Ее темные крылья
Шрифт:
Мои мольбы ничего не меняют, она будто не слышит меня.
Когда я ощущаю, как Фурия взлетает, я цепляюсь за нее, впиваясь кулаками в тонкую черную накидку на ней. Я не хочу упасть. Я не хочу умирать. Я ничего этого не хочу.
Мы движемся на головокружительной скорости, воздух хлещет, и я заставляю себя открыть глаза, чтобы видеть, куда мы летим, на случай, если придется искать обратный путь. Вскоре мы пролетели лес, оказались над пустошью без примет, тянущейся в стороны на мили.
Я смотрю на Подземный мир. И я ощущаю отторжение.
Он плоский и бесцветный, как выжженный солнцем бетон на парковке в январе.
Ничего нет. Ни зданий, ни строений
Взгляд привлекает только широкая река, рассекающая пейзаж пополам. Ахерон. И когда я замечаю полоску алого, я знаю, что я смотрю на Флегетон, реку огня, ведущую в Тартар, где хранится худшее. Может, они несут меня туда. Я дрожу. Алекто странно воркует, сжимая меня крепче, и я дрожу снова от пустоты в ее груди.
Я рада, но лишь немного, когда мы улетаем от реки Флегетон, следуя за рекой Ахерон, летя ниже к земле. И я понимаю, что она не такая плоская, как я думала, там есть долины и холмы.
Я все еще гляжу на них, и что-то шевелится в моей голове, когда Тисифона пикирует, и одна из горок падает. Я с тошнотворным ужасом понимаю, что это не земля. Это люди. Мертвые падают и прижимаются к земле, как я на холме, когда Аид смотрел на меня.
Они не хотят, чтобы их видели. Как я не хотела. Они пытаются спрятаться, как могут, на пустой открытой земле, где нет укрытия из деревьев, нет спасения.
Они в длинных накидках с капюшонами, серых, как земля, и когда они падают, пряча руки под собой, они сливаются с землей. Они как фотовызовы онлайн, когда сначала ничего не видишь, потом деревья или долина, и вдруг глаза находят льва или змею, умно скрытых, и сердце вздрагивает, хотя это просто фотография, ведь ты не знал, что там что-то было, сразу же. А если бы ты был там, было бы уже поздно.
Я гляжу, как они падают, как домино, ищу Бри среди них, пытаясь заметить ее лицо в тех, кто прячется. Когда Мегера следует за сестрой в пике с пронзительным визгом, я вижу, как люди вздрагивают и хватают соседей. Мы летим над ними, их страх — заряд в воздухе, и я понимаю. Мертвые видели Фурий и пытались спрятаться.
Сильный страх пронизывает меня.
Горы уже ближе, и Мегера с Тисифоной начинают подниматься выше и выше над пиками, Алекто тоже направляется вверх, ее крылья работают сильнее, чем раньше. Они поднимаются спиралью, и я закрываю глаза, желудок грозит взбунтоваться, я стискиваю зубы, прося себя не тошнить.
Без предупреждения мы падаем, и мои глаза открываются, крылья Алекто складываются, она пикирует за сестрами, направляясь к стенам горы.
Мой крик застревает в горле, я хватаю Алекто, крепко ее держу. Я утыкаюсь лицом в ее грудь, готовясь к удару.
Я едва ощущаю, как она приземляется. Но, когда она пытается отпустить меня, я не отпускаю, и ей приходится отцеплять мои пальцы от тонкой накидки. Я понимаю, что мы на твердой земле. Она опускается на тонкую полоску камня, в два фута шириной, такой же длины. В горе небольшое отверстие. Тисифона и Мегера пропали.
Я совершаю ошибку, глядя вниз, шатаюсь от того, как далеко земля, желчь подступает к горлу.
Алекто не дает мне упасть, опускает ладони на мои плечи, поворачивает меня к бреши в камне и толкает вперед. Я делаю крохотные шаги, боясь,
пока не сжимаю края трещины.— Что это за место? — спрашиваю я, глядя в отверстие.
— Эребус, — отвечает за мной женщина-птица. — Дом.
13
ЖИЛЬЕ
Внутри я остаюсь у входа, цепляясь за стену. Алекто проходит мимо меня, прыгает и взлетает. Я следую за ней взглядом и рассматриваю, где я.
Это большая пещера, почти круглая, вырезанная из камня, словно великан выскреб внутренности, создав длинную глубокую дыру в горе. Тут темнее, чем снаружи, крыши нет, но есть некий потолок из сети и ткани, спутанных вместе. В серых стенах вырезаны ниши, за некоторые можно уцепиться ладонью, в других можно сидеть нескольким людям, даже стоять.
Отдельно три большие ниши для Фурий. Мегера сидит на краю ниши напротив меня, ноги болтаются с края, ее ладони в змеиных волосах. Я смотрю, как она осторожно распутывает их, замирая, позволяя им тереться об нее, порой вытаскивая что-то и бросая на пол, усеянный камешками и — я склоняюсь, чтобы посмотреть, и понимаю — блестящими панцирями насекомых. Я кривлюсь и отворачиваюсь. Тисифона в позе лотоса справа, грызет то, что я не хочу опознавать, ее крылья приоткрыты над ней, словно прикрывают ее. В третьей нише, слева, Алекто на корточках смотрит, как я разглядываю их, ее голова склонена.
Эребус пахнет знакомо, кисло-сладко и затхло, я пытаюсь понять, почему, а Алекто спрыгивает со своего места, опускается тихо передо мной. Не говоря, она берет меня за талию, взлетает, крылья ударяют всего два раза, и она ставит меня в одной из больших ниш в стене.
Я отступаю, пока не ощущаю успокаивающий камень за собой. Она остаётся на краю, мы разглядываем друг друга.
Она такая странная. Мне приходится разделять ее на части, чтобы смотреть. Если я смотрю только на ее человеческое лицо, все хорошо. Или даже ее крылья или волосы. Но по отдельности. Едва мой разум пытается соединить части, увидеть ее целой, и зрение расплывается, в ушах звенит, словно мозг пытается перезагрузиться. Я закрываю глаза, даю себе перерыв. Она еще там, когда я открываю их.