Эффект тентаклей
Шрифт:
В Советском Союзе, когда Соколов был еще ребенком, в журналах и по телевизору постоянно рассказывали, до чего трудно живется при капитализме. Корреспондент ехал в какой-нибудь убогий райончик в Аппалачах или Южном Бронксе, делал несколько мрачных снимков, записывал, а то и сочинял, не менее мрачные истории из местной жизни и собирал из них репортаж, который должен был объяснить советским людям, что в СССР не так уж все и плохо. Никто, конечно, не принимал эту пропаганду за чистую монету, однако даже самые отъявленные скептики полагали, что такие истории на пустом месте не возникают. Да, уровень жизни на Западе, наверное, выше. Хотя бывает, что и ниже.
Соколов наблюдал обе эти крайности на протяжении часа, пока добирался от «Голден-Гарденс» до Игоря. От забитой
Он сошел за одну станцию до аэропорта и мили полторы топал как раз по такому району. Телефоном Соколов еще не обзавелся, но прикупил в центре карту, а адрес Игоря был у него в записной книжечке, с которой он не расставался с самого начала приключений.
Дом стоял в тупичке; за ним поднималась насыпь скоростного шоссе, заросшая ежевикой и плющом, — этот ковер уже задушил несколько деревьев и подбирался к навесу на заднем дворе. Однако дом Игоря и его приятеля Влада выглядел куда приличнее соседних. На подъездной дорожке стояли две машины: обе на ходу, мхом не заросли. Мусор на веранде тут не хранили и принимали серьезные меры предосторожности: передние окна забрали крепкой стальной сеткой, а на дверь поставили замки понадежней.
Страх Игоря поначалу вызвал в Соколове лишь некоторое недовольство: досадно терять время на такие заминки, — но нельзя же винить человека за предусмотрительность. Соколов вынул из кармана руки и показал пустые ладони.
— Только на пару часов. Потом я уйду. Совсем.
Являться именно сюда — решение как минимум спорное. Соколов обдумывал его всю дорогу на контейнеровозе.
Однако надо же было куда-то идти и чем-то заниматься. На жизнь он зарабатывал единственным способом: как консультант по безопасности. Соколов свободно говорил только по-русски и имел российский паспорт, а это сужало поле его возможной деятельности. Как вариант: вернуться в Россию и уйти в леса, где до конца дней валить деревья и охотиться на оленей, но он привык к большим городам, солидным зарплатам и, по-другому не скажешь, к уважению за то, кто он такой и чем занимается. Большинство его клиентов совершенно не походили на Иванова, да и сам он работать на людей вроде Иванова больше ни за что не станет. Однако крайне неприятные события последних недель следовало объяснить и владельцам обчищенного Ивановым общака, и семьям ребят, которых убил Джонс. Соколов не сомневался, что все это можно объяснить. Хозяева общака, в сущности, люди разумные и ценят, когда к ним проявляют уважение. В случившемся с Уоллесом и Ивановым они уловят своего рода поэтическую притчу о справедливости. Иванов получил ровно то, чего хотел: погиб, пытаясь вернуть общак. Прекрасная назидательная история: смотрите, какая кара настигает того, кто крадет доверенные ему деньги. Она точно сработает — стоит только изложить ее тем, кого предал Иванов.
А вот простят ли Соколова — трудно сказать. Гарантий нет. Впрочем, шанс есть, если действовать так, как он задумал. Если же скрываться и бегать от этих людей, они решат, что их не уважают, и станут относиться к нему куда подозрительнее.
К такому выводу Соколов пришел во время первой половины путешествия через Тихий океан. Встал вопрос, как с этими людьми связаться. Просто позвонить из первого же таксофона на берегу — неосмотрительно. Это значит продемонстрировать, что он в отчаянии.
А сесть в автобус и поехать прямиком к Игорю — вполне разумно, поскольку человек отчаявшийся так не поступит. Тем более тот, кому есть что скрывать: очевидно же, что от Игоря поползут слухи о возвращении Соколова. Нет, это хороший
способ спокойно сообщить тем, кого предал Иванов: «Я жив, выбрался из Китая. От вас не убегаю, и скрывать мне нечего. Выйду на связь, как только немного сориентируюсь».В каком-то смысле визит к Игорю — ни к чему. Соколову хватает денег и на мотель, и на автобусный билет. Просто зашел в гости к знакомому.
Однако Игорь почуял, что все это как-то не складывается, и потому так занервничал, так насторожился.
Тем не менее Соколова он впустил. Все трое очень натянуто поздоровались и засели на кухне за стол, на котором валялись русские газеты, стояли недопитые кружки с холодным кофе и грязные тарелки из-под хлопьев. Сквозь сетку на окнах пробивался тот самый характерный для этой части планеты зябкий серебристый свет, при котором видно все, хотя прямо он ни на что не падает.
— Я только что спрыгнул с контейнеровоза из Китая, — сказал Соколов. Если Игорь не будет разбалтывать все подробности, то пусть хотя бы станет известно, что именно по этой, а не по какой-то другой причине Соколов пропал на целых две недели. — Ни Интернета, ни телефона. Вообще никакой связи.
— Уже звонил кому-нибудь?
— У меня нет телефона. Говорю же: я в прямом смысле спрыгнул с этого гребаного корабля и сразу поехал сюда.
— То есть ты не знаешь, что происходило в последние две недели.
— Последние три. Из Сямыня мы тоже не очень-то выходили на связь.
— Ну тогда сейчас — самое время. Многие ничего не понимают. Злятся.
Соколов ухмыльнулся:
— С тобой, похоже, побеседовали.
— Я уже думал, я труп, — бесстрастно сказал Игорь. Соколов глянул на Влада, надеясь, что тот втянется в разговор, но Влад — тощий, чуть моложе Игоря, с длинными нечесаными волосами, — задвинув стул в угол кухни, теперь сидел, сунув руки в карманы свободной кожаной куртки, как бы намекая, что из карманов на Соколова кое-чего направлено. Когда вламывались в дом к Питеру, Влад был лишь на подхвате, но, по сути, оказался замешан одинаково с остальными. Соколов подозревал, что Влад сидит на метамфетамине.
Прямо над домом пронесся самолет из аэропорта Сиэтл-Такома, заставив их на время умолкнуть.
— По мне, так вроде живой, — ответил наконец Соколов.
Игорь кивнул.
— Устроили что-то вроде расследования — как еще это назовешь? Кое-кто хотел знать, куда сбежал Иванов и что натворил. Подозревали всех. Я пробовал объяснить насчет Уоллеса, насчет вируса. — Игорь пожал широченными плечами — будто бочка упала с грузовика. — А что я в этом понимаю? Пересказал что слышал: китайский хакер, «Т’Эрра», Зула. Попытался как-то все это увязать. Через некоторое время они успокоились.
— Именно. Как я и предполагал. Успокоились, когда им объяснили. Ты поступил совершенно правильно, — сказал Соколов не столько для Игоря, сколько для тех, кому их разговор станет известен позже.
Он решил не дожидаться вопроса, написанного на лице Игоря, и сообщил:
— Теперь это моя забота.
— Отлично.
— Самое главное, чтобы я добрался до них, не вляпавшись в проблемы с миграционной службой или с полицией.
— Да, понимаю.
— Поэтому я и пришел. Беспокойств не доставлю. Мне надо только принять душ, перекусить, собраться с мыслями — и меня нет.
— Деньги нужны? — подозрительно спросил Игорь.
— Да нет.
Игорь успокоился.
— А то могу дать.
— Как я уже сказал, мне надо несколько минут, чтобы собраться с мыслями. Пересчитаю, сколько у меня осталось, и, может, попрошу.
— Душ — там, — указал Игорь одними глазами.
Пол в доме был рыхлый, неровный — видимо, подгнивший и подточенный насекомыми. Дверную коробку ванной скособочило в параллелограмм, а хлипкая дверь осталась прямоугольной; Соколов смог закрыть ее, только как следует навалившись, потом запер на крючок, который поставили, когда врезной замок перестал работать. Похоже, как раз из ванной по всему домишке и тащило грибковой плесенью. Соколов включил душ и задернул занавеску, чтобы вода не лилась на пол. Потом, не раздеваясь, сел на унитаз прямо за дверью, вынул «макаров» и дослал патрон. Маловероятно, что Игорь вдруг выбьет дверь, а Влад станет наобум палить в душ, но не исключено. Тогда обидно будет оказаться неготовым.