Ее город

Статья Лу Хочжуна произвела сенсацию в трех районах Уханя — жители сбежались со всех уголков, чтобы жадно прочитать текст и переписать слово в слово. Громкоговорители на улице неоднократно транслировали его слова. В ночном радиоэфире выразительный путунхуа из уст диктора Лю Яньни звучал особенно четко и округло, как будто доносился из небесных чертогов. Прохожие не могли не остановиться и не послушать, глядя на Большую Медведицу; их сердца замирали, а по щекам текли слезы. Однажды ночью Чжань Гобиня так потрясла трансляция на улице, что он прибежал на площадь перед выставочным залом, затесался в толпу и переписал дацзыбао Лу Хочжуна. Чжань Гобинь разобрался в происходящем и восхищенно подумал: «Недаром он ученик средней школы № 1!» Именно тогда Чжань Гобинь стал везде следовать за Лу Хочжуном. К счастью, тот строчил дацзыбао со скоростью света, и кому-то нужно было носить ведерко с клеем и расклеивать повсюду готовые тексты. Чжань Гобинь охотно взял на себя эту обязанность.

Осада «Красного знамени» продолжалась уже долгое время. Видя, как солнце каждый раз садится на западе, цзаофани становились все более и более нетерпеливыми. Им привезли пулемет, и зеваки так перепугались, что ретировались один за другим. Лу Хочжун печально нахмурил брови. Закат в этот день был исключительно ярким, и солнце окрасило высотку золотом. В этот момент блуждающий взгляд Чжань Гобиня внезапно упал на платан за зданием — огромный французский платан, росший во дворе редакции «Чанцзян Жибао»^[39]. Дерево было хорошо знакомо Чжань Гобиню, ведь его отец работал в этой редакции корректором. Отец очень ответственно относился к работе, к тому же пытался сэкономить на электричестве, воде, чернилах, бумаге и потому вместе с сыновьями практически жил в редакции. Почти все домашние задания, которые задавали в начальной школе, Чжань Гобинь выполнял там. Они с младшим братишкой бесчисленное количество раз забирались на дерево и разоряли воробьиное гнездо. Когда золотистый отблеск заходящего солнца упал на французский платан, Чжань Гобинь внезапно встрепенулся. Он смотрел прямо на большое дерево, и глубины его зрачков излучали свет более сильный, чем солнце.

Чжань Гобинь коротко моргнул. Он тяжело дышал, и сердце его было готово выпрыгнуть из горла. Запнувшись, он сказал Ло Хочжуну: «Я… сейчас». Лу Хочжун никак не отреагировал на его слова, и Чжань Гобинь поспешно нырнул в толпу. Все шло очень гладко, как каждый раз, когда он разорял воробьиные гнезда. В мгновение ока он забрался на дерево, затем повис на гигантской ветке платана, несколько раз качнулся и зацепился ногами за небольшое вентиляционное отверстие на третьем этаже. Сказка стала явью: он умудрился сбить жалюзи и проскользнуть внутрь с ловкостью геккона.

На крыше высотки внезапно взметнулся ярко-красный флаг цзаофаней. Чжань Гобинь размахивал флагом, подпрыгивал и орал: «Лу Хочжу-у-ун!»

Лу Хочжун, стоявший в плотном кольце, сильно удивился не столько крику Чжань Гобиня, сколько самому факту его существования. Он поднял голову, заметил Чжань Гобиня на крыше и сразу понял: это исторический шанс, а вовсе не мальчишеская забава! Великий момент, который войдет в анналы истории! Лу Хочжун встал на цыпочки, сложил руки рупором и скомандовал Чжань Гобиню: «Выкрикивай лозунги!»

Вообще-то, Чжань Гобинь не расслышал, что ему прокричал Лу Хочжун, но у них был духовный контакт. Он сразу понял, что следует делать; кроме того, воспитательную роль сыграли фильмы, которые показывали в школе по будням. Чжань Гобинь точно воспроизвел движения героев фильмов: потрясая кулаками, он начал скандировать: «Да здравствует председатель Мао!», «Да здравствует пролетарская „Культурная революция“!», «Бунт оправдан!», «Мы победили!»

В то же время Лу Хочжун пробился сквозь толпу, взбежал по ступенькам здания, опустил автомат и объявил: «Товарищи по оружию! Революционные массы! Нам не нужно проливать кровь! Мы победили!» — и указал прямо на крышу. Люди подняли глаза и остолбенели. Тишина окутала Цзянханьлу. Слышен был лишь голос Чжань Гобиня. Незрелый мальчишеский чуть хриплый голос выдыхал революционные лозунги, которые разносились по округе. Предзакатное небо стало великолепным фоном для героя, в руках его развевалось знамя цзаофаней. Слезы стекали по щекам бесчисленных хунвэйбинов и цзаофаней. Крики эти немедленно подняли их боевой дух и удвоили силы. Они ринулись к воротам с неудержимой мощью. Защитники здания, пришедшие в замешательство, не смогли собраться и дать отпор. Высотка «Красное знамя» превратилась в штаб-квартиру революционного восстания в Ухане. А Чжань Гобинь моментально прославился.

(3)

Чжань Гобинь тотчас перестал быть прежним Чжань Гобинем. До вчерашнего дня он мог только самоотверженно носить ведро с клеем за своим кумиром. Когда же ликующие люди унесли его с крыши высотки, он встал бок о бок с Лу Хочжуном и наравне с ним получал похвалу от командира цзаофаней. Командир лично надел красную повязку на левую руку Чжань Гобиня. В ходе торжественной церемонии Чжань Гобинь убедился: его повязка отличается от тех, которые Лу Ляоюань и ему подобные перешили из собственных трусов. Ему достался угол настоящего национального и партийного флага, запятнанный алой кровью бесчисленных революционных мучеников. Чжань Гобинь, сам того не осознавая, высоко вскинул голову, и детское выражение лица отступило в прошлое, став тенью.

В последующие дни Чжань Гобинь встречался с командирами всех уровней и важными фигурами среди цзаофаней. Все пожимали ему руку. Многие вдобавок трепали его по волосам или похлопывали по плечу со словами: «Молодец!» А ведь некоторые из них пожимали руку великому лидеру председателю Мао, любимому премьер-министру Чжоу Эньлаю^[40] и прочим руководителям страны. Чжань Гобинь не осмеливался дальше развивать эту мысль, но ощущал удушающее счастье. О его подвиге доложили на заседании пленума КПК. Множество репортеров, в том числе из других провинций и городов, приехали взять у него интервью. Вся эта шумиха заставила Чжань Гобиня почувствовать свою уникальность.

Когда ты местная знаменитость, в этом есть целый ряд преимуществ. Все жаждут с тобой познакомиться, тебя принимают в торжественной обстановке руководители цзаофаней, но помимо этого нашелся и еще один неожиданный плюс: Чжань Гобиня оставили в городе.

У выпускников школ последних трех лет аннулировали городскую прописку; их отправили на перевоспитание к деревенским крестьянам, и теперь они официально обрели статус «образованной молодежи»^[41]. Лу Хочжуна и Чжань Гобиня выделили за «особый вклад в дело „Культурной революции“», а в качестве награды им сохранили городскую прописку и позволили остаться — чтобы они и дальше вершили дело «Культурной революции». Дождавшись распределения на работу, они приступят к своим трудовым обязанностям и даже будут получать зарплату! Услышав новость, Чжань Гобинь не смел поверить своему счастью. Он помчался к Лу Хочжуну, высвистал его на улицу и в отдаленном уголке парка Биньцзян спросил в лоб:

— Это правда?

Лу Хочжун ответил:

— Конечно!

— Братишка, ты только меня не обманывай! Ты-то — понятное дело, но обо мне точно речь шла? — затараторил Чжань Гобинь. — Мне правда разрешено остаться? Разве можно так быстро получить распределение, устроиться на работу и приносить домой зарплату, как отец и все взрослые?

Лу Хочжун торжественно кивнул и принялся медленно наставлять растерянного Чжань Гобиня:

— Городам нужны молодые люди. Национальная политика всегда будет позволять некоторым остаться в городе, и здесь поможет удача или возможность. Мы оба воспользовались возможностью. Установив красный флаг на высотке, ты получил возможность, понятно?

— Понятно, — сказал Чжань Гобинь.

Он схватил Лу Хочжуна за руку — настолько взволнованный, что был готов расплакаться. Лу Хочжун порывисто похлопал его по дрожащей ладони и опустил ее. Жестом он велел Чжань Гобиню успокоиться и многозначительно взглянул на него, что стоило толковать так: если человек получает преимущества, которые другим не доступны, нужно держать все в секрете, быть осторожным и не трепаться.

Как и велел Лу Хочжун, Чжань Гобинь торжественно встал среди деревьев, глядя на небо и облака, слушая, как волны реки бьются о берег, молча представляя светлое будущее и наслаждаясь привилегиями, которыми их удостоили. Это чувство слегка портили отчаяние и печаль тысяч молодых людей, уезжавших в деревни. Они восхищались остающимися, завидовали им. Лу Ляоюань тихо причитал со слезами на глазах: «О, Ухань, прекрасный город на берегу реки, я не готов покинуть тебя!»

Через несколько месяцев наступил день отъезда. Лу Ляоюань и другие ребята из их школы собрали рюкзаки. По инициативе и под руководством Лу Хочжуна они все вместе сделали в Народной фотостудии групповое фото. На нем были запечатлены и четыре девушки: Лю Яньни, Яо Ли, Се Сяфан и Ду Минфан. Правда, Лю Яньни не была ничьей одноклассницей и не собиралась ехать в деревню, так как давно получила работу в Ухане.

Лю Яньни — девушка незаурядная. Еще с младшей школы она славилась своим чистейшим путунхуа. Обычно уханьцам путунхуа не дается, и как простая уханьская девочка сумела так его освоить — загадка. В итоге после окончания средней школы ее взяли актрисой озвучки в труппу китайского театра теней. Еще сильнее всеобщее внимание привлекла история со сменой имени. Звали девушку, вообще-то, Лю Ханьтао. Когда началась «Культурная революция», она повязала на рукав самодельную красную повязку, вышла на улицу, прижимая к груди цитатник Великого кормчего, и объявила, что отныне ее зовут не Лю Ханьтао, а Лю Яньни^[42]. Очень многие люди тогда, взяв за основу революционный призыв «разрушить старое и построить новое», меняли свои имена — это, можно сказать, даже вошло в моду. Однако фантазия их, обычно довольно скудная, подсказывала им брать в качестве имен иероглифы, означавшие «революция», «новый горизонт», «восток», «красный» и так далее. Лишь имя «Яньни» преодолело национальные границы, время и пространство, поскольку принадлежало супруге Маркса. И хотя имя это было очень женственное, мягкое и вдобавок иностранное, никто не осмеливался обвинить его обладательницу в буржуазных настроениях. Из-за изобретательности и политической осведомленности Лю Яньни, а также из-за пролетарского состава семьи — трех поколений городской бедноты — девушку выбрали штатным диктором на городском радио для пропаганды идей «Культурной революции». Молодая, с красивой фигурой и белоснежным овальным личиком, с глазами, которые в тени бархатной челки казались живыми и игривыми, она часто посещала торжественные мероприятия, и о ней грезили все мужчины города! Поскольку на самом деле Чжань Гобинь повсюду хвостом следовал за Лу Хочжуном, он не исключал, что в какой-то момент ему подвернется шанс подойти к Лю Яньни. Потому что всякий раз она появлялась в поле его зрения, когда там возникал и Лу Хочжун.