Эффект Доплера

Она отползает от меня, ударив ногой по рёбрам. Я не чувствую боли. Мой взгляд упирается в её рану на щеке. Я понимаю — она поранилась, когда упала вниз лицом. Нос в порядке.

Поранилась из-за меня.

Наверняка напоролась на какой-нибудь камень. Мне плевать, что она скажет сейчас. Не растягивая паузу, нависшую над нами, надолго, я хватаю Сэм за руку и тащу к машине. С горем пополам она усаживается на сиденье, пару раз пытаясь выброситься из машины, но вскоре я нахожу выход — привязать её к сидению дополнительным ремнем безопасности (понятия не имею, откуда он здесь взялся вообще). Эта машина удивляет меня всё больше и больше. Жаль, нельзя закрыть её изнутри, нажав одну лишь кнопку, как в современных машинах.

Я протягиваю ей пластырь и она плюёт в окно. Слава богу, не в меня. Сердится, но пластырь всё-же берёт.

— Никогда так больше не говори, — она смотрит в мою сторону, но я веду машину. Слово «извини» застревает в горле.

— Я не знаю, что ты чувствуешь, — просто отвечаю я. — У нас нет с тобой ничего общего.

— Да как же, нет?! — она не понимает, срывается на крик. Я хочу её успокоить, но уже через секунду вышвыриваю эту идею из головы. Если хочет кричать –пусть. Хорошенько прочистит горло и прекратит.

— Я знаю, где-то в глубине я чувствую, что ты потерял кого-то близкого, прямо как я. Нас мучают кошмары. Нас преследуют ужасные мысли, чувство вины. Неужели, ты настолько глупый, что не понимаешь этого?

Вопрос девушки остаётся без ответа. Привычка вовремя затыкаться — лучшее, что я смог выработать за последние два года. Если молчишь, никто не узнает о твоих секретах, никто не воспользуется этими знаниями против тебя. Никто не узнает о твоих слабостях. Ты будешь неуязвим.

Но затем Сэм говорит кое-что, и это подкашивает моё мировоззрение, искажает мои принципы, меняет моё мнение.

— С каждым днём я схожу с ума всё сильнее и сильнее. Позапрошлой ночью я выспалась. Рядом с тобой мне не снятся кошмары. Ты — мой барьер, ты защищаешь мой сон. Поэтому я доверилась тебе в тот день. Когда я спала в твоём доме, когда ты насильно вытащил меня из такси, я чувствовала себя в безопасности. Кошмары в ту ночь меня не беспокоили. Я не знаю, что именно ты скрываешь, и мне плевать. Главное — рядом с тобой я чувствую себя живым человеком, который не трясется над мыслью об очередном кошмаре. С тобой я не боюсь заснуть и проснуться в холодном поту. Я не могу проснуться, пока он не закончится.

Чёрт. Прямо как я.

Может, Сэм права?

Она кладёт руку мне на плечо, и я слышу, как она пытается сдержать слёзы. Тихо всхлипывая, моя спутница отворачивается, её рука скользит по плечу и исчезает, оставив на ткани лишь немного тепла. И я понимаю, почему привыкаю к ней всё больше и больше. Она — мой выход, моё спасенье, мой здоровый сон. Благодаря ней я, возможно, искуплю свою вину. Именно поэтому я решаюсь сказать следующее:

— Я убил своего отца. Моя девушка погибла из-за меня.

Зажмуриваюсь. Не хочу видеть ужас в глазах Сэм. Она наверняка сейчас выскочит из машины. Ведь я сказал о том, что убил.

Но она отвечает, даже не дрогнув:

— Я потеряла ребёнка из-за нападения собственной матери. Я не смогла спасти своего брата.

И мы оба понимаем, глядя в глаза, как же сильно я ошибался. Мы похожи. Мы, практически, одинаковы.

Хорошо это?

Или же нет?

========== Глава 6 ==========

Сэм молчит до тех пор, пока я не въезжаю на широкую трассу, проезжаю мимо нужного поворота, но затем разворачиваюсь и мчусь обратно по дороге, плавно съезжающей направо. Не понимаю, зачем, но я еду к тому самому месту, где умерла Джуди. Я устроил пожар в доме, уничтожил остатки всего живого в том злачном месте. Я сжёг тела, не смог похоронить Джуди по всем законам и правилам. Может, ещё и поэтому она до сих пор является ко мне во снах. Она умерла рядом с моим отцом, у которого насквозь была прострелена голова. Моей девушке пустили пулю в живот, она умерла у меня на руках, впервые сказав, что любит меня, жаль только, что слова эти были сказаны насильно, вернее, на прощанье. Они ударили по моим нервам — я впервые заплакал за такое долгое время. Однажды маленький пятилетний «я» пустил слезу, но на похоронах матери. Особняка больше нет, я его сжёг. Выходит, я везу Сэм к пустому фундаменту, остаткам древесины, кирпичных стен и пепла, если его ещё не развеяло.

Хотя, конечно же, его развеяло. Целый год прошёл.

Много людей побывало на этом месте, ведь раньше там был особняк Прайсов, самых влиятельных людей в нашем городе. Подростки фотографировались в сгоревшем здании. Долгое время это считалось местом преступления, не знаю, может, многие так считают и по сей день.

— Каким был твой любимый возраст? — спрашиваю я, понимая, что до места назначения нам ещё ехать минут пять-десять.

— Семнадцать.

— Я ожидал, ты скажешь что-то вроде пяти или десяти. Почему именно семнадцать?

— В этом возрасте уже не чувствуешь себя наивной дурочкой, как в шестнадцать. Ты взрослеешь, но недостаточно, как в восемнадцать или двадцать, чтобы почувствовать давление со стороны родителей, ведь тебе срочно нужно съезжать и заводить свою семью, идти работать и так далее. Тебе просто семнадцать, ты еще не совсем взрослая, но и уже не наивная школьница. Ты можешь дать отпор. Или сбежать, — последние слова Сэм говорит грустным голосом.

Мы некоторое время молчим, затем она задаёт встречный вопрос. Я отвечаю:

— Четыре года. Да, это банально. Но в этом возрасте моя мама была ещё жива. Я до сих пор помню, какими тёплыми были её пальцы, когда она гладила меня по щеке на ночь. Я помню её голубые глаза, которые с любовью смотрели на меня двадцать четыре часа в сутки. Я был её маленьким героем, она любила меня больше всех на свете.

— Что с ней произошло? — Сэм вдруг посерьезнела и внимательно посмотрела на меня. В её взгляде есть капля сочувствия, но и любопытство тоже.

— Мой отец довел её до самоубийства, ровно так же, как твоя мать довела до этого твоего брата.

Не знаю, почему Сэм вообще решила, что её брат погиб из-за матери. Да, она обращалась с детьми, словно тиран и деспот. Она била их ремнём. Ей было плевать на психику своих детей. Но, может, этот парень решил уйти из жизни вовсе не из-за матер?

Выражение Сэм стало настолько холодным, будто она хотела заморозить меня насмерть. Может, зря я вспомнил о её брате? Всё-таки, о плохом не стоит вспоминать.

— Я не хотел тебя расстроить, мы больше не будем вспо… — говорю я, но она меня перебивает.

— Нет. Если человек умер, о нём нельзя забыть, никогда. Даже и пытаться не стоит. Ты можешь спрашивать о брате. То, что произошло — этого не изменишь.

Я задумываюсь над тем, смогу ли когда-нибудь забыть Джуди? Сэм права — это невозможно… да и неправильно.

— Я раньше любила осень, а теперь она нагоняет тоску, смывает ливнями все мои надежды на светлое будущее, — говорит Саманта, глядя в окно. Может, мы просто повзрослели? В детстве я любил осень. На самом деле, в раннем возрасте я любил многие вещи, которые ненавижу сейчас.