Эффект бабочки

— А вы?

— Алжир, — вздыхает собеседник, — да гражданство французское после войны получил, там же осел. Потом в Парагвай переманили, зря соглашался! В Алжир теперь возвращаться, так заново всё начинать, а в Парагвае с нашими расплевался так, что мало до дуэлей не дошло.

— Помотало… у меня биография сильно попроще. Работаете-то кем?

— Кем? Хм… сложно даже сказать, — несколько напоказ задумался отставной капитан, — лекции читаю в здешнем университете. Поверите ли, если желающие прикоснуться к тайнам русского языка и литературы. По военному делу офицерам и курсантам курс прочёл. Я, знаете ли, некоторым образом авторитет в военном деле.

— Даже так? — Смотрю на него с любопытством.

— Случайно по большей части, откровенно говоря, — кривовато усмехнулся он, — прибедняться не буду, военные таланты наличествуют. Но большую роль пресса сыграла — выпал случай попасть в газеты раз, да другой… А газетчикам проще цепляться за знакомое лицо да фамилию. Так и пошло.

— Вполне приличная карьера, — одобрительно киваю, не заостряя внимания на поношенном костюме и прочих деталях, кричащих о режиме жесточайшей экономии.

— Карьера? — Явственная самоирония без ноток надрыва заставила приглядеться к Илье Тимофеевичу внимательней, — два-три часа преподавательской деятельности в неделю дают почёт, но не наполняют карман. Жду вот, пока военные местные созреют, вроде как в училище преподавать позвать хотят. Что-то там не срастается… боюсь, парагвайская община наша воду мутит. Не любят они благополучных соотечественников, не зависящих от РОВС.

— О как! — Настроение моё стремительно портится, и здесь эти белогвардейцы силу набирают! Была бы возможность укоротить… а ведь есть!

— Илья Тимофеевич, а познакомлю-ка я вас с доном Бургосом…

Семнадцатая глава

Уходить пришлось резко, на импровизации. До сих пор не верится, что так сошлись звёзды, но в кои-то веки удача повернулась ко мне лицом.

Наверное, слово удача в данном случае не совсем уместно, всё-таки речь идёт о чужой жизни… Оборвыш, найденный во время охоты в полусотне вёрст от столицы и умерший у меня на руках, и стал той самой удачей.

* * *

Рост, телосложение, черты лица… даже неряшливая борода, выросшая во время скитаний…

— Не двойник, но похож, изрядно похож, — бормочу негромко, ворочая тело, — даже кисти рук как у меня, только что кожа погрубей на ладонях. Хм, а костяшки кулаков наоборот. Зубы… без пломб и коронок, уже хорошо.

Слова, сказанные им в лихорадочном бреду, позволяют более-менее точно идентифицировать человека. Англичанин из Бирмингема, подавшийся в Южную Америку за шальными деньгами куда-то на прииски. В результате вот… остывает.

Подрагивающими руками раздеваю тело и проверяю — нет ли каких заметных шрамов, татуировок? Страшно и противно до невероятия, но раз уж Судьба подкинула такой… намёк, то кто я такой, чтобы спорить с дамой?!

— Да что за блядство такое! — Вырывается сквозь зубы. Снятые с покойника вещи долго полощу в реке, но чище они от этого не становятся. Спешно, пока не передумал, напяливаю на англичанина свои шмотки, развешав чужие на ветвях.

Собираясь на охоту, взял с собой сменную одежду, вот только появляться в ней в городе нельзя. Старая она, из благополучных времён дона Карлоса. Отказываться от подарка старика не с руки небогатому русскому, тем более на охоту, а не на выход в свет. Есть немаленький шанс, что глазастые кумушки опознают старую моду на неведомом чужаке, а там и размотают клубочек.

— Прости, брат-человек, — неведомо зачем говорю покойнику. Сложив все свои вещи в лодке, перебираюсь в его утлую индейскую долблёнку, изрядно подгнившую и поеденную жуками.

С минуту сижу, глубоко дыша и решаясь. Наконец, вытащив нож из ножен, снова перелезаю в лодку к покойнику и делаю ножом несколько глубоких надрезов. Лицо, шея, кисти рук…

Надругательство над покойным должно привлечь насекомых. Жара вместе с насекомыми максимально затруднят опознание. Моя одежда, оружие… в новую одежду перекочевал только мешочек с мелкими необработанными алмазами — доля от рудника, переданная Санчесом, немного наличных, да документы на другое имя.

— Побриться чуть не забыл, — напоминаю себе вслух. Развожу спиртовку и подогреваю воду, после чего бреюсь, ухитрившись не порезаться. Снова привожу вещи в порядок, постаравшись показать внезапную смерть.

Ядовитой гадости здесь полно, через пару дней опознать тело можно будет только по вещам. Съедят… Осталось только надеяться, что тело не найдут раньше и что это будут не крокодилы [89] . Важно, чтобы тело нашли и опознали.

— Вроде не должны, — прикусываю нервно губу, — искать меня скоро не станут, а до того срока на тело разве что случайно наткнутся.

89

[89] В Южной Америке есть не только кайманы и аллигаторы, но и крокодилы. Так называемый Оринокский крокодил.

Мотнув головой, отгоняю желание добавить ещё какую-нибудь яркую деталь. Оттолкнувшись веслом от берега, начинаю потихонечку грести. Работа помогает немного привести нервы в порядок, но не слишком. Колотун жёсткий, мысли в голове самые панические.

Встретившиеся индейцы-варао, плывущие по своим надобностям, добавили нервотрёпки. Отпустило только когда проплыл наконец плантацию дона Васкоче, где и гостил мой наниматель.

* * *

— Кажется, у нас объявился родственник, — хмыкнул Петер Ларсен, прочитав письмо, — из Южной Америки.

— Это кто ж такой? — поинтересовалась Тильда, вытирая полные руки о цветастый передник.

— Сын дядюшки Свенда — того, что на свадьбу нам жемчужное ожерелье прислал.

— Как же, — кивнула женщина, заулыбавшись, — Недорогое, но и не самое дешёвое. Понятно, что по случаю жемчуг у индейцев задёшево купил, но ведь и родственников не забыл! Мария до сих пор завидует.

— Сын его, Эрик, — сказал Петер и замолк, положив тяжёлые кулаки на старый, ещё от прадедушки, дощатый стол.

— Что Эрик-то? — Негромко поинтересовалась супруга, видя что муж ушёл далеко в свои мысли.

— Эрик? А… в Данию собрался, навестить землю предков.

— Ему от нас что-то нужно? — Нервно поинтересовалась женщина, облизав внезапно пересохшие губы и присаживаясь, — а то сам знаешь…

— Нет, — хмыкнул Петер, — не бойся. На, читай! Прямо не говорит, но что денежки у него водятся, понять можно. Не настолько, чтоб серебром разбрасываться, но нахлебником не будет.

— Ох ты! — Невпопад воскликнула Тильда, читавшая письмо, — он пишет, что отец…

— Новости грустные, — хмуро кивнул Петер, подперев висок кулаком, — ну да мы это и подозревали, когда восемь лет назад письма приходить перестали. Адресат выбыл и точка… Магда, сестра двоюродная, запрос посылала на Эрика, взять думала опеку.

— Ну да, ну да, — закивала женщина, — у неё же муж врач, да и дом свой, чего ж не взять-то!

— Вот… мы тогда и не знали, что думать. Вроде как адресат выбыл, а что, куда… Думали, что может дела пошли неважно, писать не хочет потому. Глупо, но Свенд такой человек, самолюбие у него болезненное.

— Получается, что Эрик мальчишкой ещё самостоятельным остался, да выжил и достаток приобрёл?

— Мать! — Петер стукнул кулаком по столу, — ты планы на парня-то не строй! А то знаю я тебя, ты уже Гретту за него выдать задумала, так?