Ее катализатор

— Спокойной ночи, Николетт, — прошептал он невыносимо печально.

И я выскользнула из покоев, нагнать одного из самых противоречивых людей в этом дворце.

Я быстро, но бесшумно шагала по коридорам дворца, стараясь догнать Герберта. У меня получилось, он далеко не ушел.

— Господин Герберт, — тихо окликнула я его.

Он вздрогнул, развернулся и опасливо смотрел на меня.

— Госпожа Николетт?

О, надо же! К госпоже вернулся. За шкуру свою дрожит или он тогда обвинять меня горазд был только под эмоциями. Я огляделась на охранников, безмолвно патрулирующих коридоры и сказала то, что он явно не ожидал услышать:

— Мне не нравятся простыни в моих покоях. Я хочу их заменить.

Сначала я увидела в нем непонимание, затем раздражение, а в конце усталость.

— Какие вы простыни хотите?

— Я не разбираюсь. Но такие какие у меня сейчас — не подходят.

— Госпожа Николетт…

— Я считаю, что вы должны посмотреть и оценить их.

— Вы предлагаете мне посмотреть ваши простыни? — теперь у него был шок и ужас на лице.

— Да. Вы идете?

Он еле заметно кивнул и последовал за мной. Я плотно закрыла дверь своих покоев. Герберт уже преодолел половину комнаты, направляясь к спальням.

— У вас аллергия на что-то? — спросил он.

Он правда ничего не понял?!

— Остановитесь! Все с ними в порядке. Я не захотела с вами общаться при охране.

Распорядитель медленно повернулся ко мне, сглотнул, но быстро взял себя в руки. Он, что, решил, я убью его сейчас?

— Расслабьтесь, мы не враги. Во всяком случае, я надеюсь.

— Я уже не знаю, на что мне надеться, — ответил он.

— Почему вы готовы поручиться за Латифу?

— Она мне почти как дочь. И… она правильная.

— Правильная?

— Очень чтит правила, традиции, живет по совести. Иногда, даже мне, блюстителю правил ее жалко было, а я очень слежу за правилами.

— Я заметила. Можете мне рассказать?

— Зачем?

— Я не желаю вреда Латифе, верите ли вы мне или нет. Но, пожалуйста, расскажите мне.

Мне было тяжело говорить «пожалуйста», но миссия превыше всего, даже если придется забывать о гордости перед этим напыщенным индюком, который врывался ко мне в покои с обвинениями. И… то, как он говорил о Латифе. Немного задело человека внутри меня, того, что скрыт за ассасином.

— Рассказывать можно много. Приведу один случай. У нас в покоях, гостям, что остаются во дворце на два-три дня, когда прибывают на праздники, подаются сладкие подарки. Однажды, это были карамельные цветы ручной работы, невероятно изящные и тонкие, с добавлением сиропа из розы. Но не все гости едят или берут себе их, часто остаются не тронутые, и это все добро попало ко мне в кабинет. Латифа тогда зашла и так удивлялась, как ребенок. Я ей говорю бери, никому не нужно. Она взяла один леденец, я говорю, чтоб брала больше, она взяла второй. Я сказал, что, если хочет, может вообще все забрать. Но она уперлась и сказала, чтоб мы остальных горничных дождались. Всем надо предложить, нельзя так просто ей одной отдавать, потому что она первая увидела. Все должно быть честно. Мелочь, госпожа, маленькая ситуация, а как показывает человека.

Я стояла с комом в горле, не зная, что сказать.

— Латифа ни с кем не конфликтовала во дворце?

— Вроде нет. Она бывало спорила, если видела нечестность, но до конфликтов дело не доходило.

— Как и до драк?

— Судьба упаси! Нет, конечно.

А в голове не укладывался их спор с Ханилидой. Мне казалось, что я отчетливо слышала удары, и на Латифе синяков не было, как и красных следов.

— Я верю, что она ничего не крала, — выговорила я медленно. — Я надеюсь, что его величество ей поможет.

Я не хотела ему рассказывать, что этим вопросом займусь я. Все-таки, доверие он мое не заслужил еще.

— А вы? — спросил он.

— Считаете, что я могу?

— Я иногда считаю, что вы все можете.

— Разумеется, — усмехнулась я.

— Я больше вас не подозреваю в краже ключа.

— Неужели?

— Я правда верю, что если бы это были вы, то я бы ничего не заметил.

Он красноречиво посмотрел на мой хлыст, обернутый вокруг талии.

— Да, я специалист по охране и всему такому, — я постаралась беззаботно улыбнуться.

— Именно по охране, я так и понял. — В его словах не было издевательского намека на что-то пошлое или грязное, и поэтому звучало немного опасно.

— Да-да, господин Герберт. Именно по охране.

— Я могу идти?

— Да, конечно. Спасибо, что уделили время.

Он почти вышел, но замешкался в дверях и снова оглянулся на меня.

— Вы хотите может сменить в покоях шторы или мебель?

— Не стоит, я здесь ненадолго.

— Как знать, — ответил он непонятно и вышел.

На следующий день я получила письмо от Кейлира, который звал меня на прогулку в сад Лары.

Было начало ноября, по привычке хотелось надеть шарф и плащ, но климат Кароса позволял ходит в кофте без верхней одежды. Я вдыхала аромат уже трав, подвяленных от небольшого упада температуры и еще не холодных солнечных лучей. Осень заканчивалась, хоть здесь и не было этого видно, но я чувствовала: природа готовиться к зимнему сезону. И пусть в Хэлии это будут лишь дожди, а не снег.

— Вы как всегда чудесно выглядите, Николетт.

Кейлир Варинди подошел ко мне с теплой улыбкой и постаралась ему ответить такой же.

— Благодарю за комплимент!

— Этот сад прекрасен.

— Верно, но я уверена, что весной и летом он еще лучше.

— В этом можете не сомневаться. Раньше, в детстве, меня часто сюда привозили с сестрой. Тогда я не понимал красоты этого места, но то, что сейчас всплывает в памяти — вызывает у меня самые радостные ощущения.

Аристократы… Я бы просто сказала, что это ностальгия. А он вот как вывернул все.

— А с кем вы еще общались во дворце?

— С принцессами, больше с Шейлой, она — подруга моей сестры. Раньше они много общались.

— А сейчас?

— Насколько знаю, они переписываются, изредка видятся. Все-таки мы уже не дети, чтоб беззаботно вместе бегать по садам.

— Это верно.

— Вы готовы к приему, Николетт?

— В каком смысле?

— Моя сестра все уши прожужжала матери о платье, которое хочет видеть. Она любит блестящее все.

— Моя подруга тоже любит все блестящее и золотое. Я нет.

— На выпускной лагеря из-за блесток столько споров было. Но Сара где-то добыла пыльцу для него, это платье и по сей день хранится у нас в доме. Надела один раз, а теперь осыпается в шкафу.