Егерь: заповедник

Древняя самоловная снасть. Наверное, несколько тысяч лет назад люди, которые жили в здешней глуши, уже ставили такие вот жерлицы. Только леска у них была не капроновая, а сплетенная из конского волоса или сухожилий. И крючок костяной.

Берег чуть повышается. Слева от меня тянется густой и темный молодой ельник. Я сворачиваю к нему.

Елки растут густо, вплотную друг к другу. Между мохнатыми лапами тянутся тонкие серебристые нити паутины. Паутина кое-где уже порвана, обрывки нитей колышутся на ветерке. А земля под елками сплошь усыпана желтой опавшей хвоей.

Я наклоняюсь, поднимаю еловую лапу вверх. И вижу под елками россыпь веселых огненно-оранжевых шляпок.

Рыжики, целая поляна рыжиков!

Я надрезаю ножом ломкие полые ножки грибов. На срезе проступает едкий млечный сок.

К оранжевым шляпкам прилипли сухие хвоинки. Я счищаю их и отправляю грибы в берестяной короб.

Насолю грибов — будет зимой отличная закуска. Рыжики с кольцами репчатого лука, заправленные сметаной и подсолнечным маслом. Да с рассыпчатой отварной картошкой.

Объедение!

Согнувшись, я пробираюсь между елками. Приклад ружья цепляется за ветки, колючие хвоинки сыплются за шиворот. Я смахиваю их ладонью и все беру и беру грибы. Сколько же их здесь!

С радостью чувствую себя первооткрывателем. Сюда, в гущу этого ельника никто не заглядывал до меня. Можно сказать, что здесь не ступала нога человека.

Подбегает Бойкий, тычется холодным любопытным носом в ладонь. Я протягиваю ему на ладони рыжик. Пес нюхает и пренебрежительно чихает.

— Не нравится? — смеюсь я. — Ладно, гуляй.

Короб уже наполовину полон, а грибов меньше не становится. С сожалением останавливаю себя. Хватит, Андрюха, не жадничай. Пора идти дальше, а то так и проползаешь до темноты в этом ельнике.

Я затягиваю шнуровку рюкзака и выбираюсь обратно к берегу Песенки. Иду дальше и слышу характерный сухой треск, который разносится далеко по лесу.

Где-то выше по течению упало дерево.

При этом ни стука топора, ни визга пилы не было слышно.

Звук упавшего дерева подтверждает мою догадку.

А Песенка становится все уже. Теперь она больше похожа на широкий ручей.

Я иду медленнее, ступаю осторожно, чтобы не спугнуть тех, кто повалил дерево.

Прохожу еще метров двести и вижу их.

Бобры, целое семейство бобров. Выглядывая из-за елки, я вижу сразу троих. Упитанные звери в бурой блестящей шерсти, с широкими черными плоскими хвостами.

Бобры только что подгрызли и повалили довольно толстую осину. И повалили не кое-как, а так, чтобы она ветками упала в воду. Теперь двое орудуют длинными желтыми резцами, обгрызая ветки и сучья.

А третий бобр застыл у самого берега. Вытянулся столбиком и настороженно крутит головой.

Охраняет.

А чуть дальше я вижу огромную кучу веток. Эта куча полностью перегородила течение Песенки.

Бобровая плотина. Да какая основательная! Высотой чуть ли не в мой рост, широкая и плотно сложенная. Вода через нее еле сочится. Неудивительно, что ниже по течению Песенка обмелела.

Зато за плотиной река разлилась. Здесь у Песенки низкие топкие берега, каньон из красноватого песчаника начинается дальше. И теперь низкие берега затопило водой. Кое-где из воды торчат обгрызенные пни. Бобры уже давненько здесь поселились — вон, какое гидротехническое сооружение умудрились отгрохать.

Кажется — подумаешь, плотина. Просто огромная куча веток, что здесь такого. Но бобры строят свои плотины с умом. Тщательно выбирают место. Будто знают — как именно поднимется и разольется вода, можно ли будет в получившемся пруду устроить свои хатки для зимовки.

И попробуй-ка соорудить такую плотину без пилы и топора, одними зубами. Пусть даже зубы эти очень крепкие и растут всю жизнь.

На моих глазах бобер отгрызает ветку. Она падает в воду. Зверь хватает ее зубами, плывет и тащит ветку за собой. Пристраивает ее к плотине и возвращается за следующей веткой.

Осиновые ветки нужны бобрам не только для того, чтобы строить плотины. Этими ветками они питаются, запасают их на зиму, как люди запасают сено для коров и лошадей.

Из-за такой диеты у мяса бобров очень своеобразный вкус — как будто жуешь горькую осиновую кору.

Несколько минут я стою, не шевелясь. Наблюдаю за тем, как кипит работа. Потом поворачиваю голову.

Всего одно движение, но его достаточно. Бобер замечает меня и бьет по воде плоским хвостом. Далеко по лесу разносится громкий хлопок — словно плеснула большая рыба.

Это сигнал опасности.

Остальные бобры мгновенно бросают работу и ныряют в воду.

Все, спугнул я осторожных зверей. Теперь они спрячутся в норах и будут терпеливо ждать, пока я уйду.

А я подхожу к плотине. Любопытно же осмотреть пруд, который устроили бобры.

Глава 22

Я иду по воде. Непривычное ощущение.

На самом деле, воды по щиколотку. Но шагать трудно — рыхлая лесная почва размокла, и сапоги глубоко вязнут в жидкой грязи. Я вытаскиваю их с громким чваканьем. Это немного похоже на кваканье гигантской лягушки.

Чвяк!

Чвяк!

Квак!

Квак!

Деревья растут прямо из воды, и отражаются в ней. Мои шаги заставляют отражение дрожать и дробиться.

Тут и там из воды торчат кучи лесного валежника, похожие на острова. Стволы упавших деревьев наполовину скрыты водой. Они густо поросли ярко-зеленым мхом, похожим на губку.

По странной ассоциации я вспоминаю южные мангровые леса. Никогда не был в тропиках, но видел эти леса по телевизору. Там точно так же из воды торчат корявые стволы, с них свисают длинные седые бороды лишайников. А в темной воде водятся крокодилы.

Хорошо, что у нас крокодилов нет! Хотя, вот эта поваленная сосна — чем не аллигатор?

Тонкий полуистлевший ствол подворачивается под ногу. Нога скользит, я взмахиваю руками и чуть не падаю в воду. Успеваю ухватиться за корявую березку, которая на мое счастье растет рядом.

Ерунда какая-то!

Я уже метров на двести отошел от речки, а конца разливу не видно. Березняк сменяется чахлыми сосенками. Левая нога неожиданно проваливается чуть ли не по колено — оказывается, под водой уже не почва, а длинный болотный мох. Холодная струйка воды мгновенно течет за голенище, и я едва успеваю выдернуть ногу.