Эфиоп (Книга 1)

– А чего мы здесь стоим?
– вдруг вспомнил Гайдамака.
– У Элки всегда спирт есть! Идем, познакомишься, на нее можно положиться.

Отцу Павлу как-то не в настроении было ложиться на какую-то Элку, но спирт - это всегда хорошо. Купили хлеб и квашеную капусту. Вернулись, проверили - не явился ли новый негр?
– негра не было, но и окно в Европу почему-то оказалось закрытым. Стали соображать: закрывали они окно или нет? Выходило, что нет, не закрывали, но, может быть, ветер закрыл?.. Ладно, свалили вину на ветер и пошли звонить соседке. Когда Элка открыла дверь, у отца Павла дух захватило, будто он уже выпил спирту: Элка Кустодиева была похожа на полированный зеркальный буфет с дверцами, полками и разными отделениями, она была такой крупной, спокойной и домашней, что на нее в самом деле можно было положиться или что-нибудь поставить.

– Ага, за спиртом пришли, - сказала Элка.
– Не входите, батюшка, у меня грязно. Идите к себе, я сейчас принесу. Дверь и окно почему не закрыли? Все настежь, сквозняк, я вошла и закрыла.

Вот оно что! Вернулись к Гайдамаке, открыли окно и сделали у окна засаду. Элка принесла бутылку спирта и ушла за стаканами, луком и маслом. В окне видна была вся Европа - Стокгольм, Париж, опять же вид на Мадрид. Элка, плача, нарезала лук, заправила и полила капусту маслом. Стали пить. Элка разбавляла спирт водой, Гайдамака пил чистый и запивал водой, отец Павло спирт водой не разбавлял и не запивал. Поп стеснялся и говорил с Элкой о театре - Чехов, Сартр, Метерлинк, Ионеску, о каких-то стульях и носорогах, от. Гайдамаку так и тянуло прыгнуть в окно. Элка пошла за второй бутылкой, а в открытую дверь заглянула голова участкового инспектора Шепилова в милицейской фуражке и сказала:

– Привет, командиры! Пьете?

– Пьем, от, - ответил отец Павло, вопросительно взглянув на Гайдамаку.

– Люблю, - сказал Шепилов.

– Заходи, Шепилов!
– обрадовался Гайдамака.
– Ну напугал, я думал - опять негр.

Отец Павло раздумчиво произнес:

– ...и примкнувший к ним Шепилов.

– Верно, верно, батюшка, - хмуро улыбнулся Шепилов.
– "Антипартийная группа в составе Молотова, Кагановича, Маленкова и примкнувшего к ним Шепилова", - процитировал он.
– Люблю, когда знают историю и помнят мою фамилию. Куда фуражку-то снять, командир?

– Брось на диван.

– А где диван?

Дивана не было.

Шепилов повесил фуражку на дверную ручку, положил на стул милицейскую кожаную папку и сел на нее.

– Геморрой, что ли?
– спросил поп.

– Да, батюшка. Свербит. Не люблю. Работа такая. Сижу много, - ответил Шепнлов.

– Ты паспорт негру подписывал?
– спросил Гайдамака.

– Какому негру? О чем ты?
– не понял Шепилов, но Гайдамака не успел пуститься в подробности, потому что пришла Элка со второй бутылкой спирта:

– Привет, Шепилов! Примыкай к нам.

– Люблю. Не откажусь.

Шепилову рассказали о ходящем по воздуху негре. Он подошел к окну, потрогал раму, заглянул вниз.

– Ну, окно, - сказал он.
– Ну, в Европу.

Ему налили штрафных полстакана, по забыли предупредить, что спирт. Он выпил и задохнулся, надулся, выпучился, погнал соплю, чуть не выпрыгнул в окно. Били его но спине, наматывали на вилку капусту, заталкивали в рот.

– Не люблю. Предупреждать же надо!

Еще два захода, и спирт закончился - даже у Элки.

– Что я вам, цистерна?
– обиделась она на вопрос о дальнейшей бутылке.

Выпившая Элка была-таки похожа на цистерну, все посмеялись, она не обиделась.

Стали снаряжать Шепилова за водкой. С примкнувшим Шепиловым хорошо было пить - сегодня ему выдали два оклада с отпускными, а водку в "Гастрономе" он брал без очереди как участковый инспектор. Долго решали: сколько бутылок брать? Решили: две. Но отец Павло задрал палец в потолок и напомнил правило "последняя плюс одна". Это правило гласило, что "последней бутылки ВСЕГДА не хватает, и потому ВСЕГДА нужно покупать еще ПЛЮС ОДНУ, совсем последнюю", - то есть если решили взять одну, надо покупать две, если решили взять две, надо покупать три и т.д. Шепилов с Гайдамакой подивились мудрости отца Павла и согласились с ним. Элка сказала: "А ну вас к черту, я спать хочу" - и ушла спать. Отец Павло дернулся было пойти за ней, но удержался.

Шепилов вернулся быстро - с тремя бутылками водки и с тремя плавлеными сырками.

– Батюшка, а знаете ли вы апорию Зенона?
– спросил Шепилов, когда выпили первую бутылку.

– Знаю, - ответил отец Павло.
– Про Ахилла, который никогда не догонит черепаху, от.

– Тогда послушайте апорию Зенона в современном варианте, - сказал Шепилов.
– Как Ахилл никогда не догонит черепаху, так бутылка водки и плавленый сырок никогда не закончатся.

– Да ну?
– удивился Гайдамака.

– Ну да. Смотри, водка на двоих разливается в три стакана, а сырок делится на три части. По две части выпивается и съедается, оставшуюся третью часть водки и третий кусок сырка опять делят на три части. Опять выпивают и закусывают, оставшиеся водку и кусочек сырка опять делят на три части... И так до бесконечности.

– Га-га-га!
– захохотал поп.
– А ты умница, Шепилов!

– А на троих?
– задумался Гайдамака.

– Можно и на троих, но тогда водку и сырок надо делить на четыре части.

– Ну, математик!

ГЛАВА 20

ГРАФИНЯ Л. К.

Если, милая, захотите любить негра или арапа,

то не стесняйтесь, выписывайте себе негра.

Ни в чем себе не отказывайте.

Л. Чехов Бабье царство

В холодном небе над Севастополем кружили два африканских аиста, но Гамилькар впервые засомневался - какой национальности эти белые птицы с черными закрылками, офиряне они или русские? Он жевал апельсин, протирал руки апельсиновой кожурой, чтобы отбить стойкий запах ночной похоти, и разглядывал восходящее русское солнце. В Африке не бывает долгих рассветов. Африканское солнце, что поближе к экватору, всегда встает бодро, сразу, вертикально и непредсказуемо, как мужской половой потенциал, - раз-два и готово. У крымского же солнца был русский характер - здесь оно вставало медленно, нехотя, дрожа с похмелья, не зная, чем заняться днем. Уже светло, а солнце еще укрывалось облаками, показывая лишь красный краешек. Может быть, потом, к полудню, раскочегарится и придет в себя.

Гумилев оказался прав - сейчас в Севастополе толклась без дела целая Белая армия Александров, медведи тоже водились - одного драного и ours mal-lechel*1 Гамилькар увидел на цепи в балагане, и хотя снега в конце сентября не наблюдалось, но было так холодно, что белые мухи могли прилететь в любую минуту. Гамилькар не боялся снега, он видел его на Килиманджаро; более того, африканские слоны Ганнибала перешли снежные Альпы и ворвались в ненавистную Италию еще за два тысячелетия до русского Александра Суфороффа.

– Русский генералиссимус всего лишь повторил подвиг Ганнибала, - говорил Гамилькар и, чтобы не обидеть Гумилева, добавлял: - Но и вашему Суфороффу следует отдать должное, он тоже хорошо воевал в Альпах.

– Да, отдать человеку должное всегда следует, - соглашался Гумилев.

Гамилькар провел эту ночь с известной петербургской аристократкой графиней Л. К. (фамилия не называется по понятным причинам), вдовой известного всей России полковникам, героя Брусиловского прорыва. Гамилькар увидел и снял графиню вчера вечером под полковую музыку прямо на Приморском бульваре, чувствуя на себе удивленные и злобные взгляды русских морских офицеров. До драки не дошло лишь потому, что на толстую стареющую графиню никто не претендовал, а петербургские дамы ей даже сочувствовали: