Эффект тентаклей
Шрифт:
Зула очнулась первой. Ричард услышал сопение и понял, что она пытается говорить, поэтому чуть ослабил объятия. Она подняла к нему лицо. Чудо. До конца жизни, видя ее лицо, он будет называть это чудом.
Ее губы двигались.
— Что? — спросил Ричард.
— Чет над водопадом. Он тяжело ранен.
— Черт! Ты же знаешь, нам надо предупредить Джейка.
— Да, знаю. Просто говорю.
От обиды, что Додж и не подумал вернуться к Чету, голос у нее стал почти как у Муз-Мстительниц.
— Эти суки в него стреляли? — Ричард мотнул головой в сторону обрыва.
— Другие суки.
— Ты найдешь отсюда дорогу к дому Джейка?
Зула на мгновение сникла.
— Думаешь, надо разделиться? Мне бежать к Джейку, а ты пока вернешься и глянешь, как там Чет?
— Просто предложил. Я знаю короткий путь, мне это быстрее.
— Думаю, иначе никак, — шепнула Зула, и Ричарду показалось, что она снова заплачет. Не так, как в первый раз. Тогда она рыдала от долго сдерживаемых чувств, теперь готова была разреветься от одиночества и беспомощности.
— Только… — начала Зула и тут же умолкла, смутившись того, что собиралась сказать.
— Я должен рассказать обо всем на семейном сборе.
— Да.
— Рассказать, что ты не сломалась в Сямыне, не сломалась за последние две недели и в одиночку побежала предупредить остальных.
— Да. А значит, ты должен остаться в живых.
— Кто-нибудь из нас обязан остаться в живых, — уточнил Ричард.
— Верно, — согласилась Зула таким тоном, будто он подал дельную мысль на производственном совещании. — И ты справишься. Ты всегда справляешься.
— Трудно обещать. Но я буду стараться, потому что очень хочу рассказать миру твою историю.
— Не такая уж она и особенная.
— Чушь. Слушай. Чет умирает. Эти суки идут к дому Джейка. Мы должны сделать что решили, даже если это жалкий пустяк, о котором мир хороших и честных людей никогда не узнает. Верно?
— Да. — Зула выставила руку ладонью вперед.
Ричард упер свою ладонь в ее, и они на мгновение сплели пальцы.
— Для меня ты всегда была немножечко героиней.
— А ты всегда был моим… моим дядей.
— Спасибо.
— До скорого.
— Беги. И помни: в случае чего достаточно разрядить магазин в пределах слышимости от дома. Джейку и его психам много не надо.
— Ясно.
Зула повернулась к нему спиной, сделала несколько шагов и перешла на бег.
— Ты, наверное, уже и без того догадалась, — крикнул вдогонку Ричард, — но я тебя люблю!
Зула робко обернулась через плечо и побежала дальше.
Ричард увидел Чета за милю: тот лежал, распластавшись на валуне словно парашютист, у которого не раскрылся парашют. По камню струйкой стекала кровь. В руке у Чета было что-то непонятное. Ричард прибавил шаг — склон здесь шел вверх, и казалось, подъем не закончится никогда. Постепенно он рассмотрел, что там за странная вещь. Бинокль.
Все-таки не зря он столько занимался на эллиптическом тренажере. Любой другой толстяк его возраста уже давно бы отдал концы. У Ричарда было чувство, что он обливается потом сколько себя помнит.
Он вполне уверил себя, что Чет мертв, когда тот шевельнул рукой, сел и поднес к глазам бинокль. Ричард едва не заорал, как всякий, кто видит ожившего мертвеца. Ему почти что расхотелось подходить ближе, однако долгий подъем по глыбовой осыпи позволил одолеть первобытные страхи.
—
Привет, — сказал Ричард с десяти футов.Чет снова лег и некоторое время не двигался.
— Додж. Ты пришел.
— Ты вроде бы удивлен?
— Просто я знаю, что ты очень занятой человек.
— Для тебя у меня время всегда найдется. Мог бы уже усвоить.
— Спасибо. Я ценю. Всегда ценил.
— Перестань так говорить.
— Да ну, Додж, ты ж видишь — я не жилец.
— Ты один раз уже умирал — на кукурузном поле. Помнишь?
— Не-а. У меня была амнезия. Забыл?
Чет хохотнул, и Ричард улыбнулся в ответ.
— Тогда-то, — продолжал Чет, — я и понял про параллели с меридианами. Что мы живем на шаре. Параллели идут себе и идут. Меридианы загибаются к полюсам, так что начало и конец у них общие. Когда «Наутилус» — первая атомная подлодка — достигла полюса, экипаж послал телеграмму. Знаешь, что в ней было?
— Нет, — соврал Ричард, хотя сто раз слышал, как Чет рассказывает Паладинам Септентриона эту историю.
— «Девяносто градусов северной широты». Понимаешь, они не указали долготу, потому что там все меридианы сходятся. Они были на всех меридианах и ни на одном. Это сингулярность.
Ричард кивнул.
— Рождение и смерть, — сказал Чет, — полюса человеческой жизни. Мы как меридианы — начало и конец у нас общие. Мы расходимся от начала и движемся каждый своим путем через озера, моря, пустыни и горы. Но в конце мы все сойдемся, и этот конец будет очень сходен с началом.
Ричард кивал, боясь, что, если заговорит, голос его не послушается.
— Ты знаешь, где мы? — спросил Чет.
— Где-то довольно близко к границе, — выдавил Ричард.
— Не просто близко. Глянь! — Чет вытянул руку, затем раскрытой ладонью описал над головой полукруг. Ричард, посмотрев сперва в одну, затем в другую сторону, увидел редкую цепочку геодезических знаков.
— Мы на сорок девятой параллели, — объявил Чет. — Мои ноги в США, а голова — в Канаде. — Судя по выражению лица, этот факт был для него чрезвычайно важен, так что Ричард снова кивнул. — Я перегораживаю границу. Их меридианы окончатся здесь.
— О ком ты?
Чет неопределенно махнул на север и протянул Ричарду бинокль. Тот уперся локтем в валун, навел окуляры на склон и подкрутил резкость. Невооруженным взглядом поверх бинокля он различил две движущиеся фигуры на расстоянии футов ста одна от другой. В бинокль стало видно, что оба — вооруженные темноволосые мужчины, похожие на моджахедов. Тот, что шел впереди, был плотного сложения, с автоматом через плечо. Второй, худощавый, нес за спиной винтовку. Снайпер.
— Арьергард, — сказал Чет. — Догоняют остальных. — Он хохотнул и закашлялся. Ричард примерно догадывался, что Чет отхаркивает, поэтому не стал на него смотреть. — Так спешат, что не оглядываются.
Ричард в удивлении отвел бинокль, и его немолодые глаза с трудом сфокусировались на Чете. Тот кивал в сторону склона. Ричард вновь отыскал моджахедов, затем перевел взгляд вверх и наконец различил что-то движущееся — трудно сказать, что именно, потому что оно сливалось с бурыми камнями, как капля глицерина перетекая с глыбы на глыбу. Ричард, не меняя положения головы, поднял бинокль. Наконец ему удалось разглядеть пуму, спускавшуюся по глыбовому развалу. В свете закатного солнца ее глаза горели как фосфор. Пума смотрела на спешащих по склону людей.