Эффект тентаклей

— Но эти ребятки — со мной. Я не могу их бросить.

— Весь внимание.

— Я-то ладно: сел в такси и поехал в аэропорт. А они, если у них есть хоть капля мозга, попросят убежища. Вот это в самом деле будет ад.

— Угрожаешь?

— Пытаюсь объяснить, что они уже здесь и отправлять их обратно в Китай я не намерен. Либо они летят со мной, либо разбивают лагерь у тебя под носом и просят убежища. А насчет Интернета эти ребята очень ушлые.

Фредди застыл. И даже слегка вспотел.

— Если бы я тебе угрожал, — продолжил Шеймус, — я бы давил на больное.

— Например?

— Абдулла Джонс убил кучу твоих людей.

— Твоих людей, Шеймус.

— Ты выше меня рангом. Приказы отдавал ты. Давай считать, что это наши люди. Я знаю, где Джонс. Я мог бы его поймать, если бы не мои сирые.

— Серые?

— Сирые, сирые. У меня свита из двух китайских бомжиков и одного не совсем бомжеватого венгра. То есть взяться за Джонса я не могу. И это твоя вина.

— Ты усложняешь, — сказал Фредди, немного поразмыслив. — Надо лишь найти способ посадить их в самолет в Маниле и высадить в США так, чтобы их не сцапали миграционные службы.

— Для начала сойдет, — согласился Шеймус. — С деталями разберемся потом.

— Жаль, что их нельзя отправить военным рейсом.

— Чем он так хорош?

— Тем, что взлетает с местной авиабазы и садится на базе в Штатах. Военные, конечно, тоже проверяют документы, но с ними разрулить было бы проще.

— Разрулить?

— В каком-нибудь Сиэтл-Такоме, чтобы отвлечь миграционную службу, пока ты тайком ввозишь двоих китайцев без документов, мне пришлось бы поднимать на ноги тучу народу из нескольких госслужб. Они стали бы тянуть резину, возмущаться и в итоге все бы запороли.

— Я думал, ты хорошо это умеешь — устраивать презентации в «Пауэрпойнте», согласовывать.

— И сумею, если ты дашь мне факты. И время. Но с военными было бы проще.

— А сколько стоит снять частный самолет?

— Откуда я знаю? Я похож на человека, который арендует бизнес-джеты?

— Ты — нет. А Марлон похож.

— Кто такой Марлон?

День 20

После того как главный отряд уехал на юг, число палаток в лагере заметно уменьшилось (осталось две, не считая Зулиной одноместной), а степень загрязнения территории твердыми бытовыми отходами заметно выросла. Утром в горячке сборов бумагу и полиэтилен от закупленного в дорогу бросали прямо на землю. Теперь мусор гоняло по лагерю ветром, и значительная его часть застряла в кустах и на деревьях. Зула думала, что, наверное, глупо с ее стороны возмущаться таким надругательством над природой, памятуя, сколько людей террористы намерены убить и сколько уже убили.

Ершут и Джахандар всю вторую половину дня спали, то ли из-за раннего подъема, то ли из-за предстоящего ночного дежурства.

Пока они спали, Зула резала баранину на кебабы. Саид читал и молился, Закир расстелил на солнышке туристскую пенку и, лежа на ней, то пялился на Зулу из-под полей шляпы, то храпел. Когда он храпел, Зула складывала отрезанные кости, жир, а порой и просто куски мяса в бумажные магазинные пакеты и бросала в направлении палаток. В настоящем скаутском лагере это повлекло бы за собой расследование масштабов Салемского процесса над ведьмами, но тут никто не должен был заметить, кроме диких зверей. В прошлые ночи медведи не приходили — туристы здесь останавливались редко, а звери не ходят туда, где их не прикармливают.

Разбрасывая приманку, Зула спорила с собой, правильно ли поступает. Если ее не казнят до заката, надо бежать и без помощи местного сообщества Ursus arctos horribilis [315] , и уж точно она не намерена сидеть всю ночь, сжимая ключ от замка в потном кулачке и дожидаясь медведей. Если медведи и придут, неизвестно, будет ли лучше: может, они создадут шумовое прикрытие для побега, а может, только перебудят моджахедов и те раньше ее хватятся. А если они настроены есть людей, то Зула для них ничем не хуже террористов. И все равно она разбрасывала пакеты, поскольку ей нравилось так выражать презрение к своим тюремщикам.

315

медведя гризли (лат.).

День тянулся бесконечно. Моджахеды проснулись, когда солнце было еще на ладонь от хребта Селькирка, и принялись околачиваться возле кухни, как всегда делают голодные люди, рассчитывающие, что готовить будет кто-то другой. Зула показала им приперченные и нанизанные кебабчики, потом дала понять, что на углях они получатся гораздо вкуснее, чем на походной печке. Вскоре Ершут и Саид уже отправились за дровами.

Они шарахались по лесу с таким шумом, что Зула не сразу обратила внимание на тихое похрустывание сосновых иголок и шорох раздвигаемых кустов, а когда обратила, то поняла, что слышит их уже довольно давно. Ей подумалось: «Что это Ершут ползает как улитка? Не много дров он таким манером наберет». Тут она увидела, что Ершут в обнимку с кипой хвороста выходит из лесу по другую сторону поляны. Тогда это Саид? Но Саид вышел почти сразу за Ершутом.

Значит, псих Закир подкрадывается к ней сзади? Но зачем? Она прикована к дереву. Она уже и так попалась.

Джахандар устраивает себе новый снайперский пост? Нет, он с пустой канистрой для воды ушел в сторону Блю-Форка.

Значит, все-таки Закир.

Две минуты спустя, подбрасывая ветки в почти прогоревший костер, Зула услышала треск открываемой «молнии» и увидела, как Закир вылезает из палатки: судя по всему, он залез туда, чтобы надеть что-нибудь потеплее. Готовился к вечерней прохладе, тем более что солнце уже и впрямь багровым шаром уползало за хребет.

На миг Зула очень взволновалась, решив, что это спасение. Канадская полиция выслала снайпера с заданием проникнуть в лагерь до того, как начнется атака с вертолетов. Исходя из этой ложной гипотезы она не оборачивалась и вообще не выказывала никого интереса к тому, что происходит за спиной.

Позже, когда дрова между двумя бревнами прогорели до углей, она тряхнула головой, стыдясь, что наивно убедила себя в такой глупости. Никто ее не спасет. Надо спасаться самой. И, наверное, так даже лучше. В ночном лесу она, возможно, выживет. В автоматной перестрелке посреди лагеря, прикованная к дереву, — точно нет.

Главный вопрос, впрочем, так и остался без ответа.

Зула позволила себе обернуться на лес. Никто из моджахедов не обратил внимания — им всем было на нее плевать.

Однако она ждала слишком долго. Солнце село за горы, и от костра сейчас было больше света, чем от неба. И все же Зула, повернувшись спиной к огню и закату, терпеливо вглядывалась в кромешную темень, ждала, когда привыкнут глаза.

Она ничего не видела. Ничего там не было.

И тем не менее что-то ее тревожило. После всего, что она натерпелась от людей, разве можно бояться живой природы? И все-таки Зула боялась чего-то в лесу. Не на разумном уровне типа «только бы Джонс не приказал им меня убить», а на куда более глубинном.