Эффект тентаклей

— Вот и хорошо.

— Осталось найти повод съездить… куда — в Спокан?

— Или в Элфинстон. Или к Ричарду в шлосс. Там много чудесных мест всего в дне пути.

* * *

Оливия была тронута приглашением на встречу трех братьев, пока не поняла: Ричард кто угодно, только не сентиментальный болван и раз приглашал, значит, имел свой расчет, — после чего лишь изображала, что тронута. Фортрастам Оливия сказала, что у них, очевидно, есть о чем поговорить без посторонних, а ей надо бы взяться за расследование. Затем распрощалась с тремя братьями у книжного магазина и вернулась в здание ФБР, к своему Североамериканскому гамбиту.

Оливия засиделась допоздна, ожидая, когда в Лондоне настанет утро, чтобы посоветоваться с коллегами и подкинуть им пару идей, которыми те могли бы заняться, пока она спит. Зазвонил телефон, на экране высветилось «Ричард». «Хочу узнать, как дела», — пояснил он. Затем последовала неловкая пауза. Тут Оливия поняла: Ричард в самом деле хочет узнать, не накопала ли она за последние несколько часов новых зацепок, не нашла ли хоть намека на надежду. Ей оставалось лишь бормотать официально-трескучее «тщательно изучаю», «расширяю зону поиска» и «рассматриваю даже самые незначительные детали». Если эти фразы нравились Ричарду так же мало, как самой Оливии, то даже удивительно, отчего он до сих пор не попросил у брата пистолет и не закончил свои мучения на месте.

Ричард рассказал, как они весь день просидели в квартире, предаваясь унынию, «выносили друг другу мозг» и, чтобы не тратить время зря, решили утром лететь прямиком в Элфинстон и выносить друг другу мозг уже там, среди красот шлосса Хундшюттлер. Оливия, которой понравились посиделки в баре лазурных воротничков, пожалела, что больше не увидится с Ричардом. Однако ее начали заваливать данными из тех самых «ресурсов» от вашингтонских «суперпрофи», а поскольку весь вчерашний день она в основном жаловалась (хоть и сдержанно), что дело стоит, то теперь не могла отлучиться на кружечку пива с не имевшим прямого отношения к расследованию мистером Фортрастом.

Следующие сутки пролетели незаметно — видимо, потому, что она трудилась или, как лазурные воротнички, изображала пародию на труд, а когда работаешь, время бежит быстро.

Начальство в МИ-6 требовало ежедневных отчетов о том, как продвигается САГ, и перед сном Оливия написала отчет, совершенно без удовольствия. Весь день она, если судить по формальным меркам, вроде бы «продвигалась»: читала и отправляла электронные письма, просматривала базы данных, ставила галочки в списке дел, изучала снимки. Но поскольку ничто из этого не помогло найти ни самолет, ни даже свидетельств того, что он вообще пересек границу США, продвигалась Оливия в обратном направлении. Еще день таких «подвижек» — и на САГе можно ставить крест и возвращаться в Лондон.

Теперь она лежала на гостиничной кровати, уносясь мыслями к северу, на сотню миль за канадскую границу.

Как будто все уже обсудили. Каждый знает: Канада ошалеть какая большая, — но по-настоящему это понимаешь, лишь внимательно рассмотрев карту. Одна Британская Колумбия — как восьмая часть континентальных Штатов. Тем не менее придумать логичную версию, почему Джонс, располагая личным самолетом, решил сесть именно там, не удалось. Все понимали (не желая обидеть Канаду и считая ее совершенно чудесной страной), что для человека вроде Джонса в ней нет ничего заманчивого. Если бы Канада продавала оружие Израилю или обстреливала Пакистан с беспилотников, он с удовольствием вдарил бы по Си-Эн Тауэр или взорвал машину у хоккейного стадиона. Однако при нынешнем раскладе у Джонса только два варианта: пробраться в США либо выставить себя на посмешище.

Вариант с погранпунктом совершенно исключен: Джонсу пришлось бы искать обходной путь. Если же он летел на юг ниже радаров либо пристроившись к пассажирскому лайнеру, то садиться в Канаде — полный абсурд.

Но, но, но. Планы не всегда срабатывают. Неправильно приучать себя к мысли, что Джонс — супермен. Вдруг кончилось топливо? Вдруг что-то стряслось в полете и маршрут урезали? Обе гипотезы разумны. И обе превращают САГ в набор догадок. Любой толковый аналитик из ЦРУ или МИ-6 может целый год выстраивать вероятные сценарии, ни один из которых нельзя опровергнуть. И пользы от них столько же: ноль.

Наступала пятница, ее третий и, как догадывалась Оливия, последний день в Сиэтле. Фэбээровцы и вашингтонские аналитики с удовольствием поработали бы и в выходные, однако утреннее письмо из Лондона ясно давало понять: если к концу дня она не раскопает хотя бы крохотное свидетельство в пользу САГ, ее талантам придется искать иное применение.

В Ванкувере у Оливии оставались знакомства по линии разведки: славные люди, с которыми она пила чай в университетские годы во времена «шпионского Диснейленда». Она связалась с ними и начала осторожно окучивать на предмет УСАГа — Укороченного Североамериканского гамбита — и, не получив явного отказа, стала продавливать свою идею. Обманывала Оливия налево и направо. Канадцам говорила, что янки отказали их разведке, поскольку на их, американский, взгляд, к северу от границы нет ничего важного; британцам же постоянно рассказывала о дико умных американских аналитиках и фантастических технологиях, с помощью которых те ищут доказательства.

* * *

Под бескрайним голубым небом, где резвым кучевым облакам привольно устраивать салки и чехарду, к югу скользила лодка с двумя балансирами. Вдоль борта журчала вода, а время от времени острый нос лодки, зависнув над гребнем, звонко шлепал о подошву волны. Береговая линия постепенно становилась все более обжитой. В рисунок холмов вклинивались радиомачты и редкие деревеньки: мозаика пестрых навесов у самой воды, — а перед ними прямо в море большие гнезда из тонких коричневых жердей, протянутых между хлипкими сваями и увешанных гирляндами зеленых рыбацких сетей. Леса на вершинах холмов были варварски вырублены, вместо деревьев остался тонкий слой бурой растительности, который вспарывали овраги, замазавшие некогда белые пляжи грязью цвета дерьма. Когда о не тронутых человеком участках берега не осталось даже воспоминаний, лодка обогнула бурый каменный мыс — небольшой полуразрушенный выступ в форме сжатого кулака — и взгляду открылся довольно крупный город.

В нескольких милях впереди вдоль изогнутого дугой берега тянулись здания — некоторые в восемь этажей. Путешественники уставились на них так, словно всю жизнь провели в джунглях. Ближе, у самой воды, кучковались уже привычные домишки и стихийные рынки. Их ряды разбивал большой пирс, уходивший в море. Его стальные пролеты начинались у здания, которое, очевидно, служило паромным причалом; очевидно для Юйси и Марлона — в их части света такие повсюду, — и даже для Чонгора, выросшего в стране, не имеющей выхода к морю. К причалу вела широкая дорога, забитая сейчас автобусами и машинами. Лодочник указал на море: с юга, грохоча, приближалось массивное судно в клубах черного дыма — паром из Манилы. Стало понятно, к чему здесь столько транспорта.

Экипаж свернул паруса, лодочник запустил мотор, и через пару мгновений лодка вспорола носом песок на берегу. Со всех сторон налетели местные мальчишки — от почти младенцев до подростков — и устроили целое представление, радостно изображая готовность помочь в надежде подзаработать. Марлон, Юйся и Чонгор спрыгнули в теплую воду, доходившую им до колен, и доплюхали до берега, где команда лодки устроила бесконечную церемонию прощания: улыбалась, пожимала руки и кивала до тех пор, пока не причалил паром. Наконец путешественники вырвались, прошли по пляжу в компании восторженных юнцов, вскарабкались на невысокий волнолом из разбитых бетонных глыб и очутились на мостовой у причала. Здесь было градусов на десять жарче, у всех выступил пот. Впервые за несколько недель носы путешественников почуяли людное место: угольный и табачный дым, дизель, чеснок и канализацию. Марлон спросил, не пойти ли им на паром прямо сейчас и не уплыть ли в Манилу, откуда он мог бы связаться с братьями. Однако по расписанию паром отчаливал лишь через несколько часов, а к югу отсюда у берега виднелась цепочка зданий, чрезвычайно похожих на отели. Никакого плана у них не было, спешки тоже; путешественники решили доехать автобусом до гостиницы, снять номер, который здесь обойдется явно дешевле, чем в столице, и заодно поискать интернет-кафе, а там, если верить Марлону, раздобыть столько денег, что хватит и на номер в Маниле, и на перелет первым классом куда вздумается. Они слились с потоком людей, приплывших на пароме — всего человек двести, — и стали выяснять, какой автобус им нужен.

Среди пассажиров оказалось гораздо больше белых, чем можно было ожидать в провинциальном городишке, — все, очевидно, направлялись в прибрежные гостиницы. Многие вели себя так, словно тут уже не в первый раз и знают, куда идти. Шли они, что неудивительно, к самому большому автобусу. В транспорт поменьше — разукрашенный, собранный вручную из деталей фургонов и автобусов — садились только филиппинцы. Чонгор уловил английскую речь, протолкался вперед, догнал говорившего и спросил, довезет ли автобус до гостиниц. Мужчина обернулся, внимательно оглядел Чонгора с ног до головы и несколько прохладно сообщил, что довезет. Чонгор кивнул Марлону, голова и плечи которого возвышались над туристами, тот передал информацию затерявшейся в толпе Юйсе, и они поднялись в автобус.