Эффект тентаклей
Шрифт:
— У меня есть его мобильник. Но если мне захочется как следует его вздрючить (а мне хочется), то лучше звонить на стационарный телефон, правда?
— От этого гадского телефона идет провод, — с ужасом и отвращением произнес Шеймус Костелло, когда проснулся настолько, что осознал, по какому аппарату говорит. — Как ты вообще сумела позвонить мне на проводной телефон?
— Шпионскому делу тебе еще учиться и учиться, — безжалостно сказала Оливия. — Даже не знаю теперь, доверить ли тебе кое-какую информацию.
— Какую?
— Я не совсем уверена… вроде зацепка. На Филиппинах. Ровно там, где ты застрял.
— Я останавливаюсь в подобных отелях именно для
— Тогда берись за дело. Оно может стать твоим билетом с Филиппин.
— Гвопродж?
— Само собой.
— А ты-то где?
— Еду на север по пятому шоссе с бешеной скоростью три мили в час. Ой, вру — уже не еду.
— Прямо как в Маниле, да?
— Только здесь машину не бросишь.
— На север… Из Сан-Диего? Из Лос-Анджелеса?
— Из Сиэтла. — И Оливия в двух словах пересказала все, что произошло с ней после Манилы.
— Понятненько. Значит, основа твоего расследования — САГ, а ты едешь в Ванкувер по возможному следу. И при чем тут я?
— Шеймус, ты опытнейший оперативник с исключительными навыками: у тебя реакция хищника и непревзойденный инстинкт убийцы.
Он заподозрил, что его каким-то образом подставляют, и ничего не ответил.
— Тысячи неприятелей пали под ударами твоего Таргадского шестопера, — продолжила Оливия.
— Предупреди, когда начнешь говорить что-нибудь осмысленное.
— Для задания требуется воин твоего уровня.
И она изложила ему историю с Троллем. Суть влезла в два-три предложения, но Оливия все рассказывала и рассказывала, углубляясь в незначительные подробности. Пробка рассасывалась, Оливия заметила, что уже меняет полосы и занимается одновременно слишком многими делами.
Наконец Шеймус ее прервал:
— Я правильно понял, что этот пацан несколько месяцев жил через стенку от Джонса и что он был в Сямыне как раз там, где «взорвался газ»?
— Да и да.
— Больше мне ничего знать не надо. Где этот гаденыш?
— А это выяснять тебе и вашему могучему аппарату нацбезопасности. — Оливия назвала IP-адрес.
— Я берусь.
— И еще…
— Да? — В начале беседы Шеймус был спросонья и туго соображал, но теперь окончательно пришел в себя, рвался в бой и не беспокоился, заметит ли это Оливия.
Даже отчасти хотел, чтобы заметила.
— Он хороший парнишка. Не обижай его.
— Тораккс с пацаном сладит. Удачи в САГе. — Шеймус повесил трубку.
И весьма кстати: звонил дядюшка Мэн.
Оливия прикинула, что в Лондоне теперь около часа ночи. Дядюшка говорил усталым и чуть хмельным голосом — по-видимому, из своего обычного клуба.
— По некоторым признакам Чонгор — если это он гуглит из-под «Тора» — пытается выйти на т’эрранского менялу.
Некоторое время Оливия соображала — в голове одновременно крутилось слишком много фактов.
— Они вместе, Чонгор и Тролль, — наконец выпалила она. Затем, пару раз сменив полосу, прибавила: — С чего бы им быть вместе?
— Неизвестно, — сказал дядюшка Мэн. — Но, возможно, твой человек элементарно спросит у них сам. Ну а я иду спать.
Сначала Зула просто привыкала к открытому пространству, к тому, что над головой — небо.
Они стояли на развороте в конце дороги в нескольких милях за шлоссом, у горы, засыпанной досками — останками наземных сооружений штольни. Гора поднималась высоко вверх под углом градусов в сорок пять, хотя Зула сомневалась, что склон в самом деле настолько крут. На фоне неба в разные стороны торчали черные силуэты досок с гнутыми гвоздями по краям. Плети ежевики и плюща пытались удержать то, что рассыпалось стараниями муравьев-древоточцев и силой гравитации. В нескольких сотнях метров выше по склону шло невидимое снизу железнодорожное полотно. Месяц назад Зула и Питер бродили там в снегоступах, а еще через месяц тут станут кататься на горных велосипедах, пока же все размыто сезонными потоками грязи. Пройдет несколько недель, рабочие разровняют землю и засыплют гравием, а до тех пор здесь будет царить запустение.
Зула верно угадала, куда они приедут, и тем не менее ощущала
себя как во сне: свежий воздух, запах кедровой хвои, грязи, цепь с замком у нее на шее и, само собой, моджахеды — все казалось нереальным. В этой глуши террористы наконец почувствовали себя как дома и стали открыто носить оружие. Один сидел по-турецки на крыше автофургона, который припарковали поперек дороги, перекрыв въезд на кольцо; здесь-то моджахеды и стали выгружать туристское снаряжение. Человек на крыше держал на коленях винтовку и время от времени посматривал в бинокль на долину. Зула не сомневалась: если появятся туристы или полицейские, он дождется, когда сквозь лобовое стекло будут видны белки их глаз, и станет бить на поражение.За последнюю неделю состав моджахедов поменялся, и Зула начала терять им счет. Один из трех ванкуверцев, появившихся на другой день после кражи фургона, Закир, был, разумеется, здесь: выгуливал Зулу на цепи, словно собаку. Юркий подлиза Шарджиль стал, похоже, основным помощником Джонса. Ершут, дородный работяга (он был в самолете), занимался своим обычным делом: таскал и сортировал грузы. Любовники Шариф и Махир куда-то пропали — как и Азиз, третий ванкуверец. Абдул-Вахаб расхаживал кругами, с напыщенным видом разговаривал по нескольким телефонам и поглядывал на часы. Новых людей было по меньшей мере четверо: снайпер на крыше фургона, еще один с оружием занял позицию на земле (он нашел укромное место среди деревьев, но Зула его видела) и двое жилистых бородатых ребят, которые выглядели так, словно вернулись с долгой охоты на крупного зверя.
Трудились моджахеды кое-как, поэтому Шарджиль заставлял их поднимать задницы и работать. За час они до отказа набили несколько рюкзаков, непоместившееся примотали снаружи, рассовали по мусорным пакетам, сумкам-холодильникам и побрели в лес по тропе, которую разведал кто-то из более проворных членов группы. Дорожка вела вверх по склону мимо дощатых руин. Из-за крутого подъема, подлеска и грязи двигались невероятно медленно, но примерно через полчаса, хотя казалось, что прошло куда больше, они, вспотев, очутились на сравнительно ровном месте размером с бадминтонную площадку. Несколько хвойных деревьев обеспечивали маскировку сверху, но оставляли достаточно пространства, чтобы поставить палатки с навесами и развернуть спальники. Закир первым делом примотал свободный конец цепи к дереву посреди площадки, скрепил замком, развалился на синей пенке и бездельничал, пока Абдул-Вахаб не сделал ему замечание и не погнал работать. Зула утащила пенку и уселась на нее сама. До этого момента она старалась не проявлять интереса к цепи и замкам, чтобы ничем себя не выдать: полная апатия — хорошая маскировка, — однако теперь на нее никто не смотрел, и она стала поглядывать на ствол, к которому крепилась цепь. Во вселенной Зулы существовало два замка: массивный латунный, рассчитанный на непогоду (из рудничного поселка), и второй (из ящика с инструментами в пикапе): поменьше, из стали, с синим резиновым ободком по основанию, чтобы не гремел, когда ящик несут. У Зулы был к нему ключ. Некоторое время она носила его в кармане, но когда стало ясно, что вскоре что-то начнется, Зула потеряла сон, опасаясь, не обыщут ли ее и не отберут ли ключ. Поэтому однажды она намочила тампон, подождала, пока тот разбухнет, сунула в него ключ, а тампон — себе в задний проход. Там он теперь и находился.
Цепь на дереве смыкал большой латунный замок. Тот, что висел на шее, Зула не видела, но дотягивалась до него и нащупывала резиновое основание. Открыть этот замок она могла.
Создавая персонажей для богатых ленивых буржуев, «Голда шу» с именами не заморачивались и составляли их из слов, взятых то ли из спама, то ли из результатов случайного поиска в Гугле, — по крайней мере так Чонгор объяснял себе, почему бродит по Т’Эрре в обличье толстого купца по имени Скидка Лотерея. Сменить имя и сбросить вес разрешалось — за умеренную плату, — однако Чонгор понимал, что, если уступить соблазну и начать возиться с этой ерундой, несколько часов уйдет впустую. Пока же один только банальный навык перемещения по миру требовал полной сосредоточенности.