Ее маленькая тайна

— Варя, расскажи-ка мне, почему ты живешь затворницей. Девушка ты молодая, красивая, а друзей у тебя нет, кроме твоего Леонида Андреевича, странно как-то.

Я пожала плечами.

— Так получилось.

— Что получилось? — насторожился он.

— Все. Вы извините, говорить мне об этом не хочется, давайте лучше в шахматы играть.

Теперь его мысли неизменно возвращались к моей особе, любопытство так и разбирало. Я прикидывала, как бы нам с Владимиром Ивановичем подружиться, шахматы, конечно, дело хорошее, но тут требовалось еще кое-что.

Дни шли, а ничего примечательного не происходило. Сообразив, что милости от судьбы не дождешься, я решила ковать счастье своими руками, например, было бы здорово спасти Владимира Ивановича от каких-нибудь врагов. Таковые наверняка имеются. Неплохо бы, к примеру, заслонить его собственной грудью. Подумав немного, я усомнилась: так ли уж хороша идея, а вдруг какой-нибудь умник перестарается и пристрелит меня. Девушка я молодая, к тому же у меня здесь миссия… Может, не миссия, но все равно интересно, и умирать я не спешу. Ничего более остроумного в голову не приходило, и я начала опасаться, что наши отношения с соседом так и останутся на мертвой точке: будем играть в шахматы да время от времени перебрасываться парой слов. Такая перспектива буквально повергла меня в уныние, я лишилась аппетита, исхудала и выглядела абсолютно больной. Док хмурился и смотрел настороженно.

— Не понимаю, чего ты добиваешься?

— Я хочу, чтобы мы с ним стали друзьями, без этого весь мой план полетит к черту, — злилась я.

— В любом случае то, что ты уморишь себя голодом, положения не улучшит.

Доку хорошо рассуждать: сиди себе целый день на веранде, газету читай, а у меня сплошная головная боль.

В общем, с каждым днем я все больше худела и напускала тумана. Владимир Иванович попробовал навести обо мне справки, но ничего стоящего разузнать не смог, впрочем, не очень-то и старался. Шахматы мне уже изрядно надоели, я злилась и поэтому все время выигрывала.

В разгар одного из поединков на веранде вдруг возник дядька в джинсовом костюме. Если быть точной, сначала возник не он, а охранник, тот самый блондин, который в первый раз встретил меня в компании Резо на этой веранде. Звали его Толя. Он прошел на цыпочках очень осторожно, насколько позволяла комплекция, и тихонечко зашептал что-то на ухо Владимиру Ивановичу. Само собой, я не прислушивалась и даже бровью не повела. Резо, который, как обычно, сидел на стуле верхом и следил за игрой, кстати, тоже.

Владимир Иванович, выслушав сообщение, кивнул, Толя удалился, а мой соперник сосредоточился на шахматах. Примерно минут через двадцать после этого вновь появился Толя, на этот раз ничего не шептал, просто возник в поле зрения Владимира Ивановича и, когда тот обратил на него внимание, кивнул.

Вот тут двери распахнулись, и на веранде появился джинсовый. Он был высок, худ и почему-то напоминал ковбоя, не хватало широкополой шляпы и сапожков со шпорами. Владимир Иванович протянул руку, они обменялись рукопожатиями, и мой сосед и благодетель сказал:

— Посмотри, Андрей, что со мной эта девчонка делает.

— Неужто проигрываешь? — ахнул тот. — Быть этого не может.

— Еще как может.

Резо торопливо поднялся и уступил прибывшему стул, но не ушел, а встал за спиной Владимира Ивановича и продолжал наблюдать за игрой.

Андрей устроился на стуле и начал делать вид, что игра его очень занимает. На самом деле ему было глубоко безразлично все, что происходило в настоящий момент на веранде. Впрочем, нет. Владимир Иванович безразличен ему не был. Через пару минут я чуть не взвизгнула от восхищения: вожделенный случай наконец-то представился, случай сидел слева от меня в джинсовом костюме и скалил зубы.

Минут через пятнадцать мы закончили партию, выиграл Владимир Иванович, но для этого ему пришлось попотеть. Мы пожали друг другу руки, и я засобиралась домой. Однако Владимир Иванович обнял меня за плечи и повел в кухню, джинсового он тоже обнял и похлопывал по спине, судя по их поведению, они были давними друзьями, точнее, таковыми считались.

— Редкий талант у нашей Варвары, — нахваливал меня Владимир Иванович. — Я-то думал, что умею играть в шахматы, ан нет, очень заблуждался на свой счет.

— И откуда взялась такая симпатичная Варвара? — весело поинтересовался джинсовый Андрей.

— Соседка моя, из дома напротив. — Владимир Иванович достал пиво из холодильника, а мне сок.

— Я пойду, Владимир Иванович, — робко подала я голос.

— Куда спешишь?

— У вас гости, неудобно.

— Это ты меня испугалась? — усмехнулся гость, демонстрируя золотые зубы.

Был он лет на десять моложе Владимира Ивановича, но выглядел каким-то больным. Дерганый, костлявый. Улыбаться старался ласково, но акулье нутро так и рвалось наружу.

— Ты на меня внимания не обращай, — продолжал он. — Мы с Владимиром Ивановичем старые приятели, я вот и решил его навестить, дел у нас никаких, одни пустые разговоры, так что из-за меня домой не торопись.

— Я все-таки пойду, — пожала я плечами, поставила стакан на стол и робко обратилась к Владимиру Ивановичу:

— Это ваш друг?

— Кто? Андрей? — удивился тот. — Конечно.

Я облизнула губы, потом твердо посмотрела в глаза джинсовому и добавила:

— Не правда. Он плохой человек и вас ненавидит.

Наступила зловещая тишина, то есть такую тишину принято называть зловещей. В этой самой тишине я направилась к двери под взглядами двух растерявшихся мужчин.

— Ты что, Варя? — с трудом придя в себя, смог произнести Владимир Иванович.

— Я чувствую, — произнесла я с мукой в глазах.

— Она сумасшедшая? — открыл рот Андрей.

«В самую точку, дядечка», — хотелось ответить мне, но фривольный тон был неуместен, поэтому я торопливо покинула кухню, а также дом моего соседа.

Док лежал в гамаке и вроде бы спал, я растолкала его и потащила в дом.

— Что случилось? — разволновался Док, а я, бегая кругами, принялась объяснять:

— Док, тебе надо сходить к соседям сегодня, нет, завтра. Придешь и скажешь, что тебя беспокоят мои постоянные отлучки. Далее жалостливо расскажешь историю о моем сиротстве, а главное — о болезни.

— Какой? — испугался Док.

— Ты меня с ума сведешь, — разозлилась я. — Ты должен объяснить людям, что я малость того, — в этом месте я выразительно покрутила пальцем у виска.