порцию разваренной в кашу и недосоленной лапши, в которую забыли положить масло. Это варево было отвратительным на вкус, и Чэнь Кэнь давился, но сейчас даже порадовался, что все-таки доел.

Посиделки… Звучит очень неплохо. А в написанном виде выглядит еще привлекательнее. Электронное послание сулило вкусную еду от пуза, поэтому сегодня Чэнь Кэнь пренебрег плотным завтраком. Однако сейчас Линь Шуфэнь успела произнести тысячу слов, но не упомянула об этих самых «посиделках». К сожалению, автобус запаздывал. В кармане у Чэнь Кэня лежали деньги — родители дали ему немного гонконгских долларов на случай непредвиденных обстоятельств. Чэнь Кэнь готов был потратить их на такси, чтобы быстрее добраться до кампуса. Или же купить обед, чтобы не упасть в обморок от голода. Но Чэнь Кэнь не мог сделать ничего подобного. Почему? Он и сам не знал. Просто терпел.

У китайцев совместные обеды проходят по определенным правилам, которым надо следовать. Если хозяин не начинает трапезу, то гости тоже помалкивают и не приступают к еде; они могут даже уйти в порыве злости, но самоуважение не позволит им выпрашивать еду. Выпрашивают еду только нищие. Так часто говорили Чэнь Кэню его дедушка с бабушкой. Ему неохота было их слушать. Все, включая его самого, считали, будто он пропускает мимо ушей все, что талдычат взрослые. Но в первый же день в Гонконге, куда он приехал учиться в магистратуре, возникла реальная проблема. Он столкнулся с ней нос к носу и даже немного рассердился. Линь Шуфэнь, уже получившая степень магистра, пригласила его на эти «посиделки» — и не видит, что уморила гостя голодом? Она вообще китаянка или как? Не знакома, что ли, с китайской культурой? Не понимает, что Чэнь Кэнь не может сказать сам?!

Мимо один за другим ехали автобусы. Не было лишь нужного им 40М. Линь Шуфэнь упорно ждала именно его. Чэнь Кэнь злился, ему хотелось бросить все и уйти, но он в Гонконге, ничего тут не знает — куда пойдет? Он долго ломал голову, а потом с намеком спросил:

— А нам обязательно нужен именно 40М?

Линь Шуфэнь простодушно ответила:

— Не, другие тоже годятся, просто на нем удобнее всего добираться.

Чэнь Кэнь задал следующий наводящий вопрос:

— Удобнее всего добираться куда?

— До Гонконгского университета, ну, до кампуса нашего.

Линь Шуфэнь со всей серьезностью объяснила, что да как. Смысл сводился к тому, что до университета можно доехать на автобусах разных маршрутов, ведь в Гонконге общественный транспорт — самый удобный в мире, но двухэтажный автобус 40М подъезжает прямо к Восточным воротам кампуса и стоит дешевле других^[33], к тому же от его остановки рукой подать до главной лестницы Университета.

Чэнь Кэнь догадался, что «посиделки», видимо, запланированы прямо в кампусе, а значит, им надо побыстрей добраться туда, и он мог бы этому поспособствовать. Так что он снова пристал с расспросами:

— А разве на такси не быстрее?

— На такси? А зачем? — Густые брови Линь Шуфэнь поползли наверх и, достигнув крайней точки, слегка задрожали. Она не поняла вопроса Чэнь Кэня. — Мы же не торопимся, да и дорого очень на такси кататься.

Чэнь Кэнь хотел было сказать, что заплатит. Слова уже вертелись на языке, но он заставил себя проглотить их. Разве мог он продемонстрировать подобное высокомерие перед старшекурсницей? Если в начале учебы произведешь плохое впечатление, то и дальше все сложится неудачно. Сейчас конкуренция жесткая, в условиях финансового кризиса найти работу становится сложнее, так что личные связи приобретают все большее значение. Перед отъездом в Гонконг родители снова и снова наставляли, что он должен быть осторожным и не делать глупостей. Он и не собирался. В итоге Чэнь Кэнь оставил попытки намекнуть спутнице о своем голоде. Потерпит. Теперь он лишь кивал с глуповатым видом.

Еще минут через десять пришел двухэтажный автобус 40М. Дотошная Линь Шуфэнь порекомендовала Чэнь Кэню подняться на второй этаж — оттуда лучше видно окрестности. Скоро они должны въехать в район Мид-левелс, где селятся обеспеченные жители Гонконга. Их кампус расположен прямо на склоне горы. Позади аспирантской общаги есть горная тропа, по которой всего за пятьдесят минут можно подняться на вершину. Следовало бы снова послушно покивать, но у Чэнь Кэня уже не было сил лезть на второй этаж, да и интереса тоже. Он подбородком указал на свой чемодан на колесиках. Линь Шуфэнь тут же закивала — даже быстрее него. Она из тех, кто готов безоговорочно понять других. И сколько бы энтузиазма она ни вкладывала в свою рекомендацию, заставлять Чэнь Кэня вовсе не собиралась.

То ли от того, что двухэтажный автобус 40М без конца петлял по району, то ли от голода, перед глазами у Чэнь Кэня запрыгали зеленые мушки; голова кружилась от вида за окном, да и вообще пейзажи его совершенно не привлекали. Где обещанные «посиделки»? Где, черт возьми?!

В итоге у обезумевшего от голода Чэнь Кэня начали появляться всякие смелые идеи. Если бы было в мире лекарство от сожалений, которое можно принять и все переиграть, то он непременно купил бы такое. В самом начале он вежливо отказался бы от предложения Линь Шуфэнь встретить его, и тогда безо всяких размышлений взял бы такси от станции метро «Адмиралтейство», доехал бы до университета, сразу отправился бы в какой-нибудь ресторан и нормально поел.

О лекарстве от сожалений он тоже слышал от родителей. Раньше Чэнь Кэнь пропускал их слова мимо ушей — тогда ему казалось, что родители скучные и нудные, — а сейчас он понял, что они читают нотации не без причины: родители съели побольше соли, чем дети, и понимают, что к чему в нашем мире.

Внезапно Линь Шуфэнь велела ему:

— Вылазь!

У Чэнь Кэня от волнения зазвенело в ушах. Он не понял:

— Что?

— Ой, сорри, сорри, — произнесла девушка по-английски. — Прости, перешла на кантонский. Хотела сказать, что нам выходить на следующей.

— Это уже кампус?

— Нет. Это Бонэм-роуд. Но мы тут неподалеку поедим.

Чэнь Кэнь от души поблагодарил ее.

Зрение его прояснилось, и в окно он увидел висевший на стене церкви плакат, на котором было выведено огромными иероглифами: «Приходите ко мне, голодные и обездоленные». Чэнь Кэнь никогда не имел ничего общего с христианством, но в этот момент практически уверовал, потому что действительно проголодался и хотел спать, ему не помешало бы отдохнуть. Он даже готов был воскликнуть: «Слава Богу!» Но вместо этого услышал собственный стон: «Боже!»

Но реальность — она и есть реальность, часто непредсказуемая и невообразимая.

Линь Шуфэнь поступила весьма оригинально: она заставила его сойти с автобуса на Бонэм-роуд вовсе не для того, чтобы побыстрее накормить, а потому, что хотела пройтись по Хай-стрит^[34] и показать Чэнь Кэню побольше красот Гонконга. На Хай-стрит им встретилось величественное старинное здание в европейском стиле. Линь Шуфэнь шла рядом с Чэнь Кэнем, неустанно рассказывая об истории этих мест — правда, вкратце: «Сейчас это общественный комплекс Сай Ин Пун, он возведен на месте старой психиатрической больницы». Нет, ну надо же, человек получил степень магистра, а слово «голод», похоже, в его лексикон не входит.