Её несносный студент

— Ты с ума сошел, — вроде возмущается, а сама улыбается, лицо у меня на груди прячет.

Сошел. Давно сошел. Как только ее увидел, так и сошел.

На руках несу ее в комнату, только там опускаю на плотный ковер. Из шкафа достаю пижаму и смешные такие, простенькие трусишки, все-таки я был прав. Вот она моя Александровна, маленькая, смущающаяся девочка, в самых простых хлопковых трусиках. Такая нежная, домашняя, я ее сожру, точно сожру.

— Можно, я хотя бы оденусь сама? — смеется, отбрасывая полотенце на кровать, а я сглатываю густую слюну, скопившуюся во рту. Бляяя…

И, видимо, выражение, отразившееся на моем лице, Александровну отчего-то пугает, глядя на меня растерянно, она прикрывает руками грудь.

— Убери руки, — рычу, потому что не хрен от меня прятаться, она только что кончила со мной в душе, дважды, на моем члене.

Убирает послушно руки, не сводя с меня взгляда.

— Нет.

— Что нет?

— Одеться ты сама не можешь, — подхожу к ней, сажусь на корточки, — подними ножку.

Она краснеет опять, но делает то, что я говорю, позволяет натянуть на себя белые хлопковые трусики.

— Ложись, зеленкой мазать тебя буду.

— Ты слишком много командуешь.

— Привыкай, Александровна, в доме главным буду я, — усмехаюсь, подталкиваю ее к кровати, убираю лежащее на ней полотенце, отбрасываю его на самый край кровати.

Ксюша на мои слова никак не реагирует, ложится молча на живот. Беру стоящие на столе зеленку и ватные палочки, возвращаюсь к своей малышке и приступаю к столь ответственному занятию. Ксюша вздрагивает при каждом соприкосновением горячей кожи с ватной палочкой, пока я старательно мажу новые пузырьки, возникшие на теле. Их, к счастью, не много.

— На спину, — командую, и Ксюша переворачивается, на меня смотрит, улыбается.

Осматриваю соблазнительную грудь, к которой так и хочется прикоснуться, сжать, прикусить, облизнуть. Я чокнусь, совершенно точно тронусь умом. Я же словно маньяк, завожусь с полуоборота. С животом и грудью справляюсь еще быстрее, а потом от греха подальше натягиваю на Ксюшу пижаму, под громкий смех своей Александровны.

— Смешно тебе, значит? — улыбаюсь, опрокидываю ее на кровать, сам сверху нависаю.

— Ты такой… такой милый, когда пытаешься сдерживаться, ­— улыбается, глаза светятся, вот такой она всегда должна быть, улыбаться, смотреть на меня блестящими от счастья глазами.

— Милый значит?

Кивает в ответ и приподнявшись, тянется к моим губам. Бляяяя…

Отрываюсь от нее, едва справляясь с дыханием.

— Что-то не так? — спрашивает настороженно.

— Не так, — соглашаюсь, — без трусов как-то со стояком не очень удобно, — она моментально вспыхивает, взгляд отводит.

Нет. Мне никогда это не надоест.

Посмеиваясь, поднимаюсь с кровати, иду к своей сумке и достаю из нее трусы, спортивные штаны и футболку. Быстро переодеваюсь, под пристальным взглядом, с интересом наблюдающей за мной Александровны.

— Скажи, я красавчик? — подмигиваю, улыбаясь.

— А еще очень скромный.

Собираюсь ответить, но в этот самый момент раздается стук в дверь. Кажется, мы разбудили ребенка. Открываю дверь, на пороге стоит малявка, смотрит на меня снизу вверх. На ней сыпи побольше будет, вся зеленая, смешная такая, в пижамке розовой, в тапочках с огромными ушами, принцесса маленькая. Глазками хлопает, кулачками маленькими их потирает, хорошенькая она все-таки.

— Ну привет, — улыбаюсь и подхватываю малышку на руки.

Она смеется и под звонкое «Егор», тянет ко мне свои пухленькие ручки, обнимает меня, так по-детски наивно ко мне прижимаясь. А я перевожу взгляд на Ксюшу, и снова натыкаюсь на это обеспокоенное выражение лица, на тень страха и недоверия.

Да что ж такое. Где я так накосячил, что каждый раз, когда малявка ко мне тянется, Александровна в лице меняется. Ничего, это мы с ней еще обсудим.

— Выспалась? — обращаюсь к малявке.

Она кивает, а потом добавляет:

— Да, кушать хочу.

— Ооо, ну раз кушать, значит надо идти готовить. Помогать будешь?

Я ведь тебя люблю...

Егор

— Я приготовлю, — отзывается Ксюша, порываясь встать с постели.

И я, конечно, рад, что ветрянка в ее случае обходится без осложнений, но вот эта активность мне сейчас не нужна. Лишняя она, неправильная. Я вполне способен справиться сам, в конце концов вон на руках у меня помощница сидит и отчаянно кивает, нахмурив маленькие бровки.

— Ты будешь лежать, — произношу безапелляционно, — верно, принцесса? — перевожу взгляд на малявку, продолжающую деловито кивать.

— Егор.

— Все, Ксюш, ты нас задерживаешь.

Подмигиваю ей и выхожу из комнаты, с мелкой на руках. В последний момент ловлю на себе гневный взгляд Ксюши. Злючка моя, я уверен, сейчас меня придушить готова, и оставлять наедине со своей принцессой ой как не хочет. А придется, Александровна, придется. Потому что налаживать контакт с малявкой необходимо, и мы оба это знаем. Я понимаю, конечно, что переживает она за принцессу свою, а вот ко мне недоверия этого не понимаю.

Ведь сама же мне «да» сказала, и там, в этом чертовом душе доверилась, отдалась. Ну не простая ведь это физиология. Хотела ведь, и даже тараканов в головке своей в ряд построила. А теперь, видимо, тараканные войска вновь контроль над ситуацией взяли, и воевать мне с ними придется долго и муторно.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — обращаюсь к малявке, сажая ее на кухонный стул.

— Хорошо, — подтверждает, на меня неотрывно смотрит, с интересом таким, с блеском в глазах. Мы с ней за пару дней, что я тут ошивался, немного подружиться успели, и даже сказку на ночь почитать.

И, наверное, опасения Александровны все же логичны, сейчас, наблюдая за крохой, я отчетливо это понимаю. А еще понимаю, что девчушка уже ко мне привязалась, и для Александровны это, конечно, тревожный звоночек, потому что маленькая, светловолосая девочка — самое дорогое, что у нее есть.

Вот только я в закат сваливать не собираюсь, осталось только Ксюшу в этом убедить окончательно.

— А ты меня не обманываешь? — улыбаюсь мелкой.

— Мама говорит, что обманывать нехорошо, — выдает, гордо вздернув носик, и смотрит на меня так, словно я с луны свалился и полную глупость сейчас сморозил.